Он и его коллега Мария Абелтиня рассказали о самых распространенных мифах о гомосексуальности.
«Гомосексуализм — это психическое заболевание»
Мария Абелтиня: Нет. Раньше это считалось психическим заболеванием и много лет его пытались лечить и никого не вылечили, потому что невозможно вылечить, если нет заболевания. Если не ошибаюсь, в 1970-е гг было принято решение специалистами исключить из классификатора болезней это состояние или эту ориентацию. В этом нет никакой патологии. А если нет патологии, если невозможно вылечить, почему же это называется болезнью?
Мне припоминается советское время, когда пытались лечить левшей.
«Гомосексуализм — это осознанный выбор человека»
Александр Мошкин: Здесь, наверное, однозначного ответа нет. Кто-то говорит, что есть биологическая предрасположенность, кто-то говорит, что это формируется путем, скажем, выбора. Но, скорее всего, я думаю, что это осознанно. Очень многие — стигма есть, что соблазняют — многие приходят к выбору и сознают свою сексуальную принадлежность, конечно, уже по мере созревания.
Он согласился — это не осознанный выбор «хочу и буду».
Это складывается из очень многих компонентов. Я немного этим занимался, изучал вопрос и с позиции психоанализа. Там нет одозначного мнения, даже среди психоаналитиков мнения очень разделяются.
Конечно, Всемирная организация здравоохранения приняла, что это не медицинское заболевание, но разделяется, насколько это отражает, мы можем говорить, уровень психологической зрелости человека или психического — в этом смысле — здоровья.
Из этих исследований, из своего личного опыта я могу сказать, что, конечно, разброс очень большой. И никакой корреляции между гетеросексуальными и гомосексуальными, я бы сказал, что нет. Люди очень высокофункционирующие могут быть гомосексуальными, очень низкофункционирующие — гетеросексуальными.
Мария Абелтиня: С научной точки зрения, если мы смотрим генные исследования и разные подобные вещи, я бы сказала, что вопрос этот еще открытый.
Нет такого одного гена или такого одного обстоятельства,.. это сложный процесс, как и гетеросексуальная ориентация — это сложный процесс, нет одного гена, который за это отвечает.
Да, есть теории и есть исследования, которые доказывают биологическое происхождение — или генетическое, или на очень ранних стадиях до рождения. Огромное количество различных обстоятельств — генетических, биологических, среды, которые это вместе составляют.
Но это не такой выбор, как человек сидит и думает: «Так, ну, что, кем я буду?»...
Сам человек это чувствует как какое-то влечение. И, конечно, осознанный выбор — я думаю, скорее рассказывать про это, говорить про это в открытую или нет, или скрывать, самому себе признаться — это, конечно, осознанное.
Александр Мошкин: В практике бывает, что люди приходят с опасениями или даже испугом — у них есть какая-то такая тяга, и мы помогаем им разобраться, то есть принять выбор. Если он действительно гомосексуален, принять этот выбор, если он не гомосексуален, но боится — помочь ему разделить, что на самом деле его пугает и что с ним происходит.
«Гомосексуализм — это результат неудачного опыта с противоположным полом»
Александр Мошкин: Если в этом разбираться и если брать, что все-таки психологически это формируется — наверное, в большой степени я за то, что психика развивается и поэтому происходит какая-то ориентация — то я соглашусь, конечно. Но соглашусь немного в другом ключе, чем это ожидается.
Я соглашусь, что, если мы говорим про мужскую сексуальную ориентацию, то это, конечно, от опыта общения с мамой в первую очередь формируется.
Мы можем смотреть корреляцию — есть исследования и размышления на этот счет — что мама слишком любящая, душащая своей любовью, или же она очень дистантная. Она каким-то образом формирует это общее представление. И, я думаю, тот опыт, о котором мы сейчас подумали — подростковый или уже во взрослом состоянии — он уже ложится на предыдущий опыт. То есть если человек недополучил любви в каком-то смысле или был слишком зажат этой любовью, то у него формируется или очень протестное, или дефицитное отношение к этому.
Мария Абелтиня: Иногда наш мозг хочет все-таки разделять: плохие/хорошие, геи/гетеросексуалы. И всегда мы забываем, что есть что-то и посередине, есть люди, которые не являются «чистыми» геями или «чистыми» гетеросексуалами, которые, может быть, испытывают симпатию к обоим полам. И, конечно, могут быть такие отношения, где неудачный опыт с одним или с другим полом, что я пытаюсь спрятаться — точно так же, как и в гетеросексуальных отношениях —
я думаю, есть люди, которые очень быстро перепрыгивают из отношений в отношения, чтобы поскорее забыться.
Они будут это делать все равно — это однополые или двуполые отношения, такое может быть, конечно.
«Гомосексуализм можно вылечить»
Александр Мошкин: Да, конечно. И очень легко. То, о чем мы сейчас говорим — если не считать, что это болезнь.
Мария Абелтиня:
Если мы не считаем, то и лечить нечего, все вылечились, вот и все.
Александр Мошкин: Лечить надо не саму ориентацию — это не зависит от сексуальной ориентации. Лечить надо то, как человек себя чувствует — депрессию, тревогу, то, с чем мы сталкиваемся и из-за чего человек не может чувствовать себя счастливым. С этим мы работаем как врачи, как специалисты.
«Гомосексуалист и педофил — это одно и то же»
Мария Абелтиня: Конечно, это не соответствует. Один в один нельзя поставить знак равенства. Я думаю, это то, с чем больше всего путают. Я слышала даже такие фразы: «Какая разница, как называть, понятно же, о чем идет речь — совращение малолетних». Это то же самое, что прийти в магазин и сказать: «Дайте мне хлеба». А там дают молоко. «Мы же просили хлеб». «Да какая разница, это же еда, берите». Иногда людям кажется — а что там разбираться, какие-то сложные термины... На самом деле очень важно разделять эти вещи.
Если мы говорим про педофилию, это ненормально, это противозаконно, это относится к ситуациям совершенно другим, когда дети подвергаются сексуальному насилию, совращению и так далее.
Конечно, если мы смотрим на педофилов, которые совращают детей, то у них в принципе не выделяется ориентация — они совращают детей. Считается — есть процент, что, в принципе, в основном, 90% живут в гетеросексуальных — двуполых — браках и иногда в ситуациях огромного стресса они прибегают к таким противозаконным противоправным действиям, как совращение детей. Я бы сказала, что либо у них нет ориентации такой — как мы ее понимаем — взрослая сексуальная ориентация — или же, к сожалению, надо признать статистику, они в основном гетеросексуальны.
«Если в однополой паре растет ребенок, то он обязательно будет гомосексуалом»
Мария Абелтиня: Сейчас все больше и больше исследований, больше информации, больше стран, где это легально и, соответственно, можно это изучать. На данный момент нет никаких оснований думать и нет никаких доказательств, что получаются дети-геи.
Небольшой процент да, может быть, но точно так же, как в гетеросексуальных парах.
Александр Мошкин: Биология в человеке очень сильная и выбор в общем-то биологически предопределен, и, если мы говорим про гетеросексуальность, он все-таки больше. Я думаю, что в гомосексуальных парах может быть очень необходимая для роста ребенка теплая атмосфера эмоциональная и любовь.
Наоборот, что мы можем видеть в гетеросексуальных — я лично много сталкивался по роду своей профессии, и со взрослыми, и с детьми работая — там очень много насилия, неприятия и ненависти внутри семей, которые так называемые нормальные.
Это сложный вопрос для нашего общества, мы сейчас все-таки больше сошли на сексуальную, скажем, толерантность, сексуальную ориентацию. Но если мы говорим вообще про толерантность, принятие чужого мнения, этого у нас в обществе дефицит.
