«У меня немало ярких учеников, ведь я более сорока лет ходил преподавать в фортепианные классы Латвийской Академии музыки», - рассказал Rus.LSM.lv профессор. Кстати, оборот «ходил» - в прямом смысле, Раффи Испирович ходил пешком с улицы Тербатас, где живет, через Верманский парк - к академии. Пятиминутный маршрут на протяжении многих десятилетий!
«Двое из этих ребят даже офицеры высших латвийских наград, ордена Трех звезд (сам я, как знаете, лишь кавалер ордена Трех Звезд). Вот их имена: Рейнис Зариньш, обладатель великолепных фортепианных данных, феноменальной памяти и редкого энтузиазма. А второй - даугавпилчанин Айварс Брокс - разносторонне проявляющий себя музыкант. Он и пианист, и дирижер, и композитор, и педагог, и общественник. Хочу думать, что такого рода «незамкнутость» в чем-то одном унаследована у меня.
Вот тот же прекрасный музыкант Руслан Пережило (сейчас живет в Италии) не только обладатель первых премий конкурсов фортепианных дуэтов в Париже и Токио - выступал в них с моей же выпускницей Кариной Лебедевой, ныне служащей музыке в Германии, - но и отличный кинокомпозитор. С ценными призами. Доцент Глеб Беляев учит ребят уму разуму в Даугавпилсском университете, но, при этом, не забывает исполнительскую деятельность и тоже сочиняет».
Кстати, как бы за кадром остались многочисленные ученики по мастер-классам в разных сторонах света. Например, корейцы из США - во время мастер-классов в Сан-Франциско в 2014-м.
«Чтобы стать профессиональным музыкантом, а тем более, получить международное признание, необходимо пройти множество испытаний. И, конечно, пользовался советами педагогов и коллег. Более всего ценю то внимание, которое оказывали мне мои учителя по Ленинградской консерватории им. Н.А.Римского-Корсакова, в которой, кстати, в свое время учился и долгие годы трудился-преподавал Язепс Витолс, имя которого носит латвийская Музыкальная академия.
Среди своих учителей профессор Хараджанян в первую очередь вспоминает пианиста «с львиной хваткой» Павел Алексеевич Серебряков.
«Он просто захватывал зал своей эмоциональностью. Или заставлял слушателей совершенно притихать своей исповедальностью. А еще - великолепный знаток теории интерпретации Лев Аронович Баренбойм, автор ряда ценнейших книг. Это и Евгений Михайлович Шендерович, который называл меня «Рафочка» (доброе отношение почувствовали?) и преподавал искусство аккомпанемента, тонкого соучастия в исполнении с партнером. С ним предпочитали выступать такие мастера, как Елена Образцова, Евгений Нестеренко, Галина Туфтина... Была в числе педагогов и удивительная Тамара Лазаревна Фидлер - ну скажите, откуда у нее такая кропотливость, откуда такое терпение? Каждый такт, буквально каждый такт, скажем, трио с валторной Брамса рассматривался нами «в лупу»... Воистину, поневоле научишься уважению к авторскому замыслу».
Но, по словам Раффи Испировича, учиться можно не только на постоянных уроках у педагогов, к которым прикреплен.
«Только один урок у Арно Бабаджаняна (если кто не знает, то это не только чудный композитор, но и великолепный пианист игумновской школы) дал «рывок" в постижении тайн исполнительства. Мастер-класс Натана Ефимовича Перельмана навсегда отбил охоту к следованию интерпретаторским стереотипам. А более, чем четыре десятка лет игры в фортепианном дуэте с Норой Новик - прекрасной латышской пианисткой, одной из лучших, если не лучшей в истории латвийского пианизма - постоянно становились уроками требовательности к себе, к своему мастерству, к своим знаниям...
А дамы? Ну как тут не назвать Зарему Гинзбург - признанного педагога и концертмейстера Дарзиньской школы. Как не упомянуть преподающих игру на рояле в разных городах страны Илону Брок, Инесе Бушмане, Елену Лихварь?.. Все они, кстати, успешно выступали со мной - после ухода из жизни Норы Новик - в фортепианном дуэте».
Предусматривал ли профессор особый репертуар для девушек-студенток? Нет, такого не предусматривал. Разве что интуитивно.
«Хотя старался избегать «грохочущих» опусов. Например, обеих сонат Ференца Листа. А также сразу настораживался, когда студентки произносили: «Профессор, знаете, нам придется изменить учебный план этого года...» Имея опыт, я тут же задавал вопрос: «Ты, что, в ожидании ребеночка?» Разумеется, в случае подтверждения сей радостной вести, музыка подбиралась не столь уж физически затратная».
Профессор не исключает, что его карьера музыканта не сложилась бы столь успешно, не будь в Ереване мудрого педагога сольфеджио Эллы Георгиевны Кацахян (фамилия ее в переводе - «Уксусная»).
«Когда меня, обожавшего дворовый футбол, бойкого и подвижного, привели на вступительный экзамен в лучшую музыкальную школу столицы Армении - заведение почему-то носит имя не Комитаса или Екмаляна, а П.И.Чайковского - в ожидании очереди на проверку слуха, ритма и памяти, я с такими же ребятами принялся носиться по длинным коридорам. Эля Георгиевна наконец-то вызвала меня. На что я ответил: «Не хочу на экзамен. Хочу еще тут с мальчиками поиграть-побегать». Однако учительница крепко схватила меня за руку и потащила в соответствующий класс. Но вот просчиталась: насилие не терплю. С младых когтей. Чтобы отвязаться от нее, я, хм-хм, куснул схватившую меня руку. И удрал куда подальше. Что последовало бы при подобном случае, скажем, здесь, в какой-либо рижской школе? Почти уверен, что сказали бы, что такой озорник им не нужен, пусть он повзрослеет, одумается и приходит через год...».
Короче, в солнечном Ереване все же поступили иначе. Кацахян сказала комиссии: «Мы ведь все знаем, что отец мальчика - оперно-симфонический дирижер, а мать - музыковед. Разве может быть, чтобы в такой семье ребенок не обладал музыкальными данными?».
«Словом, меня зачислили и с любовью учили. Спасибо Эле Георгиевне, спасибо всем учительницам, - как правило, с детками трудятся женщины - за то, что у них хватило желания заглянуть на несколько шагов вперед, а в дальнейшем - охоты делиться умением и годами накопленными знаниями. Поздравляю учителей, к которым и себя имею право относить, с профессиональным праздником! Терпения и удачи!».
