Органистка Евгения Лисицына: «Я живу на острове»

Обратите внимание: материал опубликован 2 года назад

Прославленная латвийская органистка сейчас в Риге. Хотя, с другой стороны, уже несколько лет она живет в России, в Подмосковье. За последние годы жизнь знаменитого музыканта кардинально изменилась. Но она по-прежнему играет, и замечательно играет. Билеты на два ее новых рижских концерта в церкви св. Павла были распроданы полностью... Rus.lsm.lv встретился с Евгенией за час до ее репетиции, но... церковь была закрыта. Терраса кафе, что рядом, была переполнена. Поступили демократично — сели прямо на остановке троллейбуса, с чашкой кофе и чая.

— Приятно вас видеть вновь в Риге. А как давно вас у нас не было?

— Я уехала два года назад, в мае. После этого не была. И эти два года провела, как и все — сперва были концерты, а потом из-за пандемии сидела дома взаперти.

— Расскажите, как вы обосновались в Москве.

— Я не совсем в Москве, а под Москвой, есть такое местечко, ближайшее, что говорится, называется Долгопрудный. Очень красивое место, там многие институты московские. И вот интересно то, что в Долгопрудном есть райончик Водники. Так что я живу на острове. Природа бесподобная, там все рядом — вода, лес, зелень. Если надо, то плюс-минус десять минут — я через час уже в самом центре Москвы. Прямо у Кремля, если что, если необходима такая нужда. Это чтобы понять, какое расстояние. Очень довольна. Я снимаю, конечно, квартиру, двухкомнатную. Считаю, что очень повезло.

— А что за концерты в Сибири?

— И не только там. Но в Сибири были очень славные концерты в Кемерове и Новокузнецке. Причем, что интересно, там много католиков, играла в католических храмах. Люди приветливые, гостепреимные, все были очень довольны. А перед этим — буквально за несколько дней до этого — была в Казани, где играла тоже в двух церквях, у католиков и лютеран. В Сибирь надо лететь ночью, более четырех часов — и обратно ночью столько же. Я настолько уставала от таких перелетов, но все же... Сейчас после Риги вновь будет концерт в Москве, Елена Привалова организует концерты в поместье Кусково, царедворском имении. Там совершенно божественная обстановка, очень красиво. Хотя орган, к сожалению, электронный.

— Почему вы все-таки уехали из Риги?

— Потому что в Риге я осталась одна. Сыновья заняты своим делом, по разным местам работают, один служит в православной церкви. Но это одна из причин, конечно. Более важная для меня причина — мне не давали играть в Домском, с которым была связана вся моя творческая судьба, я там играла четверть века. Меня взяли в латвийскую филармонию в шестьдесят восьмом году по окончании консерватории у профессора Ванадзиня. Директор филармонии Швейник меня взял в штат. И так продолжалось до тех пор, пока все не развалилось в начале девяностых. Революция произошла. Но мой папа революции такие называл «разволюциями». В филармонии было четыреста человек, осталась только одна администратор.

Так что все это очень обидно. Когда в четырнадцатом году я там в последний раз играла концерт, то подошла к администратору и спросила, когда будет мой следующий концерт. Она ответила, что неизвестно. Почему? Ответила: «Много органистов!» И вот я, значит, не вхожу в число этих многих органистов, которые играют в Домском. Когда это рассказываю, мне не верят, что такое может быть.

— Как вы думаете, с чем это связано? Неужто действительно из-за вашей позиции, которая зачастую не совпадает с общепринятой в Латвии?

— Этого я не знаю. Я знаю только то, что мне не давали играть. Что, на мой взгляд, просто безобразие. Когда меня таким образом отлучили, я поначалу просто не могла проходить мимо Домского. Хотя всегда понимала: но Домский-то тут при чем, он не виноват. Так что такое первое огорчение прошло и обида тоже. Так что в том же Facebook избегала всяких своих заявлений на эту тему. Сейчас эта пена, как я ее называю, схлынула.

— Думаю, при вашем имени и миллионных тиражах пластинок вы бы в Америке были миллионершей...

— Не знаю. Я всегда избегаю таких предположений, потому что многое зависит не от тиража, а от судьбы, от тех людей, с кем встретишься. Все сложно в этой жизни — кому-то везет, кому-то нет. И в Америке, наверное, не все так сладко.

— В Риге вы играете два концерта подряд. Это сложно?

— Ну, я так не впервые. Когда пару лет назад мне грохнуло семьдесят пять лет, у меня было в Риге сразу два концерта — один здесь, в церкви св. Павла, а другой в Старой Гертруде. Причем в один день с разными программами. Потому что церковь не могла другой день дать, это все было в субботу-воскресенье. А в понедельник играть — это смешно, понедельник — не концертный день. Честно говоря, подумала: «Смогу ли я?» Тем более что я Регера играла, а это сложная программа! Но оказывается, все возможно.

— Хотя органист — это же и физический труд, надо постоянно на тяжелые педали нажимать...

— В данном случае тяжелее было как раз с точки зрения эмоциональной. Большая эмоциональная нагрузка, а уж нажимание на педали — это ерунда. Но все вышло, слава Господу.

— Какую программу предложили сейчас в Риге?

— Разумеется, Антонио Вивальди. Предлагаю что-то другое сыграть, а мне говорят: «Нет, давайте нам Вивальди». Разумеется, «Времена года» в моем знаменитом переложении. Естественно, Бах, его потрясающая пассакалия, и прелюдия си-минор. Наверное, у Баха какая-то трагедия была в семье, что он написал такую прелюдию. Душераздирающая музыка. Ну и бис, который под секретом — мое переложение пьесы современного автора.

— Этот ваш приезд связан только с концертами?

— Нет. У меня проблемы с моим банком. Впрочем, наполовину я сама виновата. Из Москвы я не могу наладить свои дела с банком, я поделилась этой проблемой с Леночкой Приваловой. Тем более что латвийская пенсия на карточку латвийскую идет. И она познакомила меня с Павлом, который не только организовал мой приезд в Ригу, но и концерты организовал — и я была просто приятно поражена. В банк еще пойду. Думаю, все будет нормально.

— А когда стоит ждать вас новый рижский концерт?

— Любое предложение я принимаю с радостью! С удовольствием, никогда не откажу, только бы позвали!

— А рижская квартира у улицы Краста у вас осталась?

— Я ее подарила младшему сыну, он ее сдает, а мне присылает денежку, чтобы я могла жить. А сейчас, в эти дни, живу не в гостинице, а у друзей, у Павла и его семьи. Бесподобные люди. Четвертого я улетаю, надеюсь, что все успею сделать. А седьмого уже в Кусково концерт.

— Как вам погода? Истинно рижская, вот ливень усилился...

— Отлично. Хотя в тех же «Временах года» Вивальди у меня нет любимого времени года. Там есть отдельные части, наиболее мне близкие. И вот самое лучшее у Антонио время года — это зима, вторая часть. Красивая итальянская мелодия... и полная гармонизация.

— Мне эта часть напоминает яблони в снегу.

— Но самый красивый концерт у него — это лето, на мой взгляд. А вообще, тот концерт, который играешь — тот и любимый.

— Вы по-прежнему гражданка Латвийской Республики?

— Безусловно. Причем в начале девяностых годов была в первой пятерке, которой латвийский парламент присудил почетное гражданство за особые заслуги. Кажется, я там вообще первой была.

— Гордитесь этим званием?

— Естественно. А в Москве я имею вид на жительство.

— В советские времена вы в этой церкви св. Павла играли?

— Здесь играл органист Атис Степиньш. И, как ни странно, тогда здесь даже не была. Когда он ушел, я здесь заиграла в полную силу. Очень много тут дала концертов, самых разных — Мусоргского играла, Регера, Франка. Здесь чудный инструмент, такой же фирмы, как и в Домском, только меньше. Звучит великолепно, акустика замечательная, мне очень нравится. Другое дело, что церковь немножечко как бы на отшибе, а не прямо в центре Старой Риги.

Орган — вся моя жизнь. Папа был в командировке, а я училась в одиннадцатом классе, когда мы приехали из Свердловска в Ленинград. И там я увидела объявление, что принимают в консерваторию. Сдала экзамены, приняли. Когда поступила в ленинградскую консерваторию, первым делом побежала искать орган...

Новые программы, новые авторы — это сейчас уже тяжеловато. Я добиваюсь, чтобы было в приличном виде то, что исполняю сейчас. Прежде четыре часа позанималась — и не заметила, как время пролетело. А сейчас часик позанималась — и уже чувствуется нагрузка. Многие органисты, которые в возрасте моих детей, говорят, что чувствуют такую нагрузку, что я чувствую только сейчас. Так что я трепыхалась очень долго, это только в последние десять лет я немножечко раскисла. Но я играю — старое и хорошо забытое.

Дома у меня небольшой орган, шестнадцатипудовый. Правда, надо сказать пренеприятную вещь: там, наверное, какая-то планка сгорела, потому что во время занятий слышу странный звук и почувствовала запах пластмассы. И теперь он играет вполовину тише. Теперь я должна найти мастера. Хотя можно и так играть, но все же для чистого звука надо починить.

— Вы по жизни сильный человек?

— Не знаю, не знаю. Бывают разные моменты, когда раскисаю. Но потом собираешься с силами и говоришь сама себе, что не могу себе такое позволить. Сорваться — ни коем случае. В лихие девяностые у меня не было денег какое-то время, я проходила в переходе у центрального рижского рынка и видела дам, которые торговали кто чем. И у меня мелькала мысль, по цитате из известной песни про журавлей: и в том строю есть промежуток малый, быть может, это место для меня... Выкарабкалась. Но что делать, ребенка надо было кормить, концертов мало, поездок не было...

— Потом, по счастью, все наладилось. Помню, в 1997-м вашу афишу на стене легендарной петербургской консерватории...

— Господь миловал.

— Что надо делать, чтобы воспрять духом?

— Молиться. И Господь воздает, если искренне молиться. Мы просто не понимаем и недооцениваем силу молитв.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное