Впрочем, можно понять эту молодежь. Большинство из тех, кто пришёл проститься с бывшим премьером, сами были тоже «бывшими». Бывший президент СССР Михаил Горбачёв, бывший глава Центрального банка Виктор Геращенко, бывший министр экономики Александр Шохин... Иных и правда было нелегко узнать, так они постарели. И невольно казалось: прощаются все они не с конкретным человеком — прощаются с эпохой, в которой были не такими вот постаревшими до неузнаваемости, едва передвигающими ноги, а ещё здоровыми, полными сил, в действительности вершившими судьбу страны, а то, случалось, и целого мира.
Действующий президент России Владимир Путин появился с заметным опозданием. Поначалу даже организаторы траурной церемонии не знали, приедет ли он. И слова о том, что покойный был для него примером патриотизма и верности государству, прозвучали как-то формально, словно Путин долго думал, что сказать, но так и не смог придумать ничего живого, человеческого, отделавшись протокольными штампами. Проблема в том, что реальных достижений Примакова, которые пытались вспомнить многочисленные комментаторы из числа политиков и журналистов, после того как пришло известие о смерти бывшего премьера, оказалось совсем не так много, как казалось.
Из всего, что он сумел совершить за время пребывания на высоких государственных постах, бесспорным оказался лишь уже почти забытый «разворот над Атлантикой». Эпизод из уже далёкого 1999 года, когда Примаков, направляясь с визитом в США, приказал повернуть свой самолёт, узнав о начале военной акции НАТО в Югославии. И запомнился этот эпизод, вероятно, только потому, что обозначенный им в тот момент курс на новую конфронтацию России с Западом был продолжен впоследствии и доведён теперь до логического завершения, до новой «холодной войны». Всё остальное выглядит теперь лишь попытками выдать желаемое за действительное.
Принято считать, именно Примаков вытянул Россию из тяжелейшего финансово-экономического кризиса, в котором страна оказалась в середине 1998 года. Однако уже тогда многие понимали: Россия вышла из кризиса с минимальными потерями, которые вскоре и вовсе смогла компенсировать, вовсе не благодаря тому, что сделал некий конкретный человек, оказавшийся на посту главы правительства. Скорее и лучше будет сказать — страна преодолела кризис потому, что этот человек... ничего не сделал. То есть вообще ничего. Поставленный руководить экономикой, Примаков, образно говоря, и пальцем к ней не прикоснулся, позволив экономике жить своей жизнью. По странному совпадению, именно это имело решающее значение.
Ещё недоразвитая, но уже вполне рыночная экономика ожила сама собой, используя заложенные в ней механизмы самоизлечения. Пресловутое «импортозамещение» возникло не потому, что правительство приказало, а потому, что производство стало выгодным. Настоящие банки пришли на смену банкам-прачечным, в тени которых оставались весь «период первоначального накопления капитала». Даже трудно сказать, что могло случиться, если бы Примаков тогда попытался реализовать на практике все многочисленные проекты и прожекты, которые несли ему осенью 1998-го советники Госплана СССР и карьеристы из числа кандидатов наук по политэкономии социализма.
По воспоминаниям тех, кто в то время работал в аппарате правительства, Примаков просто панически боялся принимать решения. Откладывал сначала на день, потом на неделю, потом на месяц, пока не стало очевидно, что никаких решений уже не требуется. Сменив кресло министра иностранных дел на кресло премьера, он действительно не знал, что делать, чувствовал себя не на своём месте. Все эти финансово-экономические термины были для него таким же тёмным лесом, каким для классического гуманитария остаётся высшая математика. Вопреки распространённому в России мнению, Примаков не был политиком. Он был чиновником, причём — советским, со всем присущим этому классу страхом перед ответственностью, привычкой действовать согласно инструкции, модели, сформированной в его голове.
Он и во внешней политике пытался реализовать привычную модель, не понимая и не принимая произошедших изменений. Его первой инициативой была попытка создания вокруг России пояса сателлитов по образцу «Варшавского договора», военно-политической организации с Россией во главе, войти в которую, как оказалось, безоговорочно изъявил желание лишь один, живущий по тем же советским лекалам президент Беларуси Александр Лукашенко. И конечно, украинец по крови, родившийся в Грузии Примаков совсем не с воодушевлением воспринял распад Советского Союза. Для него, с учётом всех семейных обстоятельств, это событие действительно стало почти личной трагедией. А уж причины случившегося в 1991 году он так и не осознал до конца своих дней.
Это отсутствие качеств настоящего политика привело к тому, что на рубеже 1999 – 2000 Примаков так легко вышел из борьбы за пост президента. Жестокая предвыборная кампания, аналогов которой трудно найти, оказалась не для него. Тем более, как истинный чиновник, он так и не смог создать собственную команду, объединить вокруг себя единомышленников, а не вороватых региональных владык, наперебой предлагавших ему себя и свои услуги. Или, как опытный аппаратчик, прошедший школу ЦК КПСС, видел, что эти люди могут бросить его в любой момент, присягнув другому лидеру, если это покажется им выгодным. И не ошибся. В конце концов, именно так и произошло.
Другое дело «петля Примакова» над Атлантикой весной 1999-го. Она пришлась очень по душе тем, кто пришёл ему на смену. Вероятно, потому с ним и прощались по высшему разряду в Колонном зале Дома Союзов, как распорядился президент Путин. Но отдадим покойному должное: под конец жизни сам Примаков, кажется, стал осознавать, что эта петля обернулась удавкой. Минувшей зимой, в последнем публичном выступлении, он говорил, что политика конфронтации только вредит России. Но говорил слишком робко, по советской традиции со множеством лишних слов о российском могуществе и влиянии. И мало кто тогда обратил внимание на другие его слова — о том, что России угрожают не мнимые «цветные революции», а жёсткая централизация, отсутствие экономических свобод и нелепая война на Востоке Украины. Что ж, как верно подмечено, со старостью приходит и мудрость. Жаль, что чаще всего слишком поздно.
