Открытие книги: Москва — Непетушки 

Обратите внимание: материал опубликован 2 года назад

Можно ли за 13 дней доехать от Москвы до Байкала на электричках? Можно — если вы писали дипломную работу по «Москве — Петушкам» Венедикта Ерофеева и решили по-настоящему заслужить, даже выстрадать право на визит к самому глубокому озеру на планете.

КНИГА

(Эксмо, 2021)

Обложка не обманула: перед вами действительно travel story, однако классической «истории путешествия» здесь меньше обычного. Да, вы будете попадать из пункта А в пункт Б, а после — в место следующей пересадки героя; будете выходить с ним в очередной город — если позволит расписание электричек, и в конце концов действительно попадете на Байкал. Но все же эта книга — не об остановках в дороге: она — о пользе расстояний между пунктами, об осмысленном времени, о пути не к сибирскому озеру, а к новому себе. Потому что «нырнуть в ту самую мистику позднесоветской романтики электрических поездов — не такая уж и простая задача… Погружение происходит долго и возникает только после отречения от привычных норм твоего существования».

Задумка была простая — «сидеть на месте, общаться с пассажирами и созерцать», потому что «только потом уже можно будет набить на руке сюжет из «Москва — Петушки» в честь Венички. А пока не заслужил». Но времена изменились — Веничка писал о том, чего больше нет: «к концу десятых годов электрички стали перестраиваться в формат роскоши... исчезли те самые образы попутчиков и модели их поведения, о которых мы читаем в литературе. Например, большими компаниями уже никто не ездит… Теперь и пить нельзя — выгоняют».

Ясно, что соперничать с Венедиктом Ерофеевым никто не собирался: написать лучше нельзя, а вот продолжить опыт, обогатив его собственными обобщениями, — почему нет?

Пером автор владеет — мы улыбаемся его удачам вроде «мерзнуть начал с носа». И он идет «куда глаза глядят. Зачем-то они глядели на метровый знак «Я люблю Киров», а мы за ним — с явной охотой. Алексей Абанин рассказывает о городах, в которых ему довелось прожить хотя бы час и составить о них сгущенное впечатление: «Максимально широкие улицы без людей — это вкратце о Екатеринбурге». А семь часов — так это вообще «идеальный минимум, чтобы успеть проникнуться городом, его атмосферой и уехать хоть и не до конца насыщенным, но взбудораженным». Так что знайте: «Омск прекрасен. Вот все остальные города только пытаются или притворяются «советскими», а он прям всей своей безысходностью застрял в конце 80-х. Как будто слепок сняли — так и стоит… Если бы я снимал кино, я бы обязательно снял его здесь. +100 к депрессии и арт-хаусу… Надо будет обязательно вернуться на несколько дней, чтобы сильнее погрузиться в эту странную атмосферу застывшего позднесоветского ожидания, которая как раз очень сильно напоминает эстетику электричек».

Автор охотно набрасывает черновики будущих путешествий — своих и наших. Хотите — прислушивайтесь к рекомендациям, хотите — составляйте свою карту предпочтений и, пользуясь разработанным маршрутом и даже временем пересадок, задерживайтесь в других городах. Ведь «Россия безумно красива», и время для того, чтобы убедиться в этом, когда-нибудь может наступить и для нас.

Алексей Абанин — репортажный фотограф, и ему «отчего-то вечно хочется поставить себя на место жителя этого места» ради «саморазвития и познания себя через прохожих», «попытаться почувствовать, каково это — быть местным, чтобы потом трансформировать образ мышления и поведения под здешнюю атмосферу». Атмосфера Барабинска превращает фотографа в философа: «Наверное, если ты живешь всю жизнь в месте, где вокзал больше, чем твой дом и дома всех твоих знакомых, невольно будешь тянуться к этой более успешной жизни — на вокзал… Невыносимо оставаться жить в городе, когда вокзал здесь — лучшее место». Но даже оказавшись там, где «настолько нечего делать, насколько это вообще возможно», герой не поддается искушению домчать автобусом до следующего вокзала — остается верен себе и электричкам.

Мы вдохновляем себя на подвиги четкими формулировками — они помогают не уступить обстоятельствам, не оступиться. Наш автор:

  • против маршруток, потому что «одно дело, когда ты смотришь из окон поезда в бесконечно мелькающий смазанный холст, концентрируясь на недвижимом горизонте», и другое дело, когда перед тобой окошко маршрутного такси: «выходит очень скучное потребление информации»;
  • против самолетов, пользоваться которыми «после двух недель электричек — крайне некомфортный опыт, который мозг считывает как ловушку и обман»;
  • против автобусов, потому что «воспринимает людей, которые ждут автобусов, своего рода предателями… Даже лица у всех этих людей какие-то враждебные, поверхностные, скучные. То ли дело пассажиры в электричках — умудренные жизнью, познавшие суть, кайфующие от своего одиночества в пути. Пойду к ним».

Он идет к своим — к «деду в кепке», «милейшей бабуле» и даме в «выбивающемся из реальности пальто». К тем, кто демонстрирует ему, как с километрами меняются нравы. И если на третий день путешествия наш герой стал «общаться с предметами», потому что люди на контакт не шли и не замечали даже того, кто их фотографирует, то границу между Европой и Азией он ощутил не только физически: «теперь в электричках не мягкие кресла, а деревянные потертые скамьи. И наконец-то люди стали более разговорчивые». «Самый смак в том, как сибиряки использовали мат, проглатывая почти все звуки и полируя их локальными словами. Причем если по буквам иногда непонятно было, что это за слово, то по интонации стопроцентно ощущалось, что это был мат». Дело пошло на лад — когда в вагон зашел «мужик с гитарой» и начал петь «главное, ребята, сердцем не стареть», автор имел право продолжить текст: «Поздно, я уже ассимилировался». Ассимилировался и сам себя сфотографировал: «На кадре был обычный провинциальный забулдыга-работяга». Есть, конечно, в этом «было и стало» заметный зазор — автор оставил за собой право столичного жителя называть провинциалов мужиками, женщин — тетями, но читателя он предупредил: своим среди чужих стать трудно, но можно. Уже на шестой день.

Оказывается, доехать до Байкала одними только электричками нельзя: существует два небольших участка, которые приходится «перебить поездом», и он тут же попадает в список презренных средств транспорта.

«Я вышел из зоны комфорта примерно сразу в районе Петушков и обратно в нее не заходил. Естественно, поезд в тот момент мне показался субстанцией отвратительной, чужой, недоброжелательной, и я не мог воспринимать эту атмосферу как свою родную». Пришлось написать манифест: «Я, Абанин Алексей Александрович, от лица всех тех, кто сейчас едет в электричке, выражаю ноту недовольства и презрения этим зажравшимся, самоуверенным снобам — пассажирам поездов дальнего следования… что вы вообще можете понимать, если в душе вашей нет конфликта!»

И о назначении конфликта в душе:

  • «в электричке ты понимаешь, что у тебя есть классная работа, жена и все хорошо, но ты одинок по умолчанию, и это у всего вагона так — это Россиюшка, это наш генный код»;
  • «электричка — это просто возможность остаться с самим собой, посмотреть на себя, перевести дух. Это медитация по-русски»;
  • «сядьте, начните медленно и глубоко дышать, повернитесь всем телом к окну. Постарайтесь не фокусировать взгляд на конкретных домах, столбах или людях, а пропускайте все мимо себя, чтобы картина в поле вашего зрения полностью выглядела, как смазанная картина молодого экспрессиониста. Так и сидите в течение пяти-десяти минут, не забывая дышать»;
  • здесь «появляется чувство проживания момента вне времени, как бы в вакууме… мозг начинает обманывать сам себя, предполагая, что время течет быстрее, равняясь со скоростью состава. И вот вроде бы прошел час, сменились несколько раз пассажиры, ты смотришь на часы — а там стрелки почти не сдвинулись с места, как и ты со своего… Поэтому если вы периодически просыпаетесь в поту осознания того, что еще недавно вы ходили в школу… смело прыгайте в первую попавшуюся электричку и просто сидите — время само замедлится, и станет гораздо легче. Проверено».

В чем-то автор следует шаблонам жанра travel story и тем не менее понимает: рассказ о том, где ты ел и где спал, может быть интересен только в том случае, если в нем находится место для парадоксов.

Для «Венеции», которая оказывается кафе китайской кухни, для сорванцов, которые «завизжали с такой силой, что кофе мне больше не хотелось». А разбираться, какая гостиница где какой хуже, смысла все равно нет — к 11-му дню все мелкие проблемы вытеснит осознание: «Какая, к черту, разница, где ночевать!»

А вот на что смотреть — разница есть. «После Екатеринбурга пейзаж за окном безумно скучный, он, можно сказать, нулевой. Это просто лес без изъянов и откровений». Но на то нам и даны 13 дней путешествия, чтобы когда-нибудь все изменилось: «Если вы прилетите в Красноярск самолетом, обязательно возьмите билет на электричку и проедьте хотя бы две остановки от станции Красноярск-Пассажирский через Енисей по железнодорожному мосту… ошарашивающая голубая бесконечность реки поражает».

Перебегать с перрона на перрон, спать не больше пяти часов в сутки, «быстрее идти, быстрее есть, быстрее потреблять информацию» и при этом не перегружать себя эмоциями, понимая, насколько это важно — «не перегореть к Байкалу»: «Я искренне надеялся на катарсис, на откровение, на то, что меня в конце концов разорвет пополам, когда я доеду до конца. Но на это обязательно нужны ресурсы». Ресурсов хватило. «Был ли тот момент катарсисом? Безусловно. Видел ли я что-то настолько же красивое, как Байкал, в России? Кажется, нет». Стоя в тамбуре, автор прислонился к надписи «Не прислоняться» и позже написал: «Представьте полное единение и слияние с природой… когда вы четко понимаете, что вы и есть природа, словно прорастаете в траву и исчезаете в ней. Именно тогда исчезает малейший намек на страх смерти… Потому что не может умереть то, что бесконечно. А в такие моменты вы и есть бесконечность». 

И вот позади больше пяти тысяч километров пути: как с этим жить дальше? «Задранная планка сумасшествия не давала покоя, и хотелось сразу же придумать что-то новое: еще более странное, невыполнимое». Роль странного в жизни автора сыграла эта книга: ее предстояло написать человеку, который «никогда в жизни не писал книг, не изучал мастерство написания историй, хоть и создавал киносценарии, обучаясь в университете». Но на это ему стоило пойти — хотя бы «ради того, чтобы забыть это путешествие, точнее, не забыть, а смириться. Еще точнее — отпустить его, отпустить себя в конце концов».

«Если бы мне очень нужно было увидеть именно Байкал, можно было бы на самолет сесть или на поезд — получилось бы даже дешевле, чего уж скрывать… я двигался ради самого пути. И в этом пути гораздо больше открытий, чем в достижении последней точки… Это моя мечта, моя рефлексия, мой опыт. И только будучи в одиночестве и с самим собой… я мог впитывать мир вокруг себя и через этот мир поглощать концентрированный экстракт, меняя себя до неузнаваемости. И, конечно, сам путь всегда важнее финала».

Так что «спасибо богам пригородного сообщения»! 

Автор не намеревался ставить рекордов. Просто, отважившись на путешествие по-ерофеевски, он решил во всем следовать задумке. Так что книга учит нас жить и путешествовать правильно — не предавая намеченной цели и осознавая значение пути к ней.

Алексей Абанин: «Когда ночуешь на вокзале, всегда просыпаешься помятым. Это многовековая традиция».

Венедикт Ерофеев: «Это напоминает ночное сидение на вокзале. Т.е. ты очнулся — тебе уже 33 года, задремал, снова очнулся — тебе 48, опять задремал — и уже не проснулся».

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное

Еще