«СЕГОДНЯ», СТО ЛЕТ НАЗАД
В рубрике «“Сегодня”, сто лет назад» Rus.LSM.lv перепубликовывает статьи и заметки, выходившие в знаменитой рижской русской газете ровно век назад — из номеров, датированных тем же днем того же месяца и в оцифрованном виде доступных в латвийской Национальной библиотеке.
Отбираются материалы по нескольким критериям (надо сразу признать — не очень жестким). В частности, свою роль играет важность темы — коли сто лет назад статья была опубликована на первой странице, она была посвящена значимой проблеме. Имеет свое значение и то, насколько происходившее в независимой Латвии тогда перекликается с происходящим в независимой Латвии сейчас. Наконец, предпочтение отдается оригинальным материалам: отправка редакцией собственного корреспондента, на собрание ли русского учительства в латвийскую провинцию или же в далекую страну — верный признак интереса, вызываемого у читателей событиями там.
Материалы рубрики публикуются с минимальной редакционной обработкой и, в некоторых случаях, с небольшими сокращениями. Для удобства чтения орфография приведена в соответствие с нормами современного русского языка.
- В 2019 году, к столетнему юбилею газеты, Rus.LSM.lv опубликовал несколько статей, в которых рассказывал об истории «Сегодня» — ее взлете, расцвете и умертвлении. Эти статьи можно почитать здесь.
Панегирист Ивана Грозного
Проф. А. КИЗЕВЕТТЕР
Придавленные самодержавием, идеализировали революцию. Обжегшись на революции, начинают идеализировать самодержавие. И, как всегда и во всем, тотчас же доходили до крайнего предела. Тоскуя по революции, отдавали свои симпатии не бескровным революционным переворотам во вкусе английской революции 1688 г. Нет, увлекали образы и картины великой французской революции; времена Дантона и Робеспьера представлялись каким то ликующим праздником, и за неимением в русском историческом прошлом Дантонов и Робеспьеров, готовы были поставить на пьедестал, как национальных героев, Разина и Пугачева.
А теперь — обратно. Уж коли начал человек вздыхать по самодержавию, так подавай ему самодержавие по всей форме, не самодержавие Александра II, даже не Петра I, а, по крайней мере, самодержавие Ивана Грозного. Александр II говорил о необходимости «реформ сверху», чтобы не разыгрались реформы снизу. Петр I считал себя первым слугою отечества и говорил: «А о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, была бы жива Россия».
Заветы Ивана Грозного звучат иначе: — «жаловать мы своих холопей вольны, а и казнить их вольны же»; вот квинтэссенция всей его политической философии; не самодержавие, как средство, а
самодержавие, как самоцель; голая, математически чистая идея произвола с приравнением отношения царя к подданным к отношению рабовладельца к холопам. Вот эту-то крайнюю форму самодержавия и начинают избирать предметом своих сердечных вздохов некоторые деятели,
обжегшиеся на революционных мечтаниях.
В исторической литературе появился и целый панегирик Ивану Грозному в форме ученой книжки. Панегирик этот принадлежит перу известного историка [Роберта Юрьевича] Виппера (Согласно Википедии, «русский, латвийский и советский историк», профессор царского Московского университета, действительный статский советник — гражданский эквивалент генерал-майора; в начале 1920-х эмигрировал из Советской России в Латвию, однако продолжал публиковаться в СССР и одновременно работал в Латвийском университете и «государственно правильном» Институте истории Латвии, созданном при диктатуре Улманиса; после оккупации Латвии вновь стал советским профессором и членом Академии наук CCCР. — Rus.LSM.lv)
Иван Грозный изображен здесь, как величайший европейский монарх XVI столетия. Конечно, он был тираном и прибегал к кровавому террору, как к излюбленному приему политики. Но ведь в тот век это была не редкость.
И в Испании, и в Дании, и в Норвегии и в других европейских странах на тронах появлялись коронованные террористы. То была черта времени и почему же один только Иван IV московский должен отвечать за эту черту времени перед судом истории?
При том же Виппер старается смягчить зловещий эффект Ивановых казней, утверждая, что кровопийство Ивана преувеличено, что он прибегал к казням по большей части в случаях необходимости, разя упорных врагов своих полезных государственных преобразований или людей, изменявших родине на поле брани.
Учреждение опричнины, по мнению Виппера, тоже неправильно представлено историками, как своего рода политическое изуверство. Виппер утверждает, что это была не более, как техническая военная реформа, опричники составили особое войско, сыгравшее важную роль в военных успехах Ивана IV.
А затем Иван был великим дипломатом и крупным реформатором. Блестящим делом его царствования было стремление к овладению Балтийским морем, в чем Иван явился предшественником Петра Великого. Одновременно с этим Иван преобразовал весь государственный строй России, создал земские соборы, поместную систему, выборное самоуправление общин; его царствование было эпохой расцвета литературных интересов, и
Московская Русь под его тяжелым жезлом поднялась на гораздо большую высоту развития материальной и духовной культуры, нежели другие страны Европы
того же времени. И Виппер объясняет эти блестящие результаты тем, что Московская Русь во многих отношениях вобрала в свою жизнь плоды стариннейшей азиатской культуры, которая оставалась недоступной Западной Европе. (Идеи «евразийства», ранее в «Сегодня» же Кизеветтер называл «унижением России»; мы перепечатывали его статью. — Rus.LSM.lv)
Таковы главные штрихи в той блестящей картине, которую начертал Виппер в своей книге, задавшись целью показать величие Ивана Грозного.
Увы, — не все то золото, что блестит. И при ближайшем рассмотрении начертанной Виппером картины, мы убеждаемся в том, что блеск ее призрачный; что отливает она не золотом, а фольгой.
В самом деле. Виппер утверждает, что Ивин казнил только заведомых изменников. Но мы от самого Ивана узнаем совершенно иное. Записывая имена казненных в свои синодики (поминанья), Иван всегда прибавлял «и еще столько-то десятков и сотен, их же имена ты Сам Господи, веси». Итак, Иван купался в крови неизвестных ему людей, казни носили характер массовой кровавой бани, будучи направляемы не спокойным политическим расчетом, а воспаленным террористическим инстинктом.
Виппер называет великим предприятием войну Ивана за обладание берегами Балтийского моря. Но, ведь,
это великое предприятие кончилось полным крахом. И неудача эта вовсе не была случайной,
как думает Виппер. В том и разница между Иваном IV и Петром I, что Петр сумел достигнуть своей цели посредством величайшего напряжения государственной энергии и прозорливого ведения дипломатических переговоров с союзниками, а Иван IV
бросился в войну без всякого политического глазомера, не учтя политической обстановки, не предусмотрев того, что нападение на маленькую Ливонию повлечет за собою войну сразу на два фронта:
и с Польшей, и Швецией.
Результатом этой непредусмотрительности и явилось тяжкое поражение, понесенное Иваном.
Далее, при Иване IV, действительно, были проведены важные преобразования. Иван IV докончил перестройку старых удельных порядков, начатую еще его дедом и отцом, — Иваном III и Василием III. На развалинах удельной старины было возведено здание централизованной монархии с закрепощением всего населения. Но, доканчивая эту реформу, Иван IV осложнил ее кровавым террором, который не помогал делу реформы, а, наоборот, подтачивал крепость достигнутых ею результатов.
Виппер ничем не доказывает своей произвольной догадки о том, что учреждение опричнины представляло собою техническую военную реформу. Никаких данных для такого вывода мы не имеем. И сами современники совершенно иначе представляли себе значение опричнины. Иван Тимофеев, переживший смуту и оставивший замечательное ее описание, говорит, что Иван, введя опричнину, словно секирою свое царство надвое разрубил и приказал опричнине угнетать земщину. Иначе говоря,
Иван IV начал своего рода официальную междоусобную гражданскую войну внутри страны,
сам расшатывая этим порядок, созданный его же реформами.
По Випперу, Иван IV своей деятельностью возводил Московскую Русь на высшую ступень могущества. А по Тимофееву, Иван IV своим «людодерством» как раз и привел Россию к краю той бездны, которая разверзлась в смутное время. По запискам Тимофеева видно, что вдумчивые современники сами уже отдавали себе ясный отчет в том, что террор Ивана Грозного подготовил смуту. Тимофеев спрашивает — ради чего возникла смута и отвечает — ради людодерства Ивана IV и ради «нашего в то время безумного молчания». Так меняется начертанная Виппером картина при сопоставлении ее с источниками, современными самой эпохе.
Виппер хочет отдохнуть от тяжелых переживаний текущей действительности на светлых картинах исторического прошлого.
Мы эту потребность понимаем. Но удовлетворять эту потребность нужно с большой осмотрительностью. Иначе можно попасть в неожиданное положение. Виппер
избрал эпоху Ивана IV за образец мощи и славы России в противоположность ее теперешнему развалу. А на поверку выходит, что режим Ивана IV многими чертами живо напоминает приемы управления в России наших дней.
И тогда целью политики было поставлено уничтожение целого класса (боярства) и государственное творчество было сведено к гражданской междоусобице.
Начатая борьба с определенным классом неудержимо перешла в полицейский террор, распространившийся на все население,
на всю земщину, для которой опричнина явилась смертоносной грозой. Стоило опричнику появиться на улице, и все бросались со всех ног, куда глаза глядят, и улица пустела. Опричник входил в лавку и брал все, что ему захочется, невозбранно. Под дома опричников было отведено в Москве несколько улиц, и прежние жители этих домов должны были в три дня выселиться в другие части города. Нечего было и думать о том, чтобы найти управу против насилий опричников.
Господство опричников с очевидностью выражало собою не процветание государственности, а развал ее, вносивший отраву во всю жизненную атмосферу.
Это и было подмечено умным наблюдателем Тимофеевым, сказавшим, что опричнина Грозного подготовила смуту, разразившуюся по смерти царя Феодора, а, в сущности, начавшуюся уже и при Феодоре.
Нет сомнения в том, что Тимофеев ближе к исторической истине, нежели ученый и талантливый историк наших дней, пишущий под гнетом тяжелых впечатлений от текущей действительности. Идеализировать Ивана IV и его правление — задача неблагодарная, ибо против нее вопиют все исторические документы, летописные и иные сказания, дошедшие до нас от той зловещей поры исторического прошлого.
• Следующий выпуск рубрики «“Сегодня”, сто лет назад»
выйдет завтра — в субботу, 5 августа в 18:30.
