Два часа 10 минут музыкант госоркестра собирается на вечерний спектакль. Пьет пиво, жарит яичницу с беконом, ужинает, стирает и сушит носки, гладит брюки, бреется, моется, причесывается, завязывает бабочку. Высокий, интересный мужчина 35 лет, прямая спина, хорошо поставленный голос, ему бы офицерский мундир, а он на контрабасе играет.
Лив Ульман прилетела на I Рижский международный кинофестиваль из Штатов. Представила зрителям свой новый фильм «Фрекен Жюли», вручила Ивару и Майе Селецкисам почетную награду от «Большого Кристапа» (за пожизненный вклад в латвийское киноискусство), а на следующий день вышла на сцену Splendid Palace уже без всяких дел — чтобы немного рассказать о себе.
Три лилии лилии три на могиле моей без креста
Три лилии чью позолоту холодные ветры сдувают
Караоке — это когда музыка знакомая и слова бегут строкой, бери и пой. После спектакля «Караоке-бокс» который день пою (про себя пою, никого не пугаю) про три лилии. Музыка Шостаковича, слова Аполлинера, 14-я симфония, 4 часть — «Самоубийца».
У кошек девять жизней, у балетных как минимум две — до и после ухода со сцены, и обе даются нелегко. Регина Каупужа, завершив исполнительскую карьеру, стала хореографом и педагогом, что само по себе достижение. Но этим не ограничилась. В историю страны она войдет как основатель Латвийской гильдии балета и танца. А еще — как человек, сумевший организовать первый (и пока единственный) в Прибалтике международный конкурс артистов балета.
А ведь был вариант смотреть из девятого ряда. Нет, перестраховалась, пошла в ложу. Все потому, что предупреждали: в «Хануме» Рижского русского театра музыка — главное. Но это в Опере нашей чем ближе к небу, тем лучше слышно. В «Хануме», как потом (когда было уже слишком поздно и слишком громко) выяснилось, звук выстроен под партер. Ну и правильно. Сколько той ложи.
Грянули балалайки. Вышли на сцену женщины в сарафанах и платочках, мужчины в лаптях и косоворотках. Три часа разыгрывали пьесу Льва Николаевича Толстого – серьезно, вдумчиво, с почтением к знаменитому тексту... Можно ли было ожидать чего-то подобного от Нового Рижского? Конечно. Здесь любят классику, бесстрашно облекают ее в плоть при помощи подробных декораций, костюмов, париков и грима. Неожиданностью было то, что на пользу спектаклю, поставленному Гатисом Шмитсом, все это не пошло.
«Что ставит Херманис?» Куда ни приедешь, именно с этого начинаются расспросы о латвийском театре. Теперь, по счастью, есть четкий ответ. Херманис ставит Ильфа и Петрова. Андрис Кейшс играет Остапа Бендера. Гундар Аболиньш играет Кису Воробьянинова. Гирт Круминьш играет отца Федора. Мечта, а не состав. Впрочем, у Херманиса в труппе на любое название найдется состав мечты. Гарантирует ли это успех? Не всегда. Шеф Нового Рижского недаром говорит, что перенос «Двенадцати стульев» на сцену сродни самоубийству. Премьера назначена на 7 декабря.
Какие они все-таки красивые, Ардан и Депардье (да-да). И как хорошо, что они сидели на на некотором отдалении от людей с диктофонами и камерами. Что вошли в конференц-зал не сквозь живой коридор, а через отдельный вход и точно так же исчезли после встречи. Звезды, они звезды и есть: на все вопросы ответят обстоятельно и дружелюбно, будут, где надо, серьезными, где надо – смешливыми, но дистанцию между собой и остальным миром удержат железной рукой.