Спектакль только в этом году побывал в Бостоне, Торонто (там, на своей «второй родине», в Канаде, где он совершил свой побег, в январе артист и отметил свое 70-летие), Чикаго, Неаполе. Флоренции, Венеции, Тбилиси, Праге. И вот ровно через три года после мировой премьеры (Херманис еще тот перфекционист) — вновь на месте своего рождения, в Риге.
Мне кажется, сейчас все сложилось благодаря и внешним обстоятельствам. Наблюдалось отсутствие такого сумасшедшего ажиотажа, как три года назад. Хотя и сейчас пытались перекупать билеты за несколько номиналов, поскольку билеты от 30 до 90 евро разошлись месяц назад ... не за 14 минут, как в прошлый раз, а всего-навсего за один день. На первом показе я не встретил ни одного VIP`а, не было никаких пригласительных — все покупали за свои деньги. «И хорошо, спасибо, слава Богу!»
Так что без всего этого антуража и суеты просто легче постичь смысл.
Для меня в этом спектакле еще много загадок. Одну из них я разгадал — ту, что касается музыки. Почти весь спектакль чуть еле слышно, приглушенно звучит совершенно божественная музыка, почти хорал — God`s Chorus of Crickets Джима Вилсона. «Хор божьих сверчков». Как выяснилось, эту ангельскую музыку поют... да, настоящие сверчки! Автор музыки записал звуки ночных сверчков, потом на компьютере «растянул» их стрекотание и... получилось чудо. И таких чудес в спектакле явно еще много, тут в пору стать детективом...
Например, еще это спектакль и о времени, о его растяжимости и сжатости — наверное, потому тут и фигурирует будильник, который заводит Барышников в самом начале спектакля и в финале он вдруг начинает трезвонить.
Обычно спектакль шел час тридцать минут, сейчас — на десять минут короче. Сейчас было «как бы» проще — одновременно с тем, как начал гаснуть свет в зале он стал появляться на заднике сцены, на которой устроена летняя закрытая терраса. И сразу же появилась тень — Барышникова. Она неспешно прошла внутрь террасы, постояла, а затем сразу вышла к зрителю на авансцену. В прошлый раз это было дольше и отдельный спектакль — ожидание великого Мастера само собой чувство театральное. Ну а сейчас что играть — мы все давно знакомы.
Михаил Николаевич, как и в прошлые разы, присел, достал чемоданчик, вынул оттуда бутылочку спиртного, будильник, книгу стихов. А вот что до сигареты... В прошлые разы я ее не помню, но можно считать, что это поклон «покойнику» — в данном случаю не Бродскому, который, как известно, курил нещадно и до конца, но и тому месту, где сейчас играл Барышников. Прежде тут была сигаретная фабрика. Барышников вставил сигарету в зубы, а зажигалки не нашлось. Даже смешно как-то... Что делать в такой ситуации? Не смейтесь — читать стихи.
И начинается давно знакомое: «Мой голос, торопливый и неясный, тебя встревожит горечью напрасной». И поверьте, каждое слово тут имеет свой нюанс.
А голос у Барышникова по-прежнему молодой, даже юношеский, мальчишеский. Физическая форма у него великолепная — это видно, когда он обнажает свое тело, которое, конечно, стареет, но дай Господь каждому иметь такое в 70 лет. Ноги — отдельная тема, они пережили столько операций, что не сосчитать — десятки точно. Руки... Каждый поворот головы... Херманис и Барышников «издеваются» — не разрешают снимать, но когда-нибудь достанется мировой истории полная съемка спектакля, ее будут рассматривать покадрово — тут и предсказателем не надо быть.
Время сжалось на десять минут.... Да и вообще времени у всех нас становится все меньше и меньше, а вы разве не знали это? В конце будет, возможно, только пять минут «Заглянуть в лицо трагедии» — совершенно отдельный мини-спектакль, в котором столько всего! А в целом — без экзальтации, все ясно и доходчиво. Дисициплинированный еще с рижского детства артист полностью доверился режиссеру, отличающемуся явно нордическим характером. И все ясно!
«И достиг я начерно
всё, чего было достичь назначено».
Никакой трагедии, суровая констатация факта.
Три года назад я написал текст о мировой премьере «Бродский/Барышников», и он закономерно получился... наверное, душераздирающим. Выражусь цинично — потому что «каков клиент, таков и текст». Хотя в данном случае, «клиенты» — Бродский, Барышников и Херманис. Еще та «могучая кучка».
Помнится, тогда Михаил Николаевич на поклонах был совершенно торжественным и почти с каменным выражением лица. Сейчас спектакль закончился и... аплодисменты длились ровно две с половиной минуты. И этого было достаточно.
Публика аплодировала стоя, от души, Михаил Николаевич был доволен, улыбался и счастливо приветствовал знакомого из второго ряда. После чего все дружно встали и пошли в гардероб, о котором в одном из звучавших стихотворений была строка про «трагедию в гардеробе». Но — ничего страшного. Там еще и кафе рядом, можно и заглянуть.
Кстати, одновременно с «Бродским/Барышниковым» в соседнем — Малом зале — шел отличный спектакль Алвиса Херманиса «Боженька подвыпивший», премьера минувшего сезона. Все так обычно, буднично, и слава театральным богам за это!
Некоторые мои знакомые смотрели «Бродский/Барышников» по одному два-раза. И это было настолько сильное впечатление, что... больше не ходили. Пожелали сохранить ощущение. В первый раз я, как и многие другие, был заворожен одним фактом явления Барышникова в репертуарном рижском спектакле. Второй раз получился трагическим — учитывая личное обстоятельство, когда за час до спектакля случилась классическая предсмертная ситуация: близкого человека увезли в больницу и сказали, что все будет ясно через три часа. И что делать эти три часа? Я пошел к Бродскому, Барышникову и Херманису. И понял, что все это не совсем театр, а как раз жизнь.
Сейчас рискнул и пошел в третий раз... И вот именно то чувство абсолютной легкости и понимания, что все идет в хорошем смысле слова по кругу, по спирали, но все выше и выше — если угодно, к небесам. Ну, а там, как известно — смерть, которой не стоит боятся, потому что «смерть — это присоединение к большинству». Фразу приписывают то Талейрану, то Ларошфуко; на самом деле, говорят, ее высказал однажды отличный советский поэт Михаил Светлов. Но тут поэт другой...
«Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня».
Так вот, по кругу — Барышников и Херманис сохранили тень Бродского, а мы — сохраним тень создателей этого выдающегося спектакля. И так далее.
И напоследок... Жизнь, как известно, циклична. Три года назад за час до спектакля я вышел с электронным билетом на премьеру спектакля и зашел в галерею по-соседству, чтобы распечатать. Владелец галереи — мудрый еврей Герман. Я еще тогда пошутил, сказав ему, что как классно его имя в латышской транскрипции напоминает фамилию Херманис.
И вот все повторяется — я вновь захожу к Герману-«Херманису». Он смотрит на билет и с еле уловимым юмором говорит: «О, за 40 евро купил! А что, Барышников по-прежнему гениальный?»
«Я счастлив за те, кому с тобой по пути...» — этими строками заканчивается спектакль. Нам всем по пути, ведь финал у всех когда-нибудь будет, так что просто помните об этом и будьте счастливы, чего вам стоит?
