Двое мужчин тащат орущую рыжеволосую женщину по коридору, за железную дверь с цифрами 1011. «Отец! — кричит она тёмному силуэту. — Мой брат был на “Прометее”! Где мой брат? Он знает, чем мы занимались на кораблях! Почему я ничего не помню? Что ты сделал с моей памятью?!»
Та же женщина просыпается в каюте номер 1011 парохода «Цербер», идущего в Америку. Она больше не орёт, а от толстых кожаных ремней остались лишь следы на запястьях. «Я не сумасшедшая, — говорит она своему отражению в зеркале. — Я Мора Франклин». На полу лежит газета: « “Прометей” исчез четыре месяца назад». На столе лежит письмо: «Я знаю, что сделал отец. Встретимся в Нью-Йорке. Твой брат».
На «Цербере» — Вавилон, каждый лопочет, как он хочет. Вот французские молодожёны, вот испанский священник и его похотливый брат, вот китайская мама с дочкой, одетой, как экзотическая японка, вот врач умный и вот врач тупой, как пробка, вот полный третий класс датчан, вот польский кочегар, а вот немецкий экипаж. И, кажется, только миссис Уилсон умеет найти общий язык со всяким.
Старпом спешит к капитану. Уже двадцать минут телеграф стучит по ленте — ни единого слова, только координаты. Право руля, полный вперёд — семь часов пути. Море чует смерть. В полном штиле, в сумеречной мгле стоит среди океана мрачный, тёмный «Прометей». И тишина! В пустом корабле, в тёмном камбузе сидит в тумбочке аккуратный, бледный мальчик. И в руках у него пирамидка. Мужчина, весь в чёрном и мокром, выбирается на палубу «Цербера», приподнимает воротник и идёт к каютам. Безмолвного, полного тайн «Прометея» берут на буксир.
Ха! — самодовольно воскликнет надменный, заносчивый зритель, весьма неприятный в общении. — Тут же всё понятно. Корабль называется «Цербер». Одноимённый мифический пёс охранял вход в царство мёртвых. Даже складывать два и два не нужно, чтобы понять, где трёхголовая собака порылась. Путешествуя на корабле — то есть, верхом на вышеупомянутой псине, персонажи могут находится в единственно возможном месте вне мира живых и вне мира мёртвых — в лимбе.
А вот тебе кукиш с моторным маслом из машинного отделения! Только не эти люди, не создатели «Тьмы»! Не для того Янтье Фризе долгие месяцы корпела над сценарием, чтобы утилизировать историю в «это всё был сон» или «на самом деле все умерли». Ведь правда же? Ведь правда? При этом стоит признать, что такой жульнический приём, объясняющий всё на свете и сглаживающий любые сюжетные ляпы, при ловком применении всё ещё способен вызвать вау-эффект. Как и в прошлый раз,
за пером — Янтье, в режиссёрском кресле — Баран. Творческие и романтические партнёры снова делят обязанности пополам — она пишет (за)умное, он показывает красивое.
Встречаем по одёжке. Визуально второй сериал Фризе-Одара — может, и не родной, но как минимум двоюродный брат первого. Выключайте свет и выбирайте разрешение повыше — картинка не то чтобы непроглядная, но какое там освещение в 1899-м? Газ, керосин да заря электричества. Пассажиры первого класса щеголяют в аутентичных платьях, интерьеры судна радуют глаз морёным и лакированным. Реалистичность здесь — не главный козырь, но ведь и сама реальность под вопросом. Зато мрачная торжественность и величественность в ассортименте — и свинцовое небо, и бездонный океан, и сам четырёхтрубный пароход в пенистых волнах, и плотный туман, и жар печей, и гром-и-молния, и здоровенная чёрная пирамида в ледяной пустыне.
«Мне триста лет, я выполз из тьмы», — поётся в известной песне ещё более известной группы «Машина времени». Немецкому актёру Андреасу Пичману всего 53, но он тоже выполз из «Тьмы» и переполз в «1899». В «Тьме» (или во «Тьме»?) он играл одного из ключевых персонажей — Незнакомца (но мы-то знаем!). Здесь ему тоже досталась важная роль капитана «Цербера» Айка Ларсена со шрамами на лице и в душе — благородного, ответственного, заливающего огромную личную трагедию из маленькой бутылочки. Главную роль исполняет англичанка Эмили Бичем, лауреатка каннской пальмовой ветви трёхлетней давности. С десяток пассажиров снабжены личными историями, звёзд особо нет, но красивые лица встречаются — кроме чем-то похожей на Николь Кидман главной героини, это, например, чувственная француженка Клеманс и чумазый добряк-поляк Олек.
Но основная ценность кастинга в том, что он максимально интернационален, и на корабле вы не встретите ни Ивана Драго, ни Ивана Данко, и не услышите вымученного hoo-li-gani.
Французов играют французы, испанцев — испанцы, датчан — датчане, китаянку — китаянка, ну, вы поняли. Порой в помещениях судна стоит такой гвалт, что авторы субтитров просто пишут «говорят на родных языках». Корабль уставлен языковыми барьерами, которые, как оказывается (и, возможно, как и задумано), не являются преградой для искренних душевных порывов и излияний.
Герои, может, и не прочь вылечить старые травмы, замолить грехи, исправить ошибки, но путешествуют они не на машине времени, а скорее на машине пространства. Люки под койками открывают шахты-червоточины, соединяющие и смешивающие миры, тянущие прошлое в настоящее; собранные в пучки и в целые кабельные трассы нейронные связи заполняют туннели, ведущие в следующие и следующие сегменты реальности; пространство разбухает, удивительным образом не выходя за клёпаные стальные рамки кораблей.
«1899» — настоящая находка для поклонников психологических экспериментов, а также для любителей понаблюдать, поразмышлять и поспекулировать на тему альтернативных, дополненных, внутренних, изменённых, истинных и надуманных реальностей.
Оказавшись в ловушке среди теней платоновой пещеры, герои (особенно Мора, изучающая мозг) задаются вопросами о сути вещей и природе мира, о роли в этом мире Создателя и о роли человека, играющего в Бога. Сколько миров они могут создать? Действительность формирует сознание или наоборот, является его плодом? Объективность или функция мозга? Способен ли узник темницы разума увидеть не только желаемое, но и действительное?
В потоке вечного авторы выделяют немного времени на актуальное. Трое персонажей принадлежат к ЛГБТ-ещё-пока-не-сообществу, главная героиня эмансипирована до медицинского образования и способности путешествовать без сопровождения. «Это мужчины изобрели платья и каблуки, — жалуется одна дама другой. — Чтобы женщины не смогли от них сбежать». На этом по «повестке» всё.
Средства сгущения загадочности, нагнетания жути и доставки популярной философии в зрительский мозг многочисленны и изобретательны. Люди падают замертво, сражённые каким-то церберальным параличом, тиканье неизвестной природы превращает человека в человека-лемминга и ведёт его к обрыву, тут и там на корабле обнаруживаются анахронические артефакты, шкафчик издаёт научно-фантастические звуки и струит потустороннее сияние, из стен ползёт металлизированная 3D-текстура, а Зелёный Жук-бронзовка выполняет функции Белого Кролика (в том смысле, что за ним нужно следовать) и заодно открывает любые двери.
Следить за «Тьмой» было легко — нужно было всего лишь выделить в квартире стену для фотографий всех членов всех семей в трёх разных временах и купить три мотка ниток разных цветов, чтобы сплести из них паутину связей между персонажами. Смотреть «1899» ещё проще: действующие лица не меняются, а если вам покажется, что упущено что-то важное — никто и ничто не помешает вернуться и пересмотреть подозрительный эпизод.
А когда авторы понемногу срывают покровы, и мы начинаем хватать ускользавшие ранее смыслы за хвосты и связывать их вместе, предчувствуя нечто грандиозное, как грядёт странная и неожиданная концовка. Финальный твист рождает новые 1899 вопросов, главные из которых: «Ты что, Баран?» и «Какого хрена, Янтье?».
Надеемся и верим, что Создатели не выдохлись и не запутались сами, а наоборот, чётко знают, что делают, и приготовили для нас не фигу в кармане, а сюрприз во втором сезоне. Который мы (в таком случае) будем ждать с нетерпением, а смотреть с придыханием.
