Самые важные факты
1. Принцип самоопределения народов — кончилось ли господство империй?
Когда 8 января 1918 года президент США Вудро Вильсон в речи к конгрессу публикует план по прекращению войны из 14 пунктов, в него включено и революционное для тогдашней европейской дипломатической практики предположение — при новом миропорядке нужно соблюдать принцип самоопределения народов. Сама идея самоопределения народов не является чем-то новым. Ее контуры создают философы эпохи Возрождения, но в практику претворяют революционеры во Франции в конце XVIII века. На протяжении века, который разделяет военные походы Наполеона и Первую мировую войну, ряд национальных движений по всей Европе выступает за право реализовать «волю нации». Это могло происходить как в случае Германии и Италии — при объединении «наций», или, как в Греции, в борьбе за независимость от империи, или же — как в Финляндии и Латвии, где национальная интеллигенция боролась за автономию.
Действительно новым становится предложение применять принцип самоопределения народов для установления международного порядка. До этого в дипломатической практике войны и следовавшие за ними дипломатические конгрессы немного напоминали игру в покер. Добившиеся успеха в войне династии и правительства, обмениваясь регионами и сферами влияния, уделяли мало внимания интересам большинства населения затронутого этими процессами региона. После Первой мировой
воплощение принципа самоопределения теоретически означает, что жители любой территории могут сами демократическим путем решить, к какому государству принадлежать.
Сам Вильсон «самоопределение народов» понимает весьма ограниченно, относя его к противникам — Австро-Венгрии, Германии и Османской Империи. Основы же Российской Империи, по Вильсону, должны остаться нетронутыми (не считая отделения Польши, независимость которой обосновывается историей нации). Еще более скептически настроены союзники — Великобритания и Франция. Однако с публикацией 14 пунктов идею нового миропорядка подхватывают национальные движения от севера Финляндии до юга Кавказа. Более того, даже правительства Германии и Австро-Венгрии, чувствуя, что война может быть проиграна, надеются, что апеллирование к самоопределению народов может спасти обе страны от унижения.
Теоретически идея самоопределения наций звучит возвышенно. Освободившись от гнета ненавистных империй, народы жили бы в гармоничном согласии. На практике же в Европе до этого момента никогда не существовало границ, основанных на этнических принципах. Даже в приграничье такой «классической нации», как французская, жили баски, каталонцы, испанцы, немцы и итальянцы (не говоря уже об Алжире и сильных региональных идентичностях внутри самой Франции). Любой пересмотр границ на основании самоопределения жителей этих территорий создал бы серьезные недоразумения и почву для военных конфликтов. В Центральной и Восточной Европе, где в последнее столетие доминировали четыре империи, которые внезапно развалились в 1918 году, ситуация еще более неясная.
Здесь нередки случаи, когда одну и ту же территорию принадлежащей к своим государственным образованиям считают две, три, а иногда и четыре национальные элиты. (Например, на исходе 1918 года на Вильнюс претендуют Литва, Польша, Белорусская Народная Республика, а также русские националисты). Причиной могут быть и этнические, и культурные, и исторические, и административные связи. Кроме того, отдельные националистические группы считают, что «историчность» ставит их нацию в более выгодную позицию по отношению к другим, что есть даже нации второго сорта, или же и вовсе не имеющие права называть себя полноценными нациями и потому претендовать на независимые государства. Наиболее радикальные группы националистов требуют от правительств свежеобразованных стран быть неуступчивыми и реализовывать амбиции для создания новых держав. Например, отдельные группы польских националистов считают, что в создающуюся польскую державу должны входить Литва, Лиепая, Латгалия, Белоруссия и большая часть Украины. Однако отдельные украинские националисты мечтают об «Украинской державе», которая включала бы не только современную Украину, но и Кубань.
Одним из способов разрешения противоречий является насилие. В первые послевоенные годы идут бои не только между «белыми» и «красными» (в форме гражданской войны в Германии, России, Финляндии и Венгрии, а также войн между национальными государствами и советскими силами) — происходят вооруженные столкновения между различными национальными движениями и государствами. Второй путь — обращение в международный арбитраж. Но в обоих случаях неизменным инструментом остается дипломатия, сохраняется и возможность апеллировать к различным принципам определения границ — этническое разделение, прежние административные границы, исторические отсылки и просто экономическая выгода. Латвийские границы определяются обоими путями — и через войну, и с использованием нейтральных посредников. Кроме того, в отдельных случаях полагаются на один из этих основных принципов.
2. Мечты соседей о державах — Великая Литва и Великая Польша. Почему бы не Великая Латвия?
На исходе 1918 года и Латвия, и ее соседи пытаются высказать свои максимальные претензии на границы. В случае Латвии изначальное представление о желаемых рубежах нового государства — сравнительно скромное. Основной служит административное деление бывшей Российской Империи. Южная граница Латвии могла бы соответствовать рубежам прежней Курземской губернии, северную указывали бы границы Валмиерского и Валкского уездов, восточную намечают вдоль границы бывшей Витебской губернии (Латгалию от остальной части губернии отделили бы внешние границы Даугавпилсского уезда).
Однако в реальности границы не отвечают этническому принципу, и уже совсем скоро латвийские дипломаты начинают искать возможности увеличить территориальные претензии, включив и другие обжитые латышами территории вне перечисленных территориальных рамок. Кроме того, у каждого из соседей Латвии есть желание эти границы пересмотреть. В первой половине 1919 года, когда существование Временного правительства Карлиса Улманиса висит на волоске, латвийские границы существуют только в планах дипломатов на Парижской мирной конференции. Но после победы в Цесисской битве границы становятся одним из важнейших вопросов на повестке дня Временного правительства и армейского командования.
Самые серьезные территориальные претензии к Латвии — у польских националистов (эти взгляды в польской политике представляет Роман Дмовский, глава Национально-демократического движения, главный оппонент Йозефа Пилсудского). Согласно их взглядам, Польше нужно вернуть прежнее величие, восстановить Польско-литовское государство, или же Речь Посполитую в ее полном масштабе. Получение Латгалии, или Инфлянтов Польских, для великопольских националистов кажется по меньшей мере само собой разумеющимся. Самые радикально настроенные из них даже считают, что у Великой Польши есть права и на территории бывшего Курляндского герцогства, которое до 1795 года формально являлось вассалом польской короны.
Если «курляндский вопрос» является скорее игрой ума пары горячих голов (за исключением Илукстского уезда, который позже становится крупной проблемой в отношениях Латвии и Польши), то претензии на Латгалию всерьез беспокоят латвийское Временное правительство. До войны поляки составляли около 5% жителей Латгалии, а польские дворяне до наступления большевиков были наиболее влиятельной социальной группой края. Часть польских землевладельцев надеется, что удастся достичь включения Латгалии в состав Польши. Дополнительным аргументом служит религиозная принадлежность жителей региона: польские националисты считают всех католиков по умолчанию близкими более Польше, чем Латвии.
От амбиций польских националистов недалеко отстают и претензии литовского правительства. В начале 1919 года литовские националисты также надеются вернуть могущество Речи Посполитой, только под литовским, а не под польским флагом. В отличие от польского правительства под руководством Пилсудского, представители которого из дипломатических соображений воздерживаются от высказывания прямых претензии на латвийскую территорию (в большой мере надеясь сделать Латвию союзником против Литвы), литовское правительство весной 1919 года официально дает своим дипломатам распоряжение бороться за Лиепаю и несколько современных курземских и земгальских приграничных волостей как окончательную северную границу Литвы. В отдельных кулуарных разговорах литовские дипломаты также высказывают претензии в отношении Латгалии, считая, что для определения ее государственной принадлежности необходим референдум.
Помимо Польши и Литвы, часть Латгалии, в том числе Даугавпилс, своей территорией сперва считает и Белорусская народная республика. Хотя правительство республики не находится в Белоруссии уже с декабря 1918 года, ее дипломаты настаивают на признании своего государства во время Парижской мирной конференции. Несколько стран, в том числе Латвия, поддерживают дипломатические отношения с Белоруссией вплоть до второй половины 1920 года.
Столь же неясен и вопрос о границе на севере с Эстонией. Она претендует не только на Валку — крупнейший город на севере Видземе — но также на Айнажи и несколько приграничных волостей. Известное юридическое обоснование части претензий Эстония получает уже 18 февраля 1919 года, когда Йоргис Земитанс (в тот момент военный представитель Латвии в Эстонии) и Янис Раманс (в тот момент латвийский дипломатический представитель в Эстонии) подписывают договор с эстонским Временным правительством о формировании в Эстонии латышских военных частей. В обмен на поддержку Эстонии в договоре содержится обещание отказаться от Валки и нескольких приграничных волостей. В феврале 1919 года эстонская армия контролирует всю территорию, на которую имеет претензии, что беспокоит латвийское правительство.
Иронично, что формально самые незначительные претензии к Латвии как независимой территориальной единице — у Советской России. С инициированием основания Советской Латвии российское правительство Ленина официально отказывается от территориальных претензий. Конечно, это только тактический шаг, с помощью которого Ленин надеется скорее мобилизовать как можно более значительное число латышей для поддержки большевистской политики. С точки зрения коммунистов, государства и их границы в нынешней форме — только капиталистическая установка и продукт буржуазного национализма, которому нужно уже совсем скоро исчезнуть в пламени мировой революции. Но, конечно, эту поддержку оказывают только коммунистическому правительству Стучки, и на практике между Советской Россией и Советской Латвией границы не существует. Напротив, Александр Колчак, который с 18 ноября 1918 года является верховым правителем России, и другие белые генералы категорически против признания независимости Латвии в любой форме.
И у Латвии есть своя программа-максимум, или «Латвийская держава». Уже в апреле 1919 года латвийские дипломаты представляют территориальные притязании Временного правительства. У Латвии, как и у Эстонии, в отличие от южных соседей, нет великого имперского прошлого, в созерцание которого можно погружаться, мечтая об обширном новом государстве. Вместо этого Латвия, как и Эстония, своим базисом считает прежние административные границы, однако выдвигает претензии на отдельные волости в Литве и Эстонии. Формально как аргумент используется этнический принцип, однако в отдельных случаях, как, например, с претензиями на Муравьево (Мажейкяй), значительно важнее экономические обоснования.
3. Без побед нет границ
Претензии нескольких соседних стран на латвийскую территорию в начале 1919 года — это все же лишь дипломатические маневры и юридические упражнения. В тот момент каждое новое государство требует больше, чем ему полагается. Частично это связано с ростом национального сантимента. Но в столь же большой мере это еще и способ выжать как можно больше из возможного процесса международного арбитража. Как и при торговле на восточном базаре, сперва называют невозможно высокую цену, и после этого бессовестно торгуются, надеясь получить больше, чем изначально планировалось.
Поэтому неудивительно, что в первой половине 1919 года, когда Временное правительство Латвии может существовать только благодаря поддержке Великобритании, и претензии соседей к Латвии выглядят несоразмерными. После победы в Цесисской битве Временное правительство наконец-то может руководить самой страной, а после разгрома Бермонта — и планировать полный контроль над своими границами.
Первым большим шагом к решению вопроса о границах становится договоренность с польским правительством, которое соглашается полностью отказаться от претензий на Латгалию. Так Пилсудский не только надеется сделать Латвию союзником в войне с Советской Россией, но и запугать Литву. Польша в начале 1920 года начинает наступление против Советской России, и его частью становится операция по освобождению Латгалии. Таким образом, Латвия получает под свой контроль полностью всю Латгалию.
Однако часть спорных латвийских территорий по-прежнему находится под контролем соседских армий. Эстонская армия не отступает из тех волостей северной Видземе, на которые сохраняет территориальные претензии. Литовская и польская армии контролируют каждая свою часть Илукстского уезда. Обе страны продолжают настаивать, что Илукстский уезд полагается именно ей. Полностью вернуть спорные территории Латвии удается только благодаря военным неудачам обеих стран. Летом 1920 года планы Пилсудского победить Советскую России заканчиваются крупным поражением у Киева, и польская армия вынуждена стремительно отступить. Пятого июля Войско Польское покидает контролируемую ею часть Илукстского уезда, которую незамедлительно занимает Латвийская армия.
Момент слабости Польши летом 1920 года использует и Литва, которая получает под свой контроль Вильнюс. Его принадлежность с момента основания обеих стран создает неразрешимый конфликт, который периодически перерастает в военные столкновения. Однако Польша оправляется от поражения, разбивая советские силы у Варшавы. Уже совсем скоро Польша возвращает большую часть потерянных территорий, и военные ведомства начинают строить планы возвращения Вильнюса. Чтобы избежать прямого объявления войны, польский генерал Люциан Желиговский имитирует путч, заявляя, что подразделения под его командованием больше не подчиняются польскому правительству. Мнимые «бунтовщики» заявляют, что хотят вернуть Вильнюс, и в октябре 1920 года начинают наступление на литовскую армию. Литва вынуждена мобилизовать свои вооруженные силы для борьбы с Польшей. Латвийское Временное правительство видит возможность возвращения занятой литовской армией части Илукстского уезда и приказывает своим военным силам выбить оставшиеся там подразделения. Литовская армия перед лицом численного превосходства отступает, и 18 октября 1920 года Латвийская армия берет под свой контроль всю территорию бывшей Курземской губернии.
Почему это важно: на шаг ближе к узаконенным границам
Военный контроль на некоей территорией, конечно, еще не означает признанные на международном уровне границы.
Следующая публикация будет посвящена тому, как Латвия договорилась со всеми соседями о своих окончательных границах.