— Андрей Степанович, расскажите, как вы переживаете это время? Кино смотрите?
— Во время карантина я почти потерял интерес к современному кино. За редкими исключениями, не смотрю ни новых фильмов, ни, тем более, сериалов. Сначала думал, это потому, что мне надо воспользоваться свободным временем и дописать большую книгу про Лукино Висконти. Соответственно, пересматриваю старые картины мастера и те, что с ними перекликаются.
КОНТЕКСТ
Андрей Плахов (род. 1950) — советский и российский кинокритик и киновед, обозреватель газеты «Коммерсантъ». Деятель международного кинофестивального движения. С 2005 по 2010 год — президент Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ), сейчас один из почетных президентов этой организации. Кандидат искусствоведения. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Неоднократно входил в жюри международных кинофестивалей (Берлин, Локарно, Токио, Сан-Себастьян, Москва). В 2017 году награждён специальным призом «Ника» «За вклад в кинематографические науки, критику и образование». Автор многих книг, в том числе об Андрее Тарковском, Катрин Денев, Аки Каурисмяки.
Потом подсел на оперные трансляции из лучших театров мира: только «Парсифаля» прокрутил четыре версии. Опять же думал, это потому, что Висконти весь пронизан музыкой Верди и Вагнера. И только посмотрев «Ромео и Джульетту», спектакль шекспировского театра «Глобус», наконец понял, в чем тут дело.
— Что именно?
— Конечно, то, что посланный отцом Лоренцо гонец, который должен сообщить Ромео о хитром плане усыпления Джульетты, попадает в чумной карантин и не может доставить письмо в Мантую — всего лишь сюжетный ход. И однако, за ним стоит реальность, в которой жили и творили великое искусство наши предки. У них были совсем другие отношения со смертностью — чрезвычайно высокой в процентном отношении и имевшей чрезвычайно низкий возрастной порог. Не сравнить с комфортным XXI веком, где неожиданная смерть может настигнуть тебя в основном в виде онкологической опухоли или, реже, теракта в самолете.
И потому, например, смотреть очередной современный фильм о старике или старухе, страдающих болезнью Альцгеймера (я видел таких штук пятьдесят) почему-то не хочется. И совсем не тянет на всякие фэнтези, антиутопии и постапокалиптику. Конечно, они всё предсказали, кроме главного — ощущений, которые мы испытываем сегодня.
— Как за эти полтора месяца изменилась ваша жизнь?
— Это странные ощущения, одно из них — что мы по инерции стремимся все время что-то полезное делать (например, гимнастику), планировать свое время — в общем, продолжать вести образ жизни делового человека. Между тем одно из главных карантинных приобретений — возможность вернуться в детство, о которой напоминает польская писательница Ольга Токарчук: «Тогда у меня было очень много времени, его можно было «тратить» и «убивать», часами глядеть в окно, рассматривать муравьев, лежать под столом и представлять, что ты в домике. Читать энциклопедии. Может быть, мы все вернулись в нормальный ритм жизни? Может быть, штука не в том, что коронавирус уничтожил норму, а в том, что мир до коронавируса был ненормальным?»
— Как вы думаете, когда это все закончится, в каком жанре станут снимать фильм на тему злобного Covid-19?
— А кино после коронавируса, конечно, будет другим, чем было еще вчера. Как и театр, и даже опера. Будут востребованы эффекты, которые теряются при просмотре онлайн. Особенно цениться будет коллективность переживания фильма или спектакля, контакт между сценой (экраном) и залом, соединяющие их флюиды. Загадочные, но не виртуальные.
