Евгения Шерменева: «Театр — это язык, язык страны»

— Я не собиралась становиться театроведом — просто хотела работать в театре и пришла работать во МХАТ, когда мне был 21 год. Но училась я сначала в техническом вузе, все как положено.

— На кого учились?

— На химика-технолога. Была студенткой, в 1989 году пришла во МХАТ и стала там художником-бутафором. Это был театр Олега Николаевича Ефремова, когда там еще играли и Евстигнеев, и Невинный, и Лаврова, и даже Степанова приходила. Это было время надежд и радости. Так что жизнь в театре у меня длинная.

— Легко ли было позволить себе, зная театр изнутри, писать о нем для тех, кто вне его, кто видит только фасад?

— Я начала писать только в 2016 году, когда стала делать онлайн-проект «Культтриггер» о современном искусстве.

— Для того, чтобы писать непредвзято, вы слишком хорошо знаете предмет.

— А я могу переключаться. К тому же у меня принцип: я не пишу про спектакли, которые мне не понравились. Потому что надо людей стимулировать ходить в театр, а не отбивать у них охоту это делать. Во-первых, я не рецензирую спектакли — я пишу обзоры и даю рекомендации, используя свои знания и опыт. А во-вторых — это мой личный вкус, и то, что мне не понравилось, вполне вероятно, может понравиться другим, и пусть они радуются этому спектаклю. Но, к сожалению, сейчас в медиа больше всего ценится «хайп», который по хорошему поводу не поднимают, и получается, что вокруг все только ужасное.

— Театр — это как раз уход от ужасного.

— Театр — как раз светлое пятно во всем, что происходит.

— Там ты уходишь из реальной жизни в защищенное пространство, в котором конкретно с тобой ничего плохого случиться не может.

— Люди могут проецировать свои жизненные обстоятельства на то, что происходит на сцене, и решать собственные вопросы.

В театре обеспечивают психологическую разгрузку — туда можно пойти и получить свою дозу счастья.

Даже есть специальные практики для психологов.

— Вам не показалось, что несколько месяцев изоляции могли лишить людей зрительских навыков? Они могли отвыкнуть ходить на спектакли.

— Думаю, нет. Конечно, финансовая ситуация осложнится и всем нам будет труднее тратить деньги не на жизнь, а на что-то еще. Но ведь нормальный человек часто в театр и не ходит — разве что раза два в год, так что, может быть, он и вовсе не заметил никакого перерыва.

— К вопросу о нормальных людях. Если судить по вашим постам в Facebook, можно решить, что вы испытываете необходимость в театре — род зависимости, и каждый вечер стремитесь занять очередным спектаклем.

— Нет-нет, это я просто на работу хожу. Я сейчас состою в жюри театральной премии «Ночь лицедеев» и, правда, отсмотрела почти все премьеры сезона.

— Замечательно, что позвали туда именно вас. В стране много людей, которые пишут о театре и считают себя знатоками, но их не пригласили, пригласили вас — человека, который в Латвии всего несколько лет. Как профессионал вы успели завоевать наше пространство.

— Все-таки у меня театроведческое образование и красный диплом ГИТИСа, которым я очень горжусь... Нас пять человек в жюри, и все — специалисты в области театра. Члены жюри смотрят каждый спектакль, а в год их выпускается больше 130. Нам вот только не очень повезло — нынешний сезон получился неполным. Теперь летом досматриваем так или иначе спектакли этого сезона, осенью будет награждение победителей — и к работе приступит новое жюри.    

— И как вам такая работа?

— Интересная — очень. Я посмотрела спектакли там, куда сама, может быть, и не добралась бы, — в Лиепае, Валмиере, Даугавпилсе, Резекне. Состоялось знакомство с латышскими театроведами, моими коллегами по жюри, что дало мне возможность следить за тем, на что они обращают внимание, слушать обсуждения. Я смотрю постановки на латышском — пока не говорю, но понимаю очень многое. Сначала было сложно, но ничего, научилась.

— Помню ваше утверждение, что театр обеспечивает выход на чужой язык. Через эмоции. Он действительно очень наглядно объясняет, о чем речь.

— Конечно, театр — это язык, особенно драматический театр. Это язык страны.

— Что помогло вам решиться на переезд и на смену языка — сценического в том числе?

 — В последние годы в России я работала в государственных структурах. Сначала — в Департаменте культуры Москвы, потом в Гастрольном центре при Министерстве культуры Российской Федерации, и становилось понятно, что в государственных структурах я работать больше не смогу. Значит, нужно открывать какую-то небольшую прокатную или продюсерскую компанию, что-то делать самой. Но я сознавала, в какой ситуации находится страна, куда она движется, и понимала, что не хочу там этим заниматься и рисковать.

Я не хочу, чтобы меня вызывали на допросы, не хочу сидеть в суде.

Я очень уважаю и Кирилла Серебренникова, и Соню Апфельбаум, и Лешу Малобродского, которые бьются, отстаивают свое честное имя и потратили на это уже три года своей жизни — представьте: они реально потратили три года своей жизни! Но когда я понимаю, что так могло бы случиться и со мной, ведь в России придраться можно к чему угодно... не хочу.

И вот в 2014 году я купила домик в латвийской деревне, и теперь я здесь.

— Почему именно в латвийской?

— В первый раз я увидела Ригу в пятилетнем возрасте, потом мы с мамой бывали здесь регулярно — в гостях у ее троюродной сестры, поэтессы и журналистки Лидии Ждановой: это была часть моей жизни. В двухтысячных я приезжала в Латвию не меньше трех раз в год — отдохнуть, попутешествовать, встретиться с друзьями. И параллельно смотрела спектакли.

В 2018 году я открыла здесь продюсерскую компанию KatlZ — иногда это продюсирование, иногда что-то еще. Все началось с того, что мы сделали спектакль «Война еще не началась» — режиссером стала Валерия Суркова, работы которой я впервые увидела в московском Театре.doc (Rus.Lsm.lv писал об этой постановке — здесь и здесь). Потом привезли в Театр на улице Гертрудес гастрольный спектакль «Кто убил Анну?» — его премьера состоялась в Музее-усадьбе Льва Толстого «Ясная поляна». Был открытый мастер-класс Алексея Розина, преподавателя актерского мастерства в Школе-студии МХТ. Потом мы показали работу российского режиссера Всеволода Лисовского «Молчание на заданную тему», потом по мотивам «Молчания» получилось сделать уже свою, самостоятельную «Комедию положений»...

Потом я подумала:

если не получается что-то привезти в Ригу, сил и ресурсов не хватает, почему бы не отвезти зрителя, например, в Вильнюс,

на «Турандот» Роберта Уилсона? Появляется повод — и мы едем.

— Продолжим цепочку разных «потом»: потом вас пригласили на Radio Baltkom.

— Я подумала, что было бы хорошо заниматься просвещением русскоязычной аудитории в том, что касается театров.

— Потом вы стали писать в «Новую газету — Балтия», в журнал «Театр» и заниматься просвещением русскоязычной аудитории в том, что касается театральной Латвии. Потом начался карантин и показалось логичным, что «неугомонная Евгения Шерменева» (характеристика меткая, но не моя) наконец передохнет, отпустит себя в отпуск. Но вы даже в такое время нашли чем заняться — стали писать о том, какие спектакли нужно посмотреть в Сети.

— Ну да, я давно начала писать о том, что нельзя пропустить, моей группе в ФБ уже почти пять лет... Во время пандемии, когда все оказались заперты в ограниченном пространстве, у нас оставался Интернет. Я начала для своих друзей из Москвы и Риги делать читки — почти любительские, но с участием актеров: мы читали Чехова, Шекспира, а потом подумалось, что нужно взять пьесу, которую еще никто не знает. Позвонила Марюсу Ивашкявичюсу в Литву и спросила о «Спящих», с которыми он меня знакомил в конце 2016 года: оказалось, что их никто не ставил.

У Марюса была мечта, чтобы в читке участвовала Лия Ахеджакова — позвонили Лии Меджидовне, она сказала: ой, а давайте! Позвонили еще нескольким актерам или просто замечательным людям, в итоге собралась международная компания из 14 человек: Великобритания, Израиль, Канада, Латвия, Польша, Россия, Франция, Эстония. Москву представляли Лия Ахеджакова, Ксения Раппопорт, Анна Чиповская и Виктор Шендерович, Ригу — Гуна Зариня, Гундар Аболиньш и главный редактор «Медузы» Иван Колпаков.

— И всю эту компанию собрали вы?

— Мы вместе с Марюсом Ивашкявичюсом. Целиком с его антиутопией до момента выхода в Сеть мы не знакомились ни разу — чтобы оставалась радость открытия, узнавания. Читку поставил Оскарас Коршуновас, и теперь видеоверсию Zoom-спектакля можно посмотреть на YouTube до 12 июля.

— Я правильно понимаю, что вам интереснее и ближе новые формы — театр, непривычный для большинства? 

— Я люблю новый театр — это действительно очень интересно. Но для того, чтобы он развивался, нужно то новое, что показывают на небольших площадках, обязательно опробовать на больших сценах репертуарных театров. До тех пор, пока новое не будет показано на большую аудиторию, оно не станет влиять на дальнейшее развитие театра и останется внутри профессионального сообщества.

— Вы увеличиваете эту аудиторию по мере сил.

— Это одна из самых важных задач людей, которые работают в театре, — популяризировать какие-то новые вещи и учить людей видеть красоту.

— В непривычные формы не всегда заключена красота. Или она просто подается по-другому?

— Красота в глазах смотрящего. Вы рассматриваете «Капричос» Гойи — и что видите? Это красота или не красота? Теодор Курентзис говорил: до тех пор, пока люди не привыкнут слушать современную музыку, они не будут понимать ее красоту.

— Здесь нужна привычка пробовать новое на вкус, умение уважать чужой труд. Чтобы перестало звучать привычное: «Меня что, за дурака держат?» А кому это надо — держать тебя за дурака?

— С тобой хотят поделиться прекрасным.

— Вы им делитесь постоянно.

— Когда я подавала документы на должность в Латвийском институте нового театра (некоммерческое общество Latvijas Jaunā teātra institūts — Rus.Lsm.lv) — оказалось, что мой послужной список занимает четыре страницы. Потому что

я все время пытаюсь для себя что-то найти. Я себя ращу.

Есть два пути. Можно растить свою кампанию — я занималась фестивалем NET десять лет и начинала, когда там были только Марина Давыдова, Роман Должанский и я, а когда уходила — там работало очень много людей, было много проектов и очень хороший оборот. Я вырастила компанию, и десять лет моей жизни были посвящены тому, чтобы менеджмент этого фестиваля поднялся с полулюбительского уровня (Марина и Роман — прекрасные критики и журналисты, но точно не специалисты в менеджменте) на профессиональный.

И есть второй путь — расти самому. Из суфлера я стала помощником режиссера, из помрежа — главным администратором, из главного администратора — помощником художественного руководителя. Когда была возможность расти — я росла.

— Вы могли бы стать руководителем Латвийского института нового театра и заранее решили проработать в этой должности не больше пяти лет.

— Может быть, и меньше. Потому что у меня есть опыт и знания, которые могут быть полезны, но у меня нет нужного возрастного разгона: если я пригожусь и мои умения дадут какой-то результат — хорошо, но я уверена: этим должны заниматься более молодые люди. Фестиваль NET сейчас делают молодые ребята, фестиваль «Территория» делают молодые ребята... И я этим горжусь больше, чем другими своими достижениями.

— То есть была задача — наладить дело и передать его в другие руки?

— Не наладить — все уже налажено, — а попробовать увидеть задачи института под другим углом. И найти молодых, с которыми это можно делать.

PS Директором Латвийского института нового театра Евгения Шерменева  не стала, но она точно придумает что-нибудь еще — специалист, который служит театру с фантастической отдачей и знает о нем «все и даже больше». Бывшая москвичка, работающая в Риге и сумевшая сохранить темпы московской жизни. Человек масштабный, потому что «все зависит не от того, что вокруг, а от того, что внутри вас»: ей у нас не тесно.