…Зиеднесе уходит жить к Залктису (zalktis в переводе с латышского — уж, божество в народной мифологии) в его подводный дворец, и случается это в день несостоявшейся свадьбы с простым смертным Саулгайтисом. Родив мужу двоих детей, через несколько лет она возвращается навестить родные края. Саулгайтис убивает чужих отпрысков, затем себя, а Залктис вновь уводит Зиеднесе в свой нездешний мир…
ФАКТЫ
Мистическую драму «Невеста Ужа», основанную на народных преданиях, Аспазия написала в 1927 году. В сказках, причем не только в латышских, описывается история Ужа, живого символа бессмертия, укравшего одежду у купальщицы и обещавшего вернуть ее в обмен на кольцо — подарок земного жениха. Так девушка оказывается обручена с жителем пучин, так известное вступает в союз с неизведанным, а реальное становится нереальным.
Впервые пьеса была поставлена в Национальном театре в 1928 году, а на сцене Нового Рижского театра ее играют с 17 января 2020 года. Режиссер — Инга Тропа, сценограф — Микелис Фишерс, художник по костюмам — Эвелина Дейчмане, композитор — Анна Кирсе, автор видеоинсценировки — Элина Матвеева, оператор — Инесе Тикмане, художник по свету — Лаурис Йохансонс. В ролях: Мария Линарте, Вилис Даудзиньш, Регина Разума, Яна Чивжеле, Лаума Балоде, Ивар Крастс, Эдгар Самитис.
Спектакль словно ставит перед собой задачу — воплотить сказку в жизнь, преподнести стихотворный текст так, чтобы с его помощью можно было просто разговаривать. Поэзия и прозаическая быль то срастаются, то разлучаются там, где мы любуемся театральными условностями, где актер умывается, не расплескивая воды, где невеста надевает подвенечное платье — не белое, а красноречивое, словно заранее испачканное будущим бытом, вобравшее в себя тона невсамделишного ведра и остальной посуды. Играя в странные сближенья, нас готовят к открытию: утонув, невеста переместится не в потусторонний мир, а в фильм, загодя для нас снятый и смонтированный, — в сегодняшнюю действительность. Зиеднесе попадет в наши с вами корабельные леса с черничником и нарожает детей от человека в уютном свитере, какие есть у каждого.
Из сказки она уйдет в реальность, которая еще красивее, из прошлого латышской литературы — в нынешний день, который не хочется принять за ад (или рай?), а придется.
Если следовать хронологии спектакля — сначала была легенда. А значит — без легенды не бывает были. В этом и есть главное чудо постановки:
чудеса здесь показаны как необходимость, и от них нам не деться никуда.
На сцене все разделено на планы — и декорации, и антураж, разнятся даже средства демонстрации происходящего, поскольку все происходит не только на подмостках, но и на экране. За актерами наблюдают камеры — эмоции транслируются крупным планом онлайн, и ты подчас замечаешь не киношную, а театральную подачу. Персонаж волнуется — актер для доходчивости дергает подбородком: привет зрителю в последнем ряду! А зритель счастлив: он видит и общую картинку, и детали. Время от времени на экране возникают стихотворные строки. Что, в принципе, определяет эстетику, в которой эти строки должны исполняться: не нараспев, а так, чтобы как в кино. Как в жизни.
Впрочем, съемки эти нужны не только для того, чтобы укрупнить профиль, преподнести эмоцию в нюансах, но и для того, чтобы, когда нужно, организовать сказку. Время от времени персонажи взаимодействуют с по-чеховски колдовским озером, обозначенным как скопление сценического дыма — как утренний парок над теплой водой. Актриса входит в эту стихию — лицо погружается в туман, изображение теряет резкость, и мы не просто верим — мы видим, как ее черты растворяются, исчезают. В дыму, в пару, в воде — какая разница? Камера превращает относительное в действительное, она уже договорилась с нами, что показывает правду, только правду и ничего кроме правды. И если правда эта обретает сказочный флер, если невеста у нас на глазах теряет четкие контуры, мы начинаем верить в правдивость мифа.
Помимо всего прочего на сцене есть несколько графичных декораций — сквозь черный фон просвечивают контуры леса, а сбоку с ветвей свисает змейка. Райские кущи изображены ненавязчиво, схематично, намеком, их нужно заслужить, и путь туда, длиною в жизнь, проложен сквозь тесную коробку быта с низким потолком — или по водам озера, утонувшего в собственных парах. Чтобы согрешить в любви и быть изгнанным из рая, до него нужно добраться, и каждый ищет путь себе по силам.
Коробка, изображающая дом героев, то располовинивается и разгоняет составные части по разным концам сцены, то срастается в единую конструкцию в расчете на ближайшую перспективу, когда после свадьбы породнятся две семьи. Но, пожалуй, еще больше это работает на ощущение зыбкости всего, что происходит, на беспокойство: срастется или не срастется, сбудется или не сбудется?
Не сбудется! Главную роль режиссер доверила Марии Линарте, а она и смеется так, что зрителю становится не по себе, и смотрит на жениха так, словно видит в нем потенциального предателя, и потому действует с опережением — для начала предает сама. Глядя на нее, ждешь, когда счастье закончится: ты ждешь беды. «Ты забрал мой венок? Тогда вот тебе еще и маленький камешек». Героиня беседует с голосом из пучины почти спокойно, почти с интересом к тому, какое будущее та для нее приготовила. И уже смотрит в сторону озера, а не дома. В принципе, Зиеднесе не столько уходит от жениха, столько бежит от будущего, которое не по ней. От перспективы сидеть за одним столом с толпой жующего народа. От жизни по кругу. Нам трижды повторяют одну и ту же сцену: охотники курят, мимо проходит девушка и заигрывает с чужим женихом. Действие завершается — а после оказывается, что его все-таки отменили, дали возможность переиграть, предоставили происходящему второй шанс, потом третий. И мы понимаем, что все здесь будет не так просто, как хотелось бы, что перед нами сказка — да не сказка и что все здесь не совсем по Пушкину, у которого «сказка ложь, да в ней намек». Здесь нам собираются рассказать странную, но правду.
Невеста выбрала жизнь в подводном царстве — ее туда заманили перспективой быть одетой хорошо и богато. Тема выбора между любовью и достатком для латышской литературы не нова, но в данном случае оказывается утяжелена тем обстоятельством, что невеста уходит не к просто к другому жениху, а к жениху «потустороннему» и, в принципе, продает душу за платья и украшения, которые тот ей посулил. Вполне современный мотив — промелькнул и повел рассуждать дальше:
нет, Зиеднесе уходит не от любви, а в любовь, о которой мечтается и про которую понятно, что она где-то не рядом, не на земле. И в мечтах о любви продает душу.
Оно того стоило? Не стоило, понимает Зиеднесе и вновь устремляется в ту свою прежнюю сказку, которую когда-то предала и не успела проверить на прочность. Погостить к маме, в домик у озера, где бывшему жениху теперь суждено убить ее детей, ведь это дети, рожденные в союзе с сомнительной силой. И кто после этого темная сила? Здесь относительно все — легенда и быль, рай и ад. Они даже не противопоставлены — они прижаты друг к другу вплотную так, что не разберешь, что здесь что. Залктис возвращается на явно грешную землю, чтобы спасти свою Зиеднесе. Ему стреляют в спину — он остается невредим. Ей стреляют в спину — она уходит за мужем, в наше с вами настоящее. Теперь вы знаете, в какой компании мы живем?
На спектакль нужно идти и не бояться, что останется недопонятым сложный поэтический текст. Вам будет понятно все: жила-была невеста, вышла замуж за другого, а после вернулась удостовериться, что не ошиблась, когда оставила любящего человека. Пришла, убедилась, что судьба всегда права и в пересмотре не нуждается.
Не будите лиха, не ворошите того, что не сбылось, — пусть остается в сказке. Что тут непонятного?
