Кино-логика Дм.Белова. Горбатая хижина апокалипсиса

На озере — дом, в доме — семья, за домом — лес, в лесу — папоротник. Маленькая девочка по имени Вен с маленьким шрамиком над губой ещё слишком молода, чтобы искать в папоротнике цветок. Она собирает в нём кузнечиков, сажает в банку и записывает их имена, размеры, цвета и повадки в специальную тетрадочку.

Леонард, огромный человек в белой рубашке, застаёт маленькую девочку врасплох. Но ничего, он всего лишь хочет стать её другом. Хочет помочь ей ловить кузнечиков. А ещё он хочет, чтобы она пошла домой и передала своим папам, что Леонард и три его спутника хотят поговорить. И лучше впустить их добровольно. Потому что так или иначе придётся принимать трудные решения. Все они должны выполнить задание. И это самое важное дело на свете.

Учитель Леонард, медсестра Сабрина, повар Адриана и газовщик Редмонд вежливы, но настойчивы и даже неумолимы. Используя инструменты устрашающего размера и смертоносного вида, они прорываются в дом и привязывают Эндрю и Эрика к стульям. Папам девочки Вен предстоит сделать страшный выбор, чтобы предотвратить апокалипсис. Операция по принуждению к спасению мира начинается.

М. Найт Шьямалан един в двух лицах: после триумфального шествия по мировым экранам «Шестого чувства» он стал одновременно мировой звездой и жертвой успеха своего шедевра. Многие его поклонники с тех пор — а прошло без малого 23 года — тоже чувствуют раздвоение, проклиная бывшего кумира за нежелание (или неспособность) поразить их условным Седьмым чувством, и одновременно жадно ожидая каждую премьеру — а вдруг сейчас?

Если же умерить пыл, собраться воедино и окинуть трезвым взглядом фильмографию Шьямалана, то можно осознать, что проклятия заслуживают буквально два-три фильма, особенно «Повелитель стихий» и «После нашей эры». Потерпев крах в несвойственном ему жанре, Шьямалан за пару лет пришёл в себя и вернулся на знакомые, проверенные временем территории загадочности и саспенса. А уж напустить тревожного тумана непонятной природы он мастак. «На пустом месте», — добавит злобный хейтер в шкуре скептического кинокритика. Но, во-первых, это ли не признак мастерства, а во-вторых, уж на этот раз место точно не пустое.

Небо разобьётся о землю, как стекло, и пальцы божьи выжгут землю. Шьямалан привлёк ещё двух сценаристов и вместе с ними адаптировал для экрана роман Пола Трембли «The Cabin at the End of the World». В сюжете легко считывается осовремененный библейский нарратив, а четыре всадника апокалипсиса не просто считываются, но и сосчитываются, и в конце концов проговариваются прямым текстом (для тех, кто считает в три раза хуже известного козлёнка). Ну, а как же —

что за конец света без участия христианства?

Папы (мирские, а не римские) подозревают пришельцев скорее не в религиозности, а в психозе более широкого спектра. Приход четвёрки и правда не похож на крестовый: одежда гражданская, вместо распятий — вилы, топор да кувалда на цепи. Происходит столкновение мистики и здравого смысла, проникновение сверхъестественного в реальность — события, редкие в жизни, но популярные в хоррор-культуре, зрелищные на экране и временно достоверные — по крайней мере для тех, кто пришёл в кино не гундеть и не морщиться. Но нам-то что, знай жуй попкорн. А вот уровня доверия к происходящему самих пап (изначально здравомыслящих) должно хватить для преодоления инстинкта самосохранения.

Жертвоприношение неочевидным богам, выбор между спасением семьи и спасением мира — задание действительно непростое, требующее максимальной убедительности и наглядности.

«Когда психолог говорит, как здорово, что у меня два папы, я вижу, что она так не думает», — говорит малютка Вен. История отношений Эндрю и Эрика, заполняющая флэшбеки, добавляет здоровой (пусть и нетрадиционной) эмоциональности в сюжет и затрагивает не менее четырёх из шести (всё ещё пока не семи) зрительских чувств. «Мы всегда были мишенью», — сетует Эндрю, до конца не разобравшись в текущей проблеме и пропуская мимо ушей уверения Леонарда в эмпатии и толерантности. Возможно, дело в кувалде, привязанной на цепь и не слишком вяжущейся с терпимостью. Но скорее всего, авторы хотят заметить, что ЛГБТ-люди до сих пор могут чувствовать себя неуютно не только в диких восточных диктатурах, но и в цитадели западной свободы.

Красавчикам и открытым геям Джонатану Гроффу и Бену Элдриджу (Эрик и Эндрю) достались оттенки эмоций, все остальные играют в диапазоне от смирения и тоскливого ужаса до истерики отчаяния. Это не они такие, это мир такой. Мир перед своим концом. Украшением актёрского стола неожиданно служит Дэйв Батиста. Он и так милаха хоть куда — посмотрите на эту бычью шею, на эти маленькие глазки, на эти забитые наколками руки-стволы — а здесь ещё играет учителя младших классов. Скажете, не похож? А вот, смотрите — очки!

Любопытно, что Батиста ловко попадает в вышеупомянутый диапазон и абсолютно ничего не портит. Сам Шьямалан на этот раз тянет на себя лишь крошечный лоскуток актёрского одеяла, появляясь в едва заметном камео — в роли соведущего кулинарного ТВ-шоу перед новостями.

Свою же основную работу режиссёр выполнил более чем достойно, сняв камерный триллер с элементами фильма-катастрофы и умело погрузив зрителя, не ищущего седьмого чувства, в атмосферу тревоги и напряжённого ожидания. Сочетания приёмов для сгущения этой атмосферы самые разные, отметим среди них проверенную временем классику — «прячется ли кто-то за занавеской в ванной».

Получилось нескучно и неглупо — поклонникам творчества Шьямалана смотреть обязательно. 

Добро пожаловать в преапокалипсис!