Так же, как и того, что происходило все эти годы на территории Украины. Когда гибли люди, а целый мир так и не смог остановить этот ужас. Нет, «не смог» — не то слово. Не захотел. У каждого были свои национальные интересы, своя дружба «за» и «против» кого-то. У кого-то страх. У кого-то корысть. У кого-то — подчинение мнению «старших товарищей».
Теперь еще большая беда пришла в каждый дом. И не только в украинский.
В мой дом тоже пришла. Муж у меня российский гражданин с ВНЖ в Латвии, рожденный в украинском селе под Одессой. В начале февраля он уехал повидать последний раз маму в глубинку России, в городок в Белгородской области, которая как раз граничит с Украиной. Мама, как положено настоящей маме, дождалась сына и ушла навсегда в лучший из миров. После похорон, из-за всяких бюрократических проволочек и решения юридических вопросов, он смог выехать только 23 февраля в Москву, откуда вылетал самолетом в Ригу уже 24-го. В тот день его страна, которую он любит, напала на его страну, где он родился и тоже очень любит, и переживает, что с ней происходит. Можно сказать, он успел сесть чуть ли не в последний самолет. Теперь Латвия, его страна, где он живет сейчас, и которую тоже любит, в лице некоторых депутатов призывает его выгнать отсюда. Значит, и меня вместе с ним — естественно, я его не оставлю.
Муж вернулся из поездки еле живой, серо-зеленый, с трудом говорил, и я всерьез опасалась за его здоровье. Не мог слышать ни новости, ни какую-то другую информацию. Я не могла смотреть на него, потому что в горле у меня стоял комок из слез. Ставший уже убежденным пацифистом после вынужденного участия во второй чеченской компании, он только сказал: «Доигрался х… на скрипке, очень музыку любил». И уточнил — довыпендривались все. Он не так сказал, но тут нельзя нецензурно. Он задолго до этого часто слушал российские каналы, все больше мрачнел, и часто говорил, что будет война. Добавлял при этом, что очень надеется, что не будет, но как-то неуверенно.
Самое тяжелое во всей этой истории — это люди. Те, что гибнут, и те, что страдают от войны, теряют близких, терпят лишения, живут в страхе — им, конечно, ужаснее всего.
Но круги от войны расходятся по всему миру. И страдаем мы все. Мы все, не сбитые в абстрактную массу народа, а каждый как личность, имеющий сотни оттенков чувств и ощущений, личных историй и обстоятельств.
И, как танком, по этим людям сейчас проезжаются Домбрава, Муйжниеце и другие деятели, которые на эмоциях готовы уничтожить на своем пути все российское, а в общем-то — и русское. Олицетворяя все это Путиным, заставляя и остальных следовать своему примеру.
Но если кто-то один сошел с ума на глазах всего мира, совсем необязательно сходить с ума всем остальным.
Использовать эмоции в такие моменты — дело, безусловно, беспроигрышное, особенно, когда самое время мобилизовать электорат. Но такое же отвратительное, особенно, если не стесняться при этом в выражениях и не думать о чьих-то чувствах. При том, что многие жители Латвии, находятся в полном смятении. Есть, конечно, и те, кто радуются нападению, у них своя логика, подгруженная историческим бэкграундом и личной обидой на страну, в которой живут. Но это не ново. И это не повод призывать их изгнать под сурдинку войны. А у большинства сердце может болеть и разрываться на три части — между Украиной, Россией и Латвией. И не надо требовать от них определиться — а ну-ка, быстро ответил, с кем ты! Эти — шагом марш направо, эти — налево, эти — шаг вперед. Это не поможет, только озлобит.
Это повод говорить с ними открыто, обращаясь к каждому, аргументируя, споря, но не оскорбляя.
Вот как бы не относиться к экс-президенту Затлерсу, а он, если не ошибаюсь, первый призвал не сеять рознь и не отыгрываться на своих же: «сейчас важно сплотиться всем — и латвийским русским, и латвийским украинцам, и латышам — как нации — на это у нас есть 2-3 недели».
Сейчас каждый политик должен быть не воинствующим вождем, а миротворцем, чувствуя свою ответственность не только за то, что происходит между Россией и Украиной, а за то, что чувствуют люди — все люди — Латвии. В том числе, от сказанного ими. Слово — не менее опасное оружие, чем ракета.
