В самом обычном, в меру обшарпанном, выкрашенном в зелёный цвет советском подъезде стоит и звонит в дверь молодой человек по имени Матвей с самым обычным молотком за спиной.
— Я парень Оли.
— И что?
— Она хотела нас с вами познакомить.
— Чай, кофе?
— Кофе.
— Всё время с молотком ходишь?
— Да друг просил занести.
Слово за слово, спиной по столу, башкой об шкаф, из двустволки по дивану, зубами за локоть, деньги фонтаном, кровь веером, телевизором в морду, и вот уже лежит Матвей в прострации в ванной, пристёгнутый наручниками к канализационному стояку.
Почему не сидится тебе дома, Матвей, почему не лежится в уютной кроватке с девушкой Олей? Что ищешь ты в краю далёком, в чужой квартире с молотком?
Почему твоё лицо в красивом слоу-мо покрывают осколки телевизора, а не девичьи поцелуи? Самое время для флэшбека, в котором Оля с дрожью в ресницах и слезой в голосе рассказывает Матвею, как отец изнасиловал её, 13-летнюю девочку. И вот уже 15 лет она думает об этом каждый день. Если любишь — убей, Матвей.
Как чёрно-белость фотографии не обеспечивает её художественную ценность, как российскость кино не гарантирует его бездарность, так и молодость автора не означает, что он снимет что-то свежее, лихое и безбашенное в хорошем смысле этого слова. Некоторые уже рождаются старичками. Но, слава кинобогам, режиссёр, сценарист и монтажёр фильма «Папа, сдохни» Кирилл Соколов родился молодым. А на момент съёмок ему было 28 — всего на год старше Лермонтова и на два моложе Есенина.
Для красоты Кирилл выбрал не претенциозную чёрно-белую, а наоборот, красно-зелёную палитру с мрачным чёрным кантом. Зелёный диван — красный ковёр, зелёная гостиная — красная спальня, зелёное платье — красная рубаха, зелёная плитка в красно-чёрной крови и красно-чёрная плитка в красно-чёрной крови, зелёный подъезд — красная квартира, зелёная сцена — красный занавес.
Устроил Кирилл своим персонажам русскую кровавую баню по зелёно-красно-чёрному, изгвоздал в красно-чёрно-скользком с головы до ног. Некоторые сцены напоминают тарантиновских «Бешеных псов» количеством крови, приятно удивляют её качеством и заставляют в очередной раз задаться вопросом — почему в некоторых других фильмах кровь не похожа на кровь, почему подбор оттенков и консистенции становится непосильной задачей?
Кроме ранне-тарантиновских сцен, в монтажно-операторских приёмах заметно влияние фильмов Гая Ричи и Даррена Аронофски, а к «Хорошему, плохому, злому» есть даже прямая отсылка. Камера резкая, подвижная, стремительные наплывы и облёты сопровождаются драматическими аудиоэффектами, намекая на игривость и театральность действия. На том же поле играет помпезный и громогласный фьюжн-саундтрек. В ассортименте — эффектные ускорения, замедления и повторения, переключение с расчленения трупа на нарезание шаурмы, а также не менее эффектная макросъёмка, в которой выделяется выуживание языком заколки из канализационного стока — с ракурсами снаружи и изнутри.
Яркая безумная форма не замыкается на себя и содержит внятный иронично-криминальный сюжет с умеренно неожиданными поворотами и робкой попыткой если не нравственного (аморальны все), то хотя бы психологического обоснования происходящей бойни. Эта попытка в исполнении Оли в исполнении бывшей рижанки Евгении Крегжде вызывает спазм парадоксального сочувствия и делает историю ещё острее. Месть, молоток и натуралистичная жестокость формируют смысловую отсылку к «Олдбою», а Пак Чхан-ук — это снова почётная компания.
Любопытно, что всё это великолепие профинансировано минкультом, чей логотип стремительно багровеет в начальных титрах. В фильме не замечено никакой госпропаганды, если только не считать за неё кофту-олимпийку с крупной надписью RUSSIA, надетую на ужасающего, хоть и эпизодического, маньяка-мясника.
Актёрский состав не назвать выдающимся, но звезде «Кислоты» и «Скифа» Александру Кузнецову прекрасно удался перманентный полуобморок. Виталия Хаева, актёра категории «блин, лицо знакомое, где-то я его точно видел...», теперь обязаны опознавать по этому фильму. Вышеупомянутая Евгения Крегжде и Елена Шевченко, играющая мать Оли, выглядят чуть послабее, но не понижают уровень достоверности, сам по себе не максимальный, но достаточно высокий для фильма такого жанра.
Несмотря на неприкрытые референции и заимствования, фильм выглядит цельным самостоятельным произведением — не исключаю, что именно из-за этой неприкрытости на грани пародии.
Скажете — плагиат? А я скажу — оммаж. Скажете — компиляция? А я скажу — творческое переосмысление.
Скажете — тупая кровавая резня? А я скажу — лучший российский фильм 2019 года.
Скажете — фильм ругали все ваши знакомые? А я скажу — на моей стороне 97 процентов американских критиков и 100 — российских. Так что смотреть по-любому придётся.
