Операционный день
Для врача Артиса Гулбиса этот день — день операций. Он хирург по позвоночнику в клинике ORTO. Пациенту надо прооперировать шею, заменить три диска.
«Диски давят на мозг. Есть грыжа, постепенно давя на структуру мозга и нервы, она влияет на движения. Возникают боли — не только в конечностях: так как это шейная часть, это может выливаться в головные боли, нарушения вестибулярного аппарата, нарушения слуха, зрения. Одно дело, когда такие расстройства длятся несколько дней или неделю, другое, когда такое продолжается месяцами и даже годами», — рассказывает Артис Гулбис.
Во время операции надо освободить зажатый спинномозговой канал, чтобы улучшить кровоснабжение и чтобы пациент чувствовал себя лучше. А деформированные шейные диски заменить имплантами. Хирург уверяет: мы даже не задумываемся, насколько сложен наш позвоночник. На самом деле ходить вертикально — очень сложно.
«Если мы посмотрим как бы сквозь тело спереди, позвоночник должен быть прямым. Допускается небольшой выгиб, до 10 градусов. Но если посмотреть сбоку, в поясничной области должен быть прогиб вперед. А если его нет... Примерно в 2007-2008 годах доказали, что если нет этого изгиба, с годами позвоночный столб со связками и мускулами начинает страдать.
У человека с позвоночником связано более 200 мускулов, и более половины из них работают, чтобы мы могли ходить прямо и вообще держаться вертикально, чтобы мы не падали, когда сгибаемся. Неважно, наклоняемся ли мы или поднимаем тяжести, движение — это очень сложная биомеханика».
В операционном зале звучит приглушенная инструментальная музыка. Чем ближе к мозгу и нервам, тем более филигранной становится работа и тем больше внимания требуется. Операция проходит под контролем микроскопа. Артис Гулбис рассказывает и показывает, насколько точными должны быть движения рук: «Я смотрю в микроскоп, и движения должны быть такими (рука едва заметно перемещается. — прим. Rus.lsm.lv). Таким движением (чуть более быстрым и с большей амплитудой. — прим. Rus.lsm.lv) можно просто все уничтожить, человек больше не будет ходить. При этом руки нигде никак не поддерживаются».
Работая с такими тонкими материями, руки и пальцы хирурга становятся очень чувствительными.
«С помощью тонких инструментов, просто прикоснувшись к тканям, я могу сказать, что это — мозг, нерв, мускул или какая-то другая структура. Это примерно как у слепого человека, когда тот читает с помощью азбуки Брайля. Он очень многое может определить тактильно. Тут — очень похоже. Эти чувства со временем нарабатываются, становятся сильнее», — говорит врач.
На вопрос, насколько сложна вообще работа спинального хирурга, он, немного подумав, ответил: «Представьте операцию на желудке или кишечнике. Если допустить небольшую ошибку, у пациента какое-то время будет болеть, может, будет кровотечение. Но в любом случае со стороны эта ошибка не будет заметна визуально. Но в спинальной хирургии... Повреждение мозга — и не работает рука или нога. Это сразу будет видно. Такие ошибки непростительны. Потому что большинство повреждений нервов мозга необратимы. Мы больше ничем не можем помочь. Мы можем помочь, если что-то начинает давить механически, можем предотвратить перманентное повреждение. Если какой-нибудь отек, можем повторно прооперировать. Но если что-то более серьезное, мы уже не можем помочь. К сожалению. В начале 1990-х мне казалось, что где-нибудь в 2010-х в мире уже появится технология или метод, с помощью которого можно будет полностью восстанавливать спинной мозг».
По словам Гулбиса, это еще вопрос будущего. Какого-то огромного прогресса в этой сфере в ближайшие 5-10 лет можно не ждать.
«Вес спинного мозга — 35 граммов. Просто представьте это образование! Вокруг спинного мозга — оболочка. Головной и спинной мозг обтекает спинномозговая жидкость, 150-180 миллилитров. Оболочка мозга пульсирует. Происходит обмен веществ, питательные вещества поступают из спинномозговой жидкости. У оболочки есть кровеносные сосуды, но в самом мозге сосудов нет. Это очень сложная структура. Мы знаем, что сердце качает, видим, как артерии гонят кровь, но работа мозга тоже очень живая», — говорит Артис Гулбис.
Каждый год, с началом лета, медики предупреждают, чтобы люди не прыгали в воду головой вперед, потому что это может закончиться сломанной спиной и шеей. Артис Гулбис призывает к осторожности:
«Представьте пациента, который только что ходил на двух ногах, все конечности работали, все отлично. И вдруг у него ничего из этого не работает. Привозят такого молодого человека в больницу, к нему приезжают человек 15-20. Все хотят помочь. Ну, может, если его отвезти в какую-то страну прооперировать, он снова будет ходить, и все будет в порядке? Но проходит две недели, и с ним остаются каких-нибудь пять человек. Проходит месяц — ничего не меняется, и с ним остаются только его родители. Может, брат или сестра приходят.
Я это видел: привезли 16-летнего парня — был сильным, активным, а в конце от него даже мать отказалась. Потому что этот процесс необратим. Видеть, что человек парализован и что будет еще хуже — это тяжело».
За 25 лет Артис Гулбис провел около 4 500 операций.
«Чтобы стать хирургом по позвоночнику, надо шесть лет отучиться в вузе, потом еще пять лет — резидентура в травматологии, и еще два года дополнительно надо проработать в спинальной хирургии. И только через 13 лет ты имеешь право получить сертификат», — рассказывает он.
Чтобы сохранять здоровый позвоночник, человек должен быть физически активным, утверждает хирург. Если по работе приходится восемь часов в день проводить за компьютером в офисе, обязательно надо три раза в неделю заниматься спортом. Или хотя бы в течение часа после работы основательно прогуляться — не важно, с палками или без.
«Я всегда говорил, что технологии отупляют человека. Социальные сети, умные телефоны, компьютерные игры — это следует очень ограничивать. Два-три года, и у ребенка в первую очередь пропадает осанка, у них слабеют мышечные связки, сухожилия. Они набирают вес, становятся вялыми. Если родители сами не активные и спортивные, что может его побудить заняться спортом?» — рассуждает он.
Часто операция длится 7-8 часов. В этот раз — три часа. Операция на шее с заменой трех дисков на импланты оказалась трудной, признает врач: «Вены кровоточили, они годами были зажаты. Пациентка из Даугавпилса — годами боролась. Вены возле мозга стали варикозными. Прямо как на ногах, когда много времени проводят стоя. То же самое возле мозга возникло».
Земессардзе — чтобы не потонуть в рутине и бросить себе вызов
Чтобы не затянула рутина и чтобы бросить вызов самому себе, Артис Гулбис пару раз в месяц снимает халат врача и переключается на куда более грубое занятие. К когда-то принесенной клятве Гиппократа добавилась еще одна: год назад врач вступил в Земессардзе.
«Друзья удивлялись: слушай, ты же даже летом ни за что не стал бы спать в палатке — куда тебе зимой! Но приходит момент, когда ты думаешь, действительно ли все эти социальные сети, смартфон, комфорт — это то, чего я по-настоящему хочу? У каждого рано или поздно наступает момент, когда хочется понять, а нельзя ли обойтись без этого.
Человек много что может доказать, достичь, выдержать и при этом очень хорошо себя чувствовать. Главное, что я встретил в Земессардзе — в 13-м батальоне, в моей 1-й роте — это фантастические коллеги».
«Начало, конечно, было нелегким. Ноги мокрые, руки мокрые, холодно, зубы стучат. Но в то же время это выживание, желание выполнить приказ. При этом все делятся. Если кто послабее, его на дежурство поставят в более удобное время. Такое товарищество, такая взаимопомощь! И в то же самое время никакого отступления от возложенных основных задач. И потом — огромное удовлетворение, что ты это сделал».
Сейчас на нем форма не земессарга — полицейского. И специальная экипировка. Как поясняет Артис Гулбис, надо тренироваться останавливать агрессивные массовые демонстрации.
«Учитывая «ковидные» времена и то, что силы полиции ограничены, Земессардзе приходит на помощь — так было и когда ввели комендантский час. Эти учения направлены на ситуации, когда происходят крупные беспорядки, собираются агрессивные толпы и демонстрации. Или если восточный сосед у нас тут пытается что-то спровоцировать... Они же шлют своих людей, пытаются что-то разжигать. За примерами далеко ходить не надо. Посмотрим на Украину, Евромайдан: после всех демонстраций пришли и отняли Крым. Или в Грузии то же самое: были демонстрации, и тут же сосед тут как тут. Они используют такие ситуации. Так что если мы хотим удержать свое государство и сохранить независимость, надо участвовать».
Такая военная тренировка не из легких. Как признает врач, «надо быть готовым к тому, что если неправильно выполнишь упражнение, не защитишь себя и товарищей от удара или летящего камня, это может закончиться перебитым носом».
После каждого упражнения в полной экипировке — небольшая пауза. «Зато будет хорошее чувство, что какой-то этап пройден, работа сделана — для себя и для страны. Кто же еще нас защитит, если не мы сами?»
Вступив в Земессардзе, Артис Гулбис выбрал не медицинскую роту, которая кажется более подходящей для врача, а пехотную.
«Я — патриот. Это дает такое сильное чувство патриотизма. Мы свою страну столетиями воспринимали как регион, который многие хотят заполучить. Мне очень помогает, что я сам могу принимать участие. Второй момент — потрясающее товарищество. Моя работа хирурга — индивидуальная. Я работаю с пациентами, но решения всегда приходится принимать самому: сам думаю, что делать, как оперировать. Третий момент — дисциплина. У меня, как у врача, в работе дисциплины хватает. Но такой всеохватывающей, такого четкого и безоговорочного выполнения приказов, как в Земессардзе — такого, конечно, нет. Это такие вещи, которые, на мой взгляд, делают человека лучше», — объясняет Гулбис.
До сих пор с военным делом хирург толком и не сталкивался. В 1990-м 17-летнего студента-медика в советскую армию не призвали, потому что Латвия уже провозгласила независимость. Мимо прошла и служба в латвийской армии.
А. Гулбис вспоминает: «В 1980-е в школе нас немного обучали — чуть-чуть из мелкокалиберной винтовки, пневматической винтовки надо было пострелять. Но где-то внутри это сидело, что чего-то не хватает, что-то я пропустил из этого цикла развития мужчины. Потихоньку это все время где-то царапало. Я подумал, что надо что-то делать, потому что, на мой взгляд, это все-таки важно для мужчины».
Чтобы во время тренировок защитить руки, хирург носит несколько перчаток.
«Оружие чистить надо, и мне разрешают носить перчатки. Я две пары ношу. Есть зимние перчатки. Разные виды перчаток — чтобы не повредить руки, не поцарапать, чтобы ничего не произошло. Но все равно по воскресеньям я самым тщательным образом мою руки, неважно, были перчатки или нет».
В Земессардзе врач провел два физически трудных выходных.
«В понедельник у меня так: стоим у операционного стола, оперируем. Коллеги говорят — ну да, понедельник начинается, всем трудно. Я говорю — не, вообще не трудно, я как будто отдохнуть пришел! Феноменальное ощущение!
Никогда не мог представить, что Земессардзе может дать столько позитивных эмоций в разных аспектах. У меня есть силы, есть уверенность, желание бороться, делать больше. Это дает отличный заряд в такой патриотической атмосфере и на фоне звучания латышского, чего, например, в Риге порой очень не хватает».
