В связи с этим некоторые мои знакомые заговорили, что наконец-то в Латвии разделение будет проходить не по этническим, а по ценностным линиям. И пускай это пока происходит только на уровне гражданского общества, не затрагивая политические партии: главное, мол, чтобы прогрессивные и продвинутые латыши и русские хоть в какой-то области вместе восстали против консервативного большинства.
Я являюсь однозначным сторонником приема беженцев, считая, что
наше общество просто необходимо окунуть с головой в реалии разнообразия. Латвийцам пора осознать и начать привыкать, что мы живем в мире смешения разных культур, идентичностей, взглядов, стилей жизни и т.д.
Несмотря на это, я пока не спешу участвовать в акциях в защиту беженцев, хотя мне и симпатичны лозунги и посылы нарастающего движения. Отсутствие энтузиазма у меня связано с опасением, что все это мероприятие, как и многие другие прогрессивные начинания в Латвии, останется в рамках уже изрядно наскучивших еврооптимистических клише, будучи оторванным от реальной ситуации в нашем обществе.
Воспроизводить шаблонные и конформистские установки могут не только официозные, открыто проправительственные социальные движения, но и движения, претендующие на некий «альтернативный» взгляд.
Есть два основных момента, настораживающих меня. Моя точка зрения базируется и на личном опыте былого взаимодействия с некоторыми из активистов, сейчас участвующих в акциях в поддержку беженцев, и на наблюдениях за публичной риторикой сторонников радушного приема представителей других культур.
Во-первых, меня смущает, что часть общественных деятелей, сегодня активно выступающих за права беженцев, ранее демонстрировали не только непонимание пресловутой русской проблемы в Латвии, но и полное нежелание даже попытаться вникнуть в нее.
На т.н. «русский вопрос» может быть много ответов, в том числе диаметрально противоположных. Но диалог невозможен, если у собеседника пренебрежительное или даже брезгливое отношение к обсуждаемой проблеме.
Понятно, что высказываться о расширении прав и возможностей, например, латвийских неграждан – дело неинтересное, немодное и неблагодарное, так как не вписывается в общеевропейский прогрессивный эмансипационный тренд. Этот тренд прекрасно включает в себя борьбу за права ЛГБТ, поддержку беженцев и солидаризацию с украинским Майданом, но абсолютно равнодушен к вопросу социального включения всяких там «закостеневших» и превратившихся в анахронизм неграждан Прибалтики.
При этом, у меня нет ни малейших претензий к консерваторам всех мастей за их политику социального исключения каких-либо неудобных групп из общественно-политических процессов. Убеждение, что «каждый должен знать свое место» и что четкие иерархии в обществе вообще способствуют прогнозируемости, безопасности и стабильности, без проблем вписывается в национал-консервативные учения.
Другое дело, если ты позиционируешь себя как сторонника того, что Славой Жижек называет европейской традицией радикальной и универсальной эмансипации (а я знаю, что для многих из сегодняшних пикетчиков в защиту беженцев «самый опасный философ Запада» является почитаемой фигурой). В этом случае для тебя любое ограничение в гражданских правах не может быть приемлемым или оправданным. Права всех социально отчужденных или исключенных групп должны заслуживать расширения: и геев, и беженцев, и латвийских неграждан.
Второе обстоятельство, смущающее меня в латвийских активистах, сегодня защищающих беженцев – это распространенное снобистское отношение к народным страхам. В конце концов, какова миссия всей этой деятельности: нести просвещение в общество или же утверждать свое интеллектуальное превосходство над «нетерпимыми и невежественными» широкими слоями населения? По-моему, вопрос риторический.
Некоторые деятели «прогрессивной общественности» сегодняшние опасения и беспокойства по поводу приема беженцев с невероятной легкостью трактуют как «шовинистические». Но все ли так просто?
Шовинисты ли те, кто утверждает, что соприкосновение разных культур в нашем непросвещенном социуме может создать проблемы? Или те, кто говорит, что есть области, например, касающиеся роли женщины в обществе, где представители разных традиций вряд ли придут к консенсусу?
Недопустимо считать и проповедовать, что различия в системах ценностей у людей и народов обусловлены генетическими или биологическими причинами. Но стоит ли отрицать, что разный социальный и исторический опыт, разные политические культуры, приверженность разным религиям, разные источники информации и, в конце концов, разная идейная направленность государственной пропаганды могут приводить к антагонизму и конфликтам между людьми?
В то же время я соглашусь: шовинизм в латвийском обществе присутствует и даже в большом количестве.
Шовинизм ведь— не только выстраивание иерархий народов, утверждение, что один народ превосходит другой, но и оправдание сегрегации, с целью как можно меньше соприкасаться с «другим», пусть даже и уважая право «другого» на отличие.
Собственно, доктрина «этноплюрализма», выдвинутая французскими новыми правыми во главе с Аленом де Бенуа и популярная среди современных европейских националистов, как раз опирается на концепцию «равных, но отдельных».
С точки зрения восприятия «другого» и тенденции смотреть на мир через призму деления на «мы» и «они», латвийский народ далеко не без греха. Но пока непонятно, какими методами наше зарождающееся движение в защиту беженцев этот грех собирается искоренять. Методом презрения или методом просвещения?
Наше общество такое, какое есть: со своими предрассудками, стереотипами и страхами. Долгое время телеканалы – и латвийские, и российские – его пугали угрозами, иногда несуществующими, почти всегда преувеличенными. Электоральная мобилизация у нас всегда происходила на основе страхов, а не политических идеологий и экономических предпочтений.
Многие представители «прогрессивной общественности» несут свою долю ответственности за создание в латвийском обществе атмосферы нетерпимости и недоверия.
Теперь они должны считаться с тем, что переформатирование преобладающих взглядов в Латвии будет долгим и мучительным процессом.
