ПЕРСОНА
Виктор Глухов, ранее — учитель математики в рижских школах № 40, 22, 80, а также в Ринужской гимназии. Обладатель многочисленных премий, включая «Золотую ручку» и премии Атиса Кронвальда «За значительные достижения в педагогической деятельности» и награды Кабинета Министров. Депутат Рижской Думы от партии «Центр согласия» с 2009 по 2013 год. Теперь — учитель математики в частной школе DLD College London.
Виктор Васильевич пришел на встречу минута в минуту, одетый буквально с иголочки, в лучших традициях английского стиля. Мне вспомнилась 40-я школа, когда он, стоя у доски, в потертых джинсах, кедах и футболке с рисунком или надписью, перепачканный мелом, пытался нам, общеобразовательному классу, объяснить что-то из элементов программы первого курса ВУЗа. Кажется, по большей части, безрезультатно, но мы, несмотря на обилие колов в журнале, все равно обожали Виктора Васильевича. И даже моя собственная средняя оценка за семестр в 3,333 и недопуск к сессии обожанию не мешали. Именно на его уроках почему-то всегда было веселее всего («Я вообще никогда не шучу», делая каменное лицо, утверждает сегодня Глухов) — хотя все прекрасно понимали, насколько серьезными последствиями чреват провал по алгебре или геометрии.
За мою карьеру в журналистике мне довелось брать интервью у пары премьеров, изрядного числа английских политиков, депутатов Европарламенте и должностных лиц Еврокомиссии. Ни одно из них не было настолько сложным, как это.
Очень, очень неловко пытаться лезть в душу любимому учителю,
даже если, спустя 16 лет, образно говоря, ты и оказалась по другую сторону стола и теперь задаешь вопросы сама.
«Я люблю Мэйфэр. Если говорить о каком-то толчке, называть какой-то момент — не то чтобы я сказал: «Всё! Я уезжаю!» — а в который я понял, что я неравнодушен к этому месту, это был мой первый визит сюда. Есть такой сад — Моунт-стрит гарден, спокойное дивное место в нескольких шагах от Гайд-парка. Меня это поразило: ребята, у вас же в двух шагах Гайд-парк, зачем вам еще парк собственной улицы? В нашем городе тут бы уже построили какой-нибудь торговый центр», — говорит Виктор Глухов, когда я пытаюсь разузнать, чем же прельстил Лондон его, без кавычек знаменитого учителя и некогда заметного политика. Первым делом он возражает: все эти «дифирамбы» — авторские, и то, что он с ними несогласен, «можно даже не говорить».
«Уезжать — наверное, нет, — отвечает Глухов, когда я спрашиваю, было ли ему страшно. — Но
были моменты, когда подступало отчаяние. Когда в течение практически года я не мог найти работу.
И пару-тройку раз я себя и окружающих спросил: «Ну, что? Пора собирать чемодан и назад?»»
В Лондоне Виктору Глухову фактически впервые в жизни пришлось искать место по всем классическим правилам — с рассылкой CV, с заполнением мотивационных писем и прочих бумаг. «И с ожиданием ответов... А потом уже и без ожидания...», — смеется он, добавляя, что никаким сюрпризом это не стало: «Ты приезжаешь в чужой монастырь, и ты уже готов играть по всем правилам».
«То, что меня взяли на работу, было даже немножко удивительно, потому что я после интервью и пробного урока вышел из этой школы, выслушав слова, которые мне показались дежурными: о том, что «да-да-мы-вам-позвоним». Но — действительно, позвонили и спросили, могу ли я начать со следующей недели. И меня это удивило — после довольно долгого периода, когда меня на интервью просто вообще не приглашали», — вспоминает он.
DLD College London, школа, где сейчас работает Виктор Глухов, не совсем стандартная: большинство учеников — иностранцы из стран Азии, Африки, Америки. Согласно английской системе образования, все предметы в старшей школе — по выбору, включая математику.
«Поэтому можно преподавать на существенно более глубоком уровне, — объясняет Глухов. — И, даже есть возможность взять и обычную математику, и обычную плюс дополнительную. Если ученик выбирает такую «двойную математику», то, по моим оценкам, это с залезанием в 2-3 курс советского технического ВУЗа.
Латвия когда-то пыталась ввести такую систему по выбору, но поскольку в Латвии очень большая любовь все регулировать, то довольно быстро всё сошло на нет».
Ученики же, по большом счету, ничем не отличаются от латвийских: «Кто-то хочет учиться, кто-то — нет. Кто-то упорный, кто-то ленивый. Как и в 40-й школе, как и везде.»
«Нет!», — следует очень быстрый ответ на вопрос, не более ли почитаема профессия учителя в Англии. «Здесь нагрузка учителя гораздо больше. В Латвии ставка — 21 урок, здесь — порядка 35 в неделю. Нормальный 8-часовой рабочий день, подготовка к этим урокам, проверка тетрадей, заполнение разных бумаг».
«Совершенно непривычная для латвийского/российского/постсоветского учителя вещь, которая называется «написание рапортов». Мы циферки в табеля ставили в Латвии, а здесь надо ещё комментарий на каждого — каждый семестр: успехи, неуспехи, рекомендации. Ёще, конечно, всякие собрания, родительские вечера, открытые вечера...» Из плюсов: свободные каникулы.
Другое существенное отличие от латвийских школ — дресс-код для учителей. «Джинсы нельзя. Ты можешь себе представить меня — и не в джинсах? Кеды тоже нельзя. У меня хлопчатобумажные штаны. И я не понимаю, почему какой-то определённый способ обработки хлопка — offensive (оскорбительный — К.С.), а другой способ обработки того же материала — fine (допустимый — К.С.)», — смеется Виктор Васильевич.
От английского образования разговор переходит к латвийскому. К реформе образования. Новой реформе.
«Есть очень разные молодые люди. Для одних это будет, наверное, препятствие, но они его преодолеют и будут успешны, — рассуждает Глухов. — Для других это будет... (длинная пауза — К.С.) повод махнуть рукой на образование и просто не получать его. Забить.»
Скорее всего, участятся и отъезды за границу: «Если бы я находился в Латвии и у меня был ребенок школьного возраста, то, наверное, я бы взвешивал, что мне делать, и это было бы в списке вариантов».
«Они не будут им преподавать на латышском.
Как ты себе это представляешь?» — быстро отвечает Глухов, реально ли русскому школьнику получить качественное образование, когда русские учителя старой школы начнут им преподавать на латышском.
«Я знаю каких-то людей. Я просто не могу себе представить, что человек, который всегда был честным сам с собой, честным со своими учениками — вдруг что-то в нем насколько меняется, что он начинает заниматься противоестественной и вредной для своих учеников деятельностью.
Я думаю, все будет примерно, как и после предыдущей затеи: все останется более-менее, как происходит сейчас. Со временем люди будут уходить на пенсию, их будут заменять. И просто все постепенно будет вымыто».
«Им до такой степени тяжело, что они об этом стараются не говорить.
Мы почти не разговариваем об этом. Очень мало. Зачем себя расстраивать?», — отвечает он на вопрос, о том, что чувствуют его коллеги-учителя в Латвии. Я понимаю: об этом дальше расспрашивать не стоит.
Сам Виктор Васильевич не исключает, что может вернуться в Латвию, но только по личным обстоятельствам или же при возможности реализации какого-либо собственного проекта: «Я уже нахожусь за рамками «мне бы предложили».
Я не хочу ничего, что мне могли бы предложить. Вот если бы я сам что-то придумал и это можно было бы делать в Латвии...
А так, что вдруг кто-то скажет: «Приезжай, мы тебе будем платить миллиард денег!», то во-первых, это нереально, а, во-вторых, это... мне просто не нравится работать на кого-то».
При этом опять в политику он точно не пойдет: «Низкий коэффициент полезного действия. А во-вторых, каждый человек, наверное, предназначен какому-то делу, и
я думаю, что я предназначен для преподавания школьникам математики. Поэтому пускай другие хорошие люди занимаются политикой, а я — своим делом».
«Например, Борис Цилевич, — отвечает он на вопрос, кто же эти «хорошие люди». — В моих глазах, это один из наиболее профессиональных политиков в Латвии, если не самый профессиональный».
Впрочем, Виктор Глухов себя чувствует в Лондоне очень комфортно — это бросается в глаза. У него обширный круг общения — в том числе и бывшие ученики из Латвии, и старые друзья: «Ещё школьные друзья, которые перебрались из России. У меня также есть новые замечательные приобретения. С коллегами, особенно с математиками, у меня очень хорошие, приятельские отношения. Часто шутим. Мы нашли друг друга».
«Здесь люди немножко поулыбчивее, поприветливее. Более склонные говорить: «Спасибо!» В Латвии люди помрачнее. Может, они просто не пробовали? Может, они думают, что лишняя улыбка и лишнее «спасибо» это — слишком глобальное вторжение в индивидуальное пространство окружающих?»
К лондонскому ритму он адаптировался легко, хотя разница с Ригой довольно большая. «Взять хотя бы, как мы договорились встретиться. В Риге это было бы: «Давай сегодня вечером или за обедом?» А тут мы начали говорить месяц назад. Так, чтобы: «А давай!» редко получается. Весь календарь заполнен».
«Очень утомляют толпы. Я стараюсь в таких местах, как Лейстер Сквер или Ковент Гарден (за исключением Оперы) не бывать. Меня это подавляет. Я удивляюсь тем людям, которые стремятся в эту толпу».
«Расстояния тоже дают о себе знать, — продолжает он. — Хотя, в этом смысле я по лондонским меркам — счастливчик. Дорога от дома в Ист-Финчли до работы занимает всего минут 45-50».
Я прошу дать один главный совет тому, кто планирует переехать:
«Не едьте в Англию. Едьте в Шотландию — там бесплатное образование!»
«Ёще для меня лично было бы очень неправильный мотивом уехать «из».
Для меня правильно уехать «в». Не расплеваться с тем местом, где ты жил раньше, а очароваться тем местом, куда ты едешь».
Когда человек начинает собирать вещи, и ему очень тяжело, в нем автоматически запускается некий психологический механизм, думает Глухов: «Ты начинаешь искать негативные моменты вокруг себя. И даже не надо с этим слишком сильно сражаться, потому что иначе не уехать. Но я пытался себя контролировать, чтобы не заигрываться с этим. Чтобы этот механизм сделал свою работу, а потом его отключить, чтобы негатива по отношению к Латвии не накапливать. Я не могу сказать, что Латвии сама сильно мешает этому, но я стараюсь always look at the bright side of life (всегда смотреть на светлую сторону жизни — К.С.).
«А как именно не мешает? Помимо реформы?»
«Упорная официальная политика властей Латвии, которые упорно мне демонстрируют всеми возможными средствами, что я — человек второго сорта. А реформа — и та, и эта – просто очередные звенья все той же давно надоевшей цепи».
«Сидят на шее у латвийского населения люди, которые ничего в своей жизни не создали и умеют только разрушать. Школы, производство, сельское хозяйство. Если очень грубо делить людей на категории, то есть люди, которые создают, и есть люди, которые рушат.
Мои коллеги учителя — они созидатели. Люди, которые занимаются тем, чтобы издеваться над ними, лишить их возможности делать свое дело — это разрушители».
«Не отозвался ли в таком случае больным эхом Brexit?» — спрашиваю я.
«Я расстроился. Но не более. Я же здесь не местный. Тут, когда мне скажут, что я понаехал, я соглашусь — «Да, я понаехал!». А когда мне там говорят, что я понаехал, я отвечаю: "Вы меня извините, я — не понаехал!"»
