Век назад более миллиона жителей бывшей Российской империи были вынуждены отправиться в изгнание: тогда после кратковременной эйфории перемен в России воцарилась кровожадная однопартийная диктатура, ликвидировавшая демократические «завоевания революции».
Грезы оказавшихся в эмиграции изгнанников имели общий знаменатель — уничтожение большевистской диктатуры, возвращение домой и возрождение России. Широкий политический спектр эмиграции бурлил, структурировался, что, как и сегодня, было связано с различными хитросплетениями, отразившихся в резолюциях политических съездов, в периодике, а затем и в архивных документах.
Политическая турбулентность эмиграции имела резонанс и в Латвии, где также проживали русские изгнанники, принимавшие активное участие в различных процессах «Зарубежной России». Местные особенности русской диаспоры, взаимодействие с политическими центрами эмиграции, а также неизбежные интриги, перипетии и их последствия вскрывают целый пласт малоизученных, но чрезвычайно занятных исторических фактов и параллелей, проводить (или, напротив, не проводить) которые и предлагается читателю этой серии.
«Зарубежная Россия» и Латвия
Февраль 1917 года положил конец существованию двухвековой Российской империи, а заодно и трехвековой истории царствования династии Романовых. В ноябре власть узурпировали большевики, одновременно положив начало Гражданской войне. Несмотря на кратковременные успехи их противников, к концу 1920 года исход войны в пользу Советов был предрешен, хотя война условно продолжалась до конца 1922 года, став не только самой масштабной гражданской войной с древних времен, но и катализатором необратимых последствий.
Постепенное поражение антибольшевистских сил повлекло за собой потоки эмиграции, и в течение нескольких лет
за рубежом оказалось около полутора миллиона изгнанников, многие из которых являлись не беженцами в классическом понимании, а, как и сегодня, идеологическими противниками режима в России, политическими эмигрантами.
Для так называемой эмиграции «первой волны» был характерен целый ряд феноменальных особенностей. Помимо численности, учитывая особенности установившегося на Родине режима, страну покинули наиболее непримиримые противники большевиков — военнослужащие «белых» армий, а также политики, общественные деятели, предприниматели, духовенство, академическая, творческая и иная интеллигенция, как, впрочем, и рабочие, ремесленники и крестьяне. Для этой эмиграции был характерен высокий интеллектуальный и культурный потенциал, помноженный на ярко выраженное неприятие большевизма, ставшее краеугольным камнем эмигрантской идеологии.
Оказавшись за рубежом, изгнанники свято верили в неминуемое падение большевистского режима и жили буквально «на чемоданах», в ожидании скорого возвращения на родину. Одни надеялись на «весенний поход» (интервенцию в Россию при поддержке союзников), другие — на падение режима под ударами внутренних социально-политических катаклизмов. Несмотря на очевидное fiasco подобных чаяний, эмигранты проявили недюжинные способности к сохранению дореволюционной русской культуры, неизменённых в угоду власти истории литературы и искусства, в развитии науки, образования, академической деятельности и пр. В кратчайшие сроки за рубежом были основаны школы, училища, университеты, академии, архивы, библиотеки и так далее.
Находясь в рассеянии, эмигранты поддерживали тесную связь, образовав некий экстерриториальный культурный ареал, которые сами же и окрестили «Зарубежной Россией». В условные границы «Зарубежной России» входили многочисленные государства, где компактно проживали русские, в том числе и такие страны, где подавляющее большинство русского населения составляли даже не «новые» эмигранты, а коренные русские, многие из которых проживали в регионе на протяжении сотен лет. Такими странами стали новообразованные государства, в том числе и страны Балтии, где больше всего русских (около 200 тыс. в середине 1920-х) проживало в Латвии.
Ситуация в Латвии
В отличие от стран Западной Европы, подавляющее большинство русских Латвии составляло национальное меньшинство, т. е. граждане. Около трех четвертей русского населения проживало в восточной части Латвии, в своей массе это были малообразованные, зачастую аполитичные крестьяне, которым были чужды драма и миссия русской эмиграции. Чужаками им казались и сами эмигранты, которые составляли около от 5 до 15% (т. е. от 5 до 20 тысяч) от общей численности русского населения в 20-x годах. Иная ситуация сложилась в городах и в среде немногочисленной местной русской интеллигенции, разделяющей идеологические мотивы «Зарубежной России» и чаяния эмигрантов.
Несмотря на сравнительно небольшой удельный вес в обществе, эмигранты активно участвовали в общественной, культурной, литературной среде Латвии. При этом они мало интересовались местной политической жизнью, основное внимание уделяя событиями в СССР и в «Зарубежной России», и активно участвовали в организациях, связанных с политическими центрами эмиграции в Западной Европе. Зачастую эти организации работали нелегально, так как по условиям мирного договора с Советской Россией, заключенного в 1920 году, деятельность антибольшевистских организаций в Латвии была запрещена. По тем же условиям и Советы обязывались не допускать деятельность Латвийской компартии на своей территории. Как правило, большевики эти требования игнорировали, но при этом зорко следили за «недобитой белогвардейщиной» в Латвии, и поразительно ловко использовали этот фактор как рычаг политического давления.
Наиболее активно деятельность эмиграции обозначилась в 1920-x, когда «Зарубежная Россия» бурлила чаяниями скорого падения большевизма, во имя которого предпринимались попытки консолидации и структуризации. Наиболее значимыми мероприятиями десятилетия стали многочисленные политические съезды русской эмиграции, в том числе в 1921 и в 1926 году в Германии и Франции, где также была представлена Латвия. Причем,
в отличие от других стран русского рассеяния, Латвию зачастую представляли и эмигранты, и граждане, ветераны Гражданской войны и Войны за независимость Латвии,
а также политики и деятели антибольшевистского подполья, пользовавшиеся уважением и среди русских граждан, и в среде эмигрантов. Местные особенности организации, проведения, а также интриги на съездах и их последствия и станут центральным объектом нашего внимания.
► В следующей серии читайте об участии латвийских монархистов в съезде монархистов в Германии, планах по организации военной эмиграции во имя интервенции, центральной фигуре латвийского антибольшевистского подполья, светлейшем князе Анатолии Ливене, и других деятелей монархического лагеря русской эмиграции, неожиданно связанных с Латвией, Павлом Бермондтом, Борисом Савинковым и др.
* Изыскания, легшие в основу настоящего цикла статей, осуществлялись при финансовой поддержке Латвийского научного совета в рамках проекта «История Латвии XX-XI века: социальный морфогенез, наследие и вызовы» (VPP-IZM-Vēsture-2023/1-0003).