Вообще-то как-то странно писать об Александре Анатольевиче некролог. Учитывая, что за последние двадцать лет он написал ряд блистательных книг, и одна из последних называлась азартно — «Опережая некролог».
Тем не менее — занавес...
«Занавес...» — именно так тихо произнес Александр Ширвиндт в Риге, в Опере, в правую кулису, 14 августа 1987 года, будучи в роли графа Альмавивы в недоигранном им с другом Андреем Мироновым «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро».
Но пару слов после закрытия занавеса сказать следует. Ширвиндт был идеальным — именно так. И этого идеала достичь, кажется, невозможно. Потому что Ширвиндт, как известно — величина уникальная, в единственном экземпляре. Он вообще олицетворял собой ярчайший пример того, как следует жить — при любой власти, при любой эпохе. Ему это удалось.
В Ригу после 1987-го он долго не приезжал. Но был вдруг 22 апреля 2015 года в Большой гильдии с творческой встречей и презентацией книги «Склероз, рассеянный по жизни», написанной к собственному 80-летию. После чего каждый желающий, приобретший чудесно изданный фолиант, мог взять автограф у любимого артиста. Выглядел он идеально, моложе лет на двадцать — отдохнул перед этим в Юрмале.
Но в тот вечер произошел казус. Из которого мэтр вышел, как всегда, элегантно.
Александр Анатольевич вышел на сцену, пожаловался на крутую филармоническую лестницу, по которой некогда он проходил за пару минут (выступал в нашей филармонии еще в шестидесятых!), а теперь шел в пять раз дольше. «Я вновь здесь, где было безумно радостно и бесконечно трагично», — сказал он.
Рассказал о том, как впервые был в Юрмале.
«Впервые я побывал в Юрмале, вы не поверите, в 1955-м. Господи, это же 60 лет прошло! В Дзинтари находился Дом отдыха работников искусств. Моя мама была работником филармонии, папа скрипачом. Я и приехал тогда сюда, будучи студентом третьего курса.
Представляете, вместе с нами тогда в одно время отдыхал в Юрмале великий Вертинский! Ему было 53 года, кажется, но он мне казался глубоким стариком. А мне сейчас 80, представляете? Но когда я увидел тело Вертинского на пляже, я был потрясен: гимнаст, атлет, с талией, широкими плечами, бицепсами, прямо греческая статуя!
Когда он уезжал из Юрмалы, он нам, молодым, устроил прощальный прием при свечах... прямо на пляже. Он сказал тогда, что у мужчины на всю жизнь одна кадушка, извините, спермы, а вы ее тут, молодежь, расплескиваете по пляжу, сколько угодно! Прекрасные времена, неповторимые!»
А потом Ширвиндт призвал публику писать ему записки. И вот ведь казус — публика смущенно молчала и... не писала. Александр Анатольевич вышел из ситуации элегантно и без суеты — прочитал юмореску Михаила Жванецкого.
Наконец, с галерки раздался вопрос: «Какая ваша любимая роль?» Ширвиндт сделал большие глаза и рассказал, что в советские годы на такие вопросы уже заранее была заготовка, но сейчас он ее исполнит совершенно искренне. И с неповторимой интонацией сказал: «Моя лучшая роль еще впереди!» Зал рухнул от смеха.
«А как же звали этого питерского композитора? Который музыку к «Свадьбе Кречинского» написал... Вот он, склероз, рассеянный по жизни...» — «Колкер!» — выкрикнул я из зала. «Иди ко мне сюда, помогай!» — восторженно отреагировал артист. Бурные аплодисменты!
Чувствуется, что это был не только прекрасный артист, но и человек. С ним, если угодно, комфортно. Его чувство юмора было неистребимо даже в самых ужасных ситуациях. Я помню, как через пару дней после смерти Миронова он в антракте спектакля под нещадным в те скорбные дни названием «Молчи, грусть, молчи!» ходил за кулисами под ручку с другом Михаилом Державиным, которому было не очень-то комфортно. Я взял у них автограф. «А теперь мы пошли пить... кефирчик!» — торжественно сказал артист и убыл с коллегой в служебное кафе. Незабываемая сценка из жизни!
Думаю, Александр Анатольевич был бы рад, если бы в день его смерти (а это предстоит каждому из нас) опубликовали фрагмент из его книги «Опережая некролог». В этом фрагменте сказано все!
«Если я когда-нибудь дойду до предела нищеты, у меня заготовлен сюжет рекламы, в которой я согласился бы сняться, предположим, за 2 000 000 долларов. Сюжет прост.
Иду я с палочкой, и какая-то мама вынимает из коляски мокрого ребенка. Я подхожу и говорю: «Ну что вы мучаетесь? У меня всегда с собой запасные сухие». Достаю из кармана чистые памперсы и объясняю на своем примере, как они хорошо впитывают. Мама меня обнимает, я, как Симонов из знаменитой картины «Петр I», целую младенца в подсохшую попку и иду дальше по бульвару к очередной коляске.
В этой связи мне вспоминается старый анекдот, как ранним утром на двор выходит хозяин с лукошком, полным зерна. Во дворе сонмище кур, и петух-производитель «обслуживает» очередную красавицу-несушку. Хозяин начинает разбрасывать зерна, петух соскакивает с подруги и бежит клевать. Хозяин говорит: “Не дай бог так оголодать!”»
Браво, Александр Анатольевич! Вы и тут оказались мудры — и все предусмотрели, все успели, и не оскотинились, не потеряли лицо, остались нормальным великим человеком до самого финала! Золотой человек!
