С Латвией жизненные пути Снорре пересеклись еще в школьные годы. В 9-м классе он решил поучаствовать в программе обмена школьниками. «Поехал и прожил год в Огре. Там я влюбился в латышскую культуру и язык. Потом поступил в университет Осло, а затем продолжил учебу здесь. Мне предложили преподавать норвежский язык, вот так я и остался». Снорре уже в тысячный раз рассказывает историю своего облатышивания. Правда, надо отметить, что связь со странами Балтии не совсем случайна — еще в 14 лет подросток Снорре интересовался политикой, следил за новостями о распаде Советского Союза и переписывался с латвийским сверстником.
Снорре безупречно владеет латышским и однозначно знает об этом языке больше «среднего» латыша. Он изучал балтийскую филологию и долгие годы преподавал норвежский язык в Латвийской академии культуры. Снорре признает, что с приездом в Латвию очень важную роль в его жизни играло Бюро Совета Министров Северных Стран. Там он проводил много времени, посещал мероприятия, пользовался библиотекой и учил латышей норвежскому языку. Организованные бюро языковые курсы были так популярны, что люди выстаивали длинные очереди, чтобы на них записаться. С 1991 по 2001 год в бюро можно было освоить все североевропейские языки, включая фарерский.
Теперь Снорре собирает людей в своем Доме языков, где проходят, например, встречи клуба скандинавской книги и другие культурные мероприятия. Дом языков Снорре основал в 2018 году. В уютных солнечных помещениях на улице Авоту расположилась внушительная библиотека на разных языках, собираются языковые кружки, здесь латыши учат норвежский язык, а норвежцы — латышский, разрабатываются учебные пособия, делаются переводы и создается музей языков.
«Облатышенный» норвежец, как настоящая ходячая энциклопедия, может многое рассказать о том, что общего у Латвии и Норвегии, Балтии и Северных стран. «Я этот регион — страны Северной Европы, Эстонию и Латвию — называю землей пипаркукас, так как здесь на Рождество лакомятся «перченым» печеньем. У литовцев такого слова уже нет, у поляков и русских тоже», — объясняет Снорре одну из множества связей. У нас исторически схожий менталитет, лютеранская вера, принадлежность к Ганзейскому союзу и влияние немецкого языка.
«Когда я впервые услышал латышский язык, мне он показался смесью финского и русского, — смеется Снорре. — Но в действительности тот способ, которым мы категоризируем вещи, концептуализируем мир, схож в обоих языках. Это мощное нижненемецкое влияние присутствует не только в словарном запасе, но и в нашем образе мышления»
Говорить и думать по-латышски Снорре начал еще тогда, когда жил в Огре по школьному обмену. Во всяком случае, с произношением проблем не было, так как в норвежском языке нет только звуков Z и Ž, а все остальные трудные согласные — ķ, ļ, ģ — в нем присутствуют. Снорре, правда, сердится, так как на самом деле в ту пору он говорил грамматически очень неправильно: «Но все были в восторге! «O, ты научился говорить по-латышски, как чудесно!» А мне потом было трудно избавляться от ошибок»
Снорре перевел на норвежский роман Яниса Йоневса «Елгава 94», а также только что закончил работу над переводом книги Норы Икстены «Молоко матери». Он прочел множество произведений латышской литературы — от старинных до современных, включая написанные в эмиграции. «Именно в латышской литературе я прочел, что значит быть беженцем в чужой стране, где тебя не принимают. И мне трудно понять, как латыши, сами так сурово испытавшие безжалостное отношение к себе как нации, с такой нетерпимостью и непониманием говорят о беженцах. Это парадокс», — грустно резюмирует Снорре.
На вопрос, кем он сам себя больше ощущает — латышом или норвежцем — Снорре отвечает, что многие идентичности одного человека нельзя сравнивать с разными веществами в бутылке, где одна идентичность занимает место, вытесняя другую. Он считает себя частичкой латвийского общества, сохранившей принадлежность к Норвегии. Главными ценностями Северных стран он считает заботу о среде, социальную справедливость и инклюзивное общество. «Это делает жизни людей счастливее, — говорит Снорре и подчеркивает, что в Латвии все же слабее ощущается солидарность жителей. — Это так странно, поскольку латыши вроде бы большие патриоты, в ноябре все прицепляют к пальто ленточки цветов флага, но, когда действительно требуется патриотизм, то есть надо платить налоги и заботиться о здоровье и благополучии окружающих, он нередко куда-то вдруг улетучивается»
«Латыши боятся, что вымрут как нация, но тогда надо думать — какие же ценности мы хотим сохранить». Снорре призывает тщательнее продумать приоритеты Латвии: «Да, разумеется, есть язык, культура, фольклор, но этим все же занимается сравнительно малая часть населения. Мне кажется, что в Северных странах ценности общества выражены как-то яснее»
Но все же позитивные перемены происходят и в Риге. Например, на улице Авоту, где живет и работает Снорре, учреждено общество местных жителей — и подвижки уже заметны: люди совместно решают проблемы, улучшают социальные дела.
Есть некая мощная, общая для нас северная ценность, говорит Снорре: «Норвежцы идут в горы, латыши идут по грибы. Связь с природой — вот что очень объединяет латышей и норвежцев. Прогулки на природе без особой цели не чужды и латышам».
