Осокин и Шимкус чем-то похожи — во всяком случае, внешне. Они высокие и стройные, темноволосые и темноглазые, с несколько эксцентричными сценическими манерами, которые слушатели склонны приписывать особым отношениям исполнителей с инструментом. Однако главное, что роднит обоих, —
харизма и проявленная с первых артистических шагов независимость мышления.
Публика чувствует такие вещи. Прошлой весной шопеновский клавирабенд Георгия на III молодежном фестивале Avanti! вызвал массу дискуссий; помнится, Инна Давыдова, этот фестиваль устраивающая, была очень довольна: споры вокруг интерпретаций 19-летнего музыканта показали, что слушатели воспринимают его всерьез, без скидок на возраст.
Потом был Шопеновский конкурс в Варшаве, подтвердивший это качество Осокина — не оставлять к себе равнодушным. Благодаря онлайн-трансляциям Георгий обзавелся поклонниками по всему миру. Игру финалиста вовсю обсуждали на фортепианных форумах, не так благодушно, как дома, конечно, зато выделяя из общего ряда. (Чтобы стал понятен порядок цифр: на конкурс поступило более 450 заявок, 160 человек были приглашены в польскую столицу на прослушивание, из них отобрали 78, и лишь 10 добрались до решающего тура.) Теперь молодой пианист совмещает учебу в Джульярде и Латвийской музыкальной академии с активной концертной деятельностью. Причем уже в ранге обладателя Большого музыкального приза Латвии.
Новая сольная программа, которую Георгий предложил слушателям IVAvanti! на масленичной неделе, включала «Музыку для летнего вечера» Васкса, 31-ю сонату Бетховена, 11-й этюд Дебюсси и 9-ю сонату Скрябина в первом отделении, Полонез-фантазию и 3-ю сонату Шопена во втором. Дистанция между произведениями оказалась короче, чем можно было предположить — песенный мотив, распускающийся у Васкса цветком папортника в финале, естественнейшим образом перекликался с танцевальными темами бетховенского Allegro molto, речитативы из бетховенского же Adagio перекидывали мостки к I части шопеновской сонаты, струящиеся арпеджио Дебюсси заострялись и мрачнели в Девятой Скрябина (но если кто-то ждал от Осокина «Черной мессы», — Скрябин не возражал, когда его Опус 68 называли именно так, — то просчитался: демонизировать сонату Георгий не стал, скорее, очеловечил).
Самая же восхитительная, хоть и совсем не очевидная, связка возникла между бетховенской Фугой и сыгранной Георгием в качестве заключительного биса Сицилианой Баха-Вивальди. Мало того, что все голоса были прослушаны, все темы прослежены, все красоты гармонических сочетаний предъявлены. Берем выше.
Молодой пианист обладает умением видеть и воспроизводить музыкальную ткань каким-то особым, стереоскопическим образом.
И пусть его считают специалистом по Шопену (из всего Шопена, исполненного Георгием на концерте, наиболее спорным был «Героический» полонез ля-бемоль мажор, которому ощутимо недоставало бравурности — а вот Ноктюрн № 20 до-диез минор был абсолютно, безусловно прекрасен; это тоже были бисы, и публика аплодировала им стоя), а сам он называет наиболее близким по духу композитором Рахманинова. Но я буду ждать его полифонического Баха.
Думаю, я тут не одинока — многие сейчас ждут от Осокина открытий. Он до зубов оснащен технически и еще не оброс неверными нотами и смазанными пассажами. Он умеет рассказывать на рояле истории, чередуя событийный ряд с диалогами — как в кино. Инструментальное у него составлено из инструментального, вокального и речевого. Изобразительное способно отразить и эмоцию, и мысль.
Будущее покажет все остальное.
