Говорим о времени, жизни, людях, кино и, конечно, о родной Латгалии.
— Поделитесь воспоминаниями о своем детстве. Вы были озорным мальчишкой или спокойным и послушным?
— На самом деле во мне два края — Курляндия и Латгалия. Родился здесь, в Прейльском крае. Но потом перебрались жить в Курземе. Так что ходить и говорить я начал в Курляндии. Самые первые понятия о добре и зле, что хорошо и что плохо, о порядочности и том, что формирует личность я получил там, в Курземе. Мало кто это знает...Там мы жили до 1940 года. Когда пришла оккупация, у хозяев отняли землю и распределили рабочим, которые на ней работали. Мой отец не мог этого пережить... Он был очень верующий человек, настоящий католик, и таким был до конца своей жизни, живя потом в Англии. Так вот тогда он с трудом отмахнулся от этого счастья, и мы вернулись в Латгалию к бабушке, в Прейльскую волость. Это чудное место!
Существует традиция, и если вы из Латгалии, то знаете, что верующие читают католический журнал «Католю дзейве». Я тоже его читал, и можно сказать, что это было первой литературой, которую я прочитал. И даже мечтал стать священником. Но, видите ли, у нас есть одно горе — католические священники не должны жениться. А мне так нравились молодые девчонки! (Смеется) Как же так, — подумал я и решил, что священником не буду никогда. Потому что с малых лет нравилась то одна, то другая...И в этом увлечении и восторге каждый раз для меня возникал смысл жизни...
Мои первые воспоминания о Латгалии? То, что здесь иначе говорили — не так, как в Курляндии. И я научился говорить по-латгальски. А когда поступил в театральный, пришлось потрудиться, чтобы ликвидировать латгальский акцент.
Самое яркое впечатление — тот случай, который определяет жизнь...Вот сейчас умер Михаил Сергеевич Горбачев. Помню, как он рассказал один эпизод из своей жизни, который показался и мне знакомым. Деревенская хата у бабушки: в одной комнате — кровать отца и матери, там дальше — бабушкина постель, а там — кровать, где спал мой дядя Петерис...Все домочадцы уже легли спать, и вдруг кто-то из них зовет меня к себе, — я с радостью бегу...Потом меня зовет следующий..., и я так счастлив тому, что всем им я так нужен! Бегаю от одного к другому, от одной кровати к другой, — смеюсь, радуюсь и думаю, как же хорошо, что я могу всем им принести радость и осчастливить...Это детское ощущение стало мотивом всей моей жизни. Поэтому мне хочется понравится. А не потому, как говорят некоторые: это я так понимаю, так чувствую, это мое самовыражение, или, как сказал один гений, хочу, чтобы к моим фильмам относились, как к книгам Достоевского...Я думаю не это. Конечно, читайте Достоевского и другие умные книги, но искусство, — это как богослужение...Это для души, вернее — для ее очищения. Это стимул, идеи жить на этом свете. Жить для радости! Вот для чего предназначено искусство! Через комическое и трагическое, — комедию, трагедию и основные жанры...Вот такой я старомодный...
Мне нравится, как о себе сказал Эльдар Рязанов (выдающийся российский кинорежиссер), с которым мне посчастливилось познакомиться и дружить: «Я такой посредственный человек — посредственный писатель, посредственный поэт, посредственный режиссер и посредственно снимаю кино..» (смеется) Вот и я тоже о себе могу сказать также — я посредственно пишу и снимаю картины. И я такой вот посредственный.
— Хочу сделать небольшое отступление и рассказать, как ваша творческая деятельность коснулась моей семьи. Дело в том, что моя мама в свое время играла в Резекненском Народном театре и была задействована в вашей дипломной постановке. Пьеса называлась Jaunāka brāļa vasara. Она гордилась этим и рассказывала нам — детям и внукам — об этом значимом событии в жизни...
— Вот это совпадение! Подобный случай произошел в позапрошлом году, когда у нас в Вилянах были съемки о том, как снимался фильм «Дитя человеческое». Заходим мы в костел, а там идет крещение, и мама ребеночка, как оказалось, еще девчонкой снималась у меня в этом фильме... Господи, как это трогательно!
А насчет Резекне скажу так: мне очень повезло со школой. Знаю, что многие вспоминают школу как что-то мучительное. А я наоборот — с любовью и благодарностью, так как она мне очень помогла: начиная с основной школы, потом Резекненское педагогическое училище, затем консерватория...Конечно, я хотел учиться в театральном учебном заведении, изучать актерское мастерство, искусство, а также живопись, которой я профессионально начал заниматься в Резекне. Помню здешнего художника дядю Яшу (всеми любимого и уважаемого Якова Бикетова), который закончил Петроградскую художественную академию, а после войны приехал сюда. Преподавал и вложил в нас, учеников, основы живописи и любви к прекрасному. У него я научился писать маслом, и здесь, в Резекне, была моя первая выставка...
— Сейчас, перестав заниматься кино, вы вернулись к живописи. На ваших картинах много природных пейзажей, в которых угадывается Латгалия. Ваше сердце так и осталось здесь?
— Это будет преувеличено...Потому что в моем сердце вся Латвия. Каждому краю у меня посвящено по кинокартине: например, Земгале -«Чужие страсти», Видземе — «Лимузин цвета белой ночи», Курземе, Курляндии — «Likteņdzirnas (Жернова судьбы), Латгалии — «Дитя человеческое»....С каждым краем что-то связано.
А кроме этого я уже более 40 лет связан с Литвой...
— Это благодаря тому, что ваша жена из Литвы? И сейчас вы там живете?
— Да. Я так привязался к здешним замечательным местам! Далеко, правда, от Латвии, но кругом лес, тишина и озеро. Чудные соседи и рядом есть все, необходимое для культурной жизни...Она здесь бурлит! Но в тоже время место опасное...Это так называемый Сувалкский коридор. Дай Бог, чтобы было все спокойно!
— Какой была ваша встреча с кино?
— Если вспомнить диаграмму жизни — детство при керосиновой лампе, а то и просто коптилке или лучине...А когда в первый раз увидел кино...Что это было за чудо! Вот идет поезд, и, кажется, что сейчас на тебя наедет...А море на экране...Первое кино увидел в Даугавпилсе и увлекся этим на всю жизнь. Помню, как в школьные годы делали театр теней, подсвечивая вырезанные фигурки керосиновой лампой...Это был «Кот в сапогах».
А какое это было событие, когда к нам на лошадках привозили кино! Бензиновые моторы перематывали пленку, а мы, дети, тут же вертелись, пытаясь прошмыгнуть в зал или что-то помочь, поднести, чтобы попасть на киносеанс —денег на билет у нас не было ...А этот сопутствующий запах целлулоида, из которого сделана кинопленка, и запах бензина!.. Вот такая тогда была культура! (смеется)
— Вспоминая прошлое, хочу затронуть фильм «Дитя человеческое» — в витках времени. Как, по-вашему, изменилась жизнь латгальского человека со времен Бонюка до нынешних дней? И изменился ли сам человек, как трансформировалось его сознание?
— Некоторые придумывают, что Латгалия этакая глубинка.. Ой, нет уже такого мифического края, каким его некоторые рисуют в своем воображении. Это современная страна, в которой все и все взаимосвязаны. Мы вместе, ведь Латвия — такая маленькая страна! Только надо не болтать, а делать! Производить!
Посмотрите, в Резекне построен лучший в Латвии настоящий дворец культуры — великолепный концертный зал GORS, куда едут со всей страны. Здесь самая лучшая акустика, самая лучшая публика для всей Латгалии и всех артистов.
Возможно, кто-то еще ностальгирует о той мифической отсталой Латгалии, где по-прежнему ходят в лаптях... Ну, нет такого!
— У вас много наград. Какая из них вам ближе к сердцу? Какой из них гордитесь больше всего?
— Фильм «Дитя человеческое», снятый в 1991 году на деньги Москвы, стал первой картиной новой независимой Латвии и последней -развалившегося Советского Союза. Потом этот фильм самоуправления Резекне и Даугавпилса откупили, заплатив пол миллиона. Такая же ситуация была с картиной «Сын рыбака», снятой за деньги советского правительства...
С Москвой я был связан по линии Союза кинематографистов. Так вот в этой столице был фестиваль детских фильмов, которым руководил мой хороший знакомый Ролан Быков — гениальный актер и режиссер. В фестивале участвовал и фильм «Дитя человеческое», который не вызвал большого внимания и интереса. Но было собрано и христианское жюри — российские православные священники, католические ксендзы и представители иных конфессий, и они дали свою оценку моему фильму и награду. А Быков ее не признал...Для меня же этот диплом стал дорогой наградой и признанием...
Конечно, премия Ватикана очень значима для меня. (Кстати, такая награда присуждена мне единственному.)А все-таки самой высшей из возможных наград я считаю звание «Почетного члена Академии наук». Это вершина признания, самая высшая и почетная награда.
Знаете, когда-то я был очень дружен с режиссером Владимиром Меньшовым, снявшим фильм «Москва слезам не верит». Помню, как он на сцене сказал: «Ну, и что поменялось в моей жизни после получения главной кинопремии «Оскар»? А ничего!»
— Что для вас, Янис, сегодня самое главное? Что особенно волнует и беспокоит?
— Здоровье и мир.
