Музею моды в Риге 8 лет. Начинался он практически с нуля, и за эти годы здесь собралась богатая коллекция, около 4 тыс экспонатов. Многие их них пришли сюда потрепанные временем.
После того, как директор музея на аукционах добывает очередную жемчужину, она отправляется сюда – в надежные руки Надежды Игнатане и Анны Романкиной . И начинаются чудеса.
«У меня на столе очень интересная вещь, очень такая хрупкая. Это конец 19 века. Верхняя часть юбки. Дамы тогда носили трунюр, это особая форма, которая прикреплялась под одежду и создавала объем сзади. А вот эта юбка — уже верхняя завершающая. Поскольку это конец 19 века — смотрите, она расшита бисером, тут есть бахрома, ленты, сетка физически не выдерживает, шелк вообще не выдерживает. Поэтому какие-то фрагменты утрачены, какие-то надо восстанавливать. И я сейчас исследую эту громадную юбку и нахожу фрагменты, которые надо восстановить», — рассказывает и показывает Анна Романкина.
Реставраторы работают по тому же принципу, что и хирурги — не навреди. Нужно максимально сохранить историю, законсервировать ее, а там где необходимо, — произвести пластическую операцию.
«Начинаем искать, подбирать различные кусочки сетки. Желательно, чтобы она тоже была шелковой. Если не находим нужный цвет, наш директор начинает красить, экспериментировать — могут уйти недели, пока найдется нужный оттенок. Или вот восстановление бисера: это же исторический бисер, это конец 19 века, стеклянный бисер. Сейчас такого нет. Есть море всего, но именно такого нет. Или вот эти пайетки — кажется, их безумно много. Но вот современные пайетки — они блестящие, красивые, и я их несколько раз протираю наждачкой, чтобы они стали матовыми. Тогда, где можно, я могу между родными пайетками могу вставить эти. Будет незаметно. А позволить их полностью заменить современными мы не можем», — продолжает Анна.
Работа реставратора очень похожа на работу хирурга. И инструменты те же – иглы, пинцеты. И свои незыблемые стандарты и правила
«Каждый экспонат, который к нам поступает, мы сначала готовим. Прокладывается шелковая бумага внизу, готовим ту часть, которая будет в работе, чтобы она была открытой для этой работы. Как в хирургии. Мы открываем только то, с чем работаем, остальное не должно мешать. Экспонат не должен быть травмирован. У нас есть определенные правила работы. То есть мы не пользуемся духами, кремами для рук с запахом, дезодорантами — чтобы запах, который есть у изделия, у него оставался. Мы не имеем права добавлять что-то свое за исключением самой работы», — объясняет Надежды Игнатане.
Это — культовое платье. Его надевала сама Мадонна в фильме Эвита. Именно над ним сейчас работает Надежда.
В душе она немного детектив. За каждым нарядом стоит история человека, который этот наряд носил. И мастер волей-неволей эту историю расследует.
«Вот, например, платье — его носили и носили довольно долго, судя по тому как оно местами стерто. Это платье пользовалось спросом, это прокатное платье. Бывает так, что открываем лиф и видим: о, в этом платье пили шампанское (в этом конкретно — нет). У шампанского есть особая кислотность, которая чуть-чуть меняет тон ткани. Поэтому сразу можно увидеть: здесь пили шампанское. Или — о, да это у нас ликёр! Есть моменты, которые открывают историю платья, делают его жизненным, понятно, как вела себя надевавшая его женщина, что подавали на приеме. Находить такие моменты — чрезвычайно увлекательно», — признается Надежда.
Ее страсть — восстанавливать детские вещи. И читать по ним историю маленьких модников. Например, владелица этого платья – из очень богатой семьи. Тогда дети были визитной карточкой, демонстрирующей достаток.
«Костюм сшит по самой последней на тот момент моде. Это шил не просто домашний мастер, а самое настоящее ателье. Видите, какая тут потайная застежечка, посмотрите, какие пуговки с орнаментом, посмотрим, как здесь все прошито и пришито. Как тут все аккуратно!.. У нас много платьев, которые перешивались из старого платья. Вот кто-то вырос, еще что-то, платье стало не модным — и его переделывали для ребенка. А тут все сделано совершенно новое.
Поднимаем кружево здесь должна быть немного пышная юбочка — видим, что это соблюдено. Дальше — складки, которые продублированы и прошиты, чтобы не расходились. Вот это вещь! А вот кружево. Кто его видит [под слоем одежды]? Никто. Но дама должна привыкать к тому, что все должно быть изящно. И вот поднимаем платьице и видим элементы взрослой одежды. Вот насколько это потрясающая [детская] копия детской одежды», — демонстрирует Надежда экспонат.
Хозяйка платья была вынуждена и вести себя подобающе. Озорное детство, вероятно, прошло мимо нее, рассуждает Надежда.
Так же быстро детство закончилось у обладательница этого платья, которое тоже восстановлено руками Надежды.
«Это платье второго дня свадьбы. Сама ткань этого платья — это 18 век. Оно перешито, оно было намного больше. Мы видим здесь складки, которые заложены специально для того, чтобы увеличить размер. Вероятно, невеста была очень-очень молода, так как помимо этого мы можем увидеть, что здесь — смотрите — как много ваты положено, чтобы создать хоть немного девчачьи очертания совсем молодой невесте. И само это вызывает эмоции», — рассказывает реставратор.
Но самые яркие эмоции у Надежды вызывает вот это хлопковое платье медсестры времен Первой мировой войны. Платье пришло в рабочем состоянии — с огромными пятнами пота, со следами крови, гноя. Можно было только догадываться, насколько тяжелым был труд медработника, который носил эту одежду.
«С одной стороны, мне немножко жаль вот этих утраченных следов ее труда, который мы видели бы. С другой стороны, я понимаю, что наверное дама, которая носила это платье, хотела бы быть именно вот такой аккуратной. Поэтому я оправдываю весь свой труд — то, что убрала все эти признаки её нелёгкого, такого самоотверженного служения. Я думаю, что она — ну, скорее всего уже где-то там (Надежда показывает наверх — Rus.LSM.lv) наверное будет благодарна мне за то, что я очистила её платье, что показала его таким же превосходным каким, она хотела его видеть, таким же накрахмаленным, вот прямо жестковатым. Наверное, на этом мы с ней сойдёмся», — рассуждает Надежда.
С таким же трепетом Надежда относится к каждому наряду, который попадает в ее руки. Так же, как и Анна.
Реставраторы проводят за работой порой по 13 часов. Время останавливается. Точнее бежит назад — в ту эпоху, над платьями которой трудятся эти хранительницы ускользающей красоты.
