СПЕКТАКЛЬ
SKATUVE в огне || «Скатуве» UGUNĪ
Спектакль на русском и латышском языках, с титрами на латышском и русском языках.
Драматург — Артур Дицис
Режиссер — Лаура Гроза
Сценография и костюмы — MAREUNROL'S
В ролях: Инесе Кучинска, Екатерина Фролова, Мартиньш Вилсонс, Шамиль Хаматов, Яков Рафальсон, Александр Маликов, Вероника Плотникова, Яна Хербста, Константин Никулин, Ивар Калниньш, Анатолий Фечин, Михаил Ширяев, Дмитрий Егоров, Анна Гербутова.
3 февраля 1938 года на полигоне НКВД в Бутове были расстреляны 258 человек, из которых 229 были латышами. Погиб практически весь московский государственный театр «Скатуве» — в том числе Мария Лейко, некогда звезда немецкого немого кино, работавшая с Мурнау и Брехтом, Пискатором и Рейнхардтом.
Руководил «латышским делом» Леонид Заковский, он же Генрих Штубис из Рудбаржи, тогдашний глава Московского управления НКВД. По его указанию нужно было арестовывать 1000-1200 «националов» в месяц. В августе 1938-го дошла очередь и до него самого. В отличие от актеров театра «Скатуве», после смерти Сталина реабилитирован он не был.
Пьесу о Марии Лейко написал Артур Дицис, ставит спектакль Лаура Гроза, участвуют в нем не только актеры Театра Чехова, но и приглашенные звезды — Ивар Калниньш, Мартиньш Вилсонс и, конечно, Инесе Кучинска, которая играет главную роль.
— Инесе, наверное, требовалось много мужества, чтобы погрузиться в эту страшную историю. Вы сразу согласились на предложение Лауры Грозы?
— Да, сразу. Даже вопроса не возникло, соглашаться или нет. Странное ощущение не покидает меня уже давно. Мария Лейко… Пару лет назад я должна бы сыграть ее у Дависа Симаниса (в фильме «Молчание Марии», премьера которого в ближайшие дни состоится на Берлинском кинофестивале, в программе «Форум» — М.Н.). Но, как часто бывает в кино, обстоятельства поменялись по самым разным причинам, и роль получила другая актриса (Ольга Шепицкая из русской труппы Рижского ТЮЗа Адольфа Шапиро — М.Н.). Я стала в этой картине Анной Лацис, режиссёром, бабушкой нашей Мары Кимеле. Только вот Мария Лейко меня от себя все равно не отпустила.
— Вы настолько похожи, что, кажется, и грима никакого не надо.
— Знаете,
мы однажды смотрели старые фотографии Марии, и на одном снимке я вдруг увидела себя. Подумала — не может быть, глюк какой-то.
Первый раз в жизни со мной такое случилось. Но это было только с одной фотографией, и там Мария была на сцене и в гриме. С другими нет.
— Лаура Гроза и драматург Артур Дицис говорили, что в рассказе о театре «Скатуве» постараются сосредоточиться именно на судьбе Марии. Знаменитая актриса, звезда немецкого кино едет в Тбилиси за осиротевшей внучкой, на обратном пути задерживается в Москве — и через три года погибает от пули палача…
— Я все время задаюсь вопросом, я всё время пытаюсь понять — почему?! Я мысленно постоянно спрашиваю Марию об этом. У тебя в Латвии дом, счет в банке, у тебя все есть… Почему ты там осталась?!
Но нет. Она осталась, она моталась по гастролям, она играла в холодных домах культуры, потеряла здоровье, истрепала себе все нервы…
Почему?! Я никак не могу найти ответа на эту загадку.
День за днём погружаться в эту ситуацию, в эту судьбу — очень тяжело. Это волнует и приводит в смятение мысли твои, душу, тело, весь организм. Невероятно сложно принять, что такой ужас вообще мог происходить.
— Если я правильно понимаю, фактологического материала о последних годах Марии Лейко в свободном доступе нет. Я нашла только повесть Бориса Миловзорова «Звезда опадающих листьев» на русском и небольшую биографическую книжку Гуны Зелтыни на латышском…
— Причем книжка эта написана в советское время. Там нет сведений, которые мне как актрисе помогли бы, нет «мяса», в которое захотелось бы вцепиться зубами. Увы, в основном приходиться полагаться на воображение, и, по большому счету, я могу только прикоснуться к этой истории… Но да, она была очень необычная актриса, Мария Лейко. Как один обнаженный нерв на сцене. Говорят, однажды во время спектакля она так заигралась, что от избытка чувств упала в обморок. А коллеги подумали — надо же, какая мизансцена вдруг родилась, как здорово...
— А разве это хороший тон для артистов — падать в обморок на сцене?
— Ну, это было другое время, и Мария искала свой путь, свой театральный язык, искала что-то новое. Сейчас у актеров все-таки больше технических приёмов и профессиональных приспособлений, никто не хочет сойти с ума посреди спектакля.
— Спектакль Театра Чехова называется «“Скатуве” в огне». В этом есть отсылка к пьесе Блауманиса «В огне», которую ставили в Москве с Марией Лейко в роли Кристине? Хотя по возрасту они с героиней не слишком совпадали…
— Это опять-таки вопрос о времени. Тогда никого было не удивить даже 50-летней Джульеттой. Велта Лине в знаменитом спектакле Национального театра «Санта Крус» (поставленном Михаилом Кублинскисом по пьесе Макса Фриша в 1971 году. — М.Н.) играла Эльвиру в 52 года. Я ту же роль исполнила в 26. Требования к возрасту сейчас иные.
— Спектакль обещают на двух языках. Какой все-таки преобладает? Вы будете говорить на русском со сцены?
— И на русском, и на латышском. Я бы сказала, там нет твердой концепции, в рамках которой мы переключаемся с одного языка на другой. Все довольно свободно. И на репетициях так же: Лаура говорит на латышском, вдруг почему-то переходит на русский, и вот мы все уже репетируем то на латышском, то на русском.
Солидаризация такая языковая у нас.
— Вы же с Лаурой давно сотрудничаете. Это не очень корректный вопрос, наверное, но все же: есть разница — работать с мужчиной-режиссёром и женщиной-режиссёром?
— Есть. Мне кажется, мы, женщины, понимаем друг друга с полуслова. Не на вербальном уровне, а на интуитивном, духовном. Из недр земли это соприкосновение идет. Во всяком случае, с Лаурой у нас так. Она великолепный режиссёр, великолепный. Это пятая постановка, на которой мы встречаемся, весь предыдущий опыт был отличным, и вот уже во второй раз в своей карьере благодаря Лауре я сталкиваюсь реальным персонажем. Первой такой моей героиней была Розалинд Франклин (английский биофизик и учёная-рентгенограф, занималась изучением структуры ДНК в 40-х-50-х годах — М.Н.) в спектакле «51 фотография». И вот теперь Мария Лейко… Очень тяжело говорить о спектакле перед премьерой, потому что каждый репетиционный день сейчас наполняется чем-то новым, но одно могу сказать: не будет бытовой постановки. Чисто бытовой.
— Это очень интересно. Было бы странно, если бы, предположим, Марию Стюарт играли сейчас цитатами из ее речей, в пышных костюмах в париках. Но Мария Стюарт от нас так далеко, что мы можем придумывать всё, что хотим, а вот Мария Лейко… Наверное, тут самое сложное — найти баланс между символичностью и реализмом, художественным и документальным.
— На данный момент, по-моему, все именно так в спектакле и складывается: есть бытовой, реалистический слой, и второй, в котором Мария Лейко, по сути, является символом искусства, красоты, чего-то божественного, что уничтожается грубой и жестокой силой.
— То, что вы делаете в театре — актёры, режиссёры, — это всегда и про сегодняшний день, и про возможность погрузиться в параллельную, другую, чужую жизнь, и сравнивать, сравнивать со своей. Зрителям это очень помогает сейчас. А вам?
— Мы об этом очень много разговаривали с [актрисой и режиссером] Резией Калниней, которая как бы отошла от актерской профессии. Я, в отличие от Резии, не могу представить свою жизнь без сцены. Это моя сущность, мой образ жизни, возможность говорить о том, что для меня важно, что меня радует, что печалит, что делает мне больно. Это платформа, где я могу выразить себя.
— В спектакле «Скатуве» в огне» очень необычная компания собралась — вы, Ивар Калниньш, Мартиньш Вилсонс, Шамиль Хаматов…
— Замечательный Шамиль Хаматов!
— …и другие артисты Театра Чехова, старые и новые… Как вам работается вместе?
— Я за себя только могу сказать. Я напитываюсь их присутствием. Многому учусь. Такое ощущение, что они меня как бы подтягивают к себе — в том смысле, что чувствуется другой менталитет. Он мне не чужд, потому что у меня в роду, помимо латышей, есть и поляки, и литовцы, темперамент через край, как говорится… Словом, мы сливаемся в единое целое, и я очень довольна, что в моей жизни есть такой период. Я благодарна Лауре и Театру Чехова за это предложение, за эту возможность быть вместе.
Атмосфера очень хорошая, трудовая, скажем так. Все хотят, чтобы спектакль получился. Не возникаем. Работаем…
Знаете, за все мои долгие годы в профессии я только четвертый раз принимаю участие в проектах других театров. Меня это всегда очень заряжает. Это вызов. Это обмен энергией. Конечно, есть усталость от того, что приходится постоянно ездить из Лиепаи в Ригу и обратно, но я даже этой усталости рада.
