Юрий Кузнецов прислонился плечом к стене подвала. Он провёл в Изюме все 4 месяца оккупации. Лечил людей, делал операции в подвале. В подвале до сих пор стоят каталки — на всякий случай.
«Максимально нас здесь было в начале марта — больше 70-ти человек. Сидели, слышали взрывы. Когда рухнул лифт, здесь всё было в пыли — ничего не видно, — вспоминает доктор Кузнецов. — Знаете, когда мне сказали, что мой дом разрушен, и я его увидел, что от него осталось, то засмеялся. Наверное посчитали, что я сошёл с ума. А я подумал — не будь я на работе, неизвестно, чем бы всё кончилось».
По больнице были «прилёты». Как и везде вокруг. Целых домов в центре практически нет. Есть разная степень разрушений. Частный сектор, хрущёвки, магазины, школа… На въезде стоят две пятиэтажки. Когда подъезжаем ближе понимаем — одна. Просто середины дома нет. Такое мы уже видели в Бородянке. Только там — два квартала, а здесь, кажется, половина города. На четвёртом этаже разрушенной многоэтажки видна стенка пианино. На третьем — шкаф школьника, забитый книжками. Под ногами — осколки мирной жизни. Два кота обтёрли все ноги — просят еды. С голодухи едят и спрессованный батончик мюсли. На приставленной к одному из подъездов двери надпись мелом: «Живут люди».
«Свет есть, вода есть, приехала машина с деталями — скоро и отопление дадим», — рассказывает гендиректор больницы Дмитрий Зиновьев. По его словам, к нему в штат вернулись уже 190 работников — почти половина. Почти половина из 50 тысяч жителей сейчас остались и в самом Изюме.
Приёмное отделение сейчас — это один коридор. Здесь тепло и светло. Островок мира. Загоняем нашу «скорую» на рампу. Нам нужно выгрузить гуманитарку — лекарства и продукты — и отдать ключи от машины. Из нашего «опеля» принёс пакет с тёплыми вещами. Их собрали работники Латвийского телевидения за два дня до нашего отъезда. Первые вязаные носки уходят лежащему в палате пожилому мужчине. Остальные обещали тоже распределить среди пациентов.
Перекидываем коробки с лекарствами на каталки. В приёмном их две и обе забиты грузом. Вдруг звучит сирена: приехала работающая в городе «неотложка». Лица медсестёр только что были радостными, а тут сразу все нахмурились. По коридору пошло — «лепесток», «лепесток», «лепесток»… Быстро освобождаем одну каталку.
«Дебил, бл***! За грибами пошёл!», — директор больницы быстро объяснил происходящее.
«А что, ещё есть?» — спрашиваю.
«Да как никогда! Вот они и ходят. А там “лепестков” этих раскидано кругом! Скорей бы снег пошёл», — переживает директор.
В коридор завозят пациента. Поджарый мужичок. Бледный. Глаза закрыл рукой. Правая нога перетянута ремнём и жгутом. Но с виду — не катастрофа. Доктор Кузнецов поможет.
Отдаём ключи. С ребятами прощаемся на обочине недалеко от Харькова. Завтра они поедут на эвакуацию в Купянск. Там ещё хуже. А мы — домой.
Дописываю уже на украино-польской границе. Нет сил.
