Сладость, радость и независимость: зачем Риге «ОраториО»

Обратите внимание: материал опубликован 2 года назад

Ровно год назад Резия Калниня и Айнар Рубикис открыли в Квартале Спорта 2 «ОраториO» — зал на 120 мест или пространство музыки и драмы, если выражаться красиво. Зачем выдающейся актрисе и знаменитому дирижеру понадобилось взваливать на себя такую обузу, да еще в самый разгар эпидемии, понять было трудно. Нет, они не скрывали, что кое в чем им помогают друзья из мира бизнеса. Но при виде того, как музыкальный руководитель Komische Oper Berlin сидит за звуковым пультом во время спектакля «Сейчас и тогда», поставленного его женой, становилось ясно — не на готовое пришли, все делают и за все отвечают сами.

В СЕТИ

— Ничего, что у вас праздник, а у меня не самые приятные вопросы?

Резия: Спрашивай что хочешь.

— «ОраториО» появилось на свет в очень странное время. Как потом выяснилось — в перерыве между двумя локдаунами. Это было спонтанное решение? Или все было заранее решено и спланировано? Как все началось вообще?

Айнар: О, это надо возвращаться на девять лет назад, ты сейчас упадешь: в Новосибирск. Мы с Резией тогда впервые работали вместе, а после работы мечтали о том, как в далеком-предалеком будущем возьмем да откроем маленький ресторанчик с пространством для музыки и театра… Мысли об этом постоянно возникали в наших фантазиях, в наших разговорах. А в феврале прошлого года Резия позвонила и сказала — мы сейчас сидим с Элитой Моисеей, мы решили, что пора выходить на собственную арт-площадку.

Резия: Элита — наш третий мушкетер!

Айнар: Я дар речи потерял… А к тому моменту, как приехал в Ригу, девушки уже все придумали, бери и делай. Надо было только определиться с местом. Mы познакомились с Зане Чулкстеной (основательница центра современного искусства Kim?, руководительница Riga Jurmala Music Festival. — М.Н.), она спросила — а что бы вам не обосноваться на Спорта 2? В Таллине есть творческий кластер Теллискиви, давайте создадим нечто похожее. И уже через полтора месяца, как раз в день рождения Элиты, в «ОраториO» прошел первый концерт. Вся команда Квартала Спорта 2 нас очень поддержала.

— А что здесь было раньше?

Резия: Склад зефира. Место сладости и радости.

Айнар: Я в это не очень верю, но наш друг, который с ремонтом помогал и оставался в «ОраториO» допоздна, слышал по ночам странные звуки: то падает что-то, то скрипит… Однажды он не выдержал, пошел к сторожу, а тот говорит: неужто только сейчас услышали? Это ж бывшая хозяйка ходит…

Резия: Людмила Геггингер. Фабрику L.V.Goegginger в 1881 году построил ее муж, но это была идея Людмилы, и она была официальной владелицей. Думаю, она присматривает за своим добром и проявляет к нам благосклонность.

Айнар: Это очень чувствуется. Приходят люди, оглядываются по сторонам: да, отлично, у нас как раз подходящий проект.

Резия: Приходят и не хотят уходить.

— Сколько спектаклей вы с Айнаром сделали вместе?

Резия. Ой. В Новосибирске были «Жанна д’Арк», «Месса» (этот мюзикл Бернстайна в 2014 году принес Резии и Айнару по номинации на российскую национальную театральную премию «Золотая Маска». — М.Н.), «Травиата», в Национальном театре — «Человек, который смеется», в Опере — «Евгений Онегин», здесь, в «ОраториO» — «Сейчас и тогда», в «Дайлес» Айнар мне помогал на постановке «Заставь Бога смеяться». Восемь. Плюс концерты.

— Работать в государственных театрах все-таки спокойнее. А в «ОраториO» вы не только силы вкладываете, но и личные средства. Это не опасно для семейных отношений?

Айнар: А что безопасно? (Смеется.) Жить вообще вредно, с тобой в любую минуту может что-то непредвиденное случиться… Ну да, с точки зрения финансов это большой риск, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.

Резия: Я вот снялась в сериале «Проект: развод»,

получила приличный гонорар и все вложила в «Сейчас и тогда». Все абсолютно. Даже кофточки себе не купила. И не жалею ни секунды. Потому что я вижу, что этот спектакль меняет людей.

Как осенью было: сидят в масках и рыдают. И если после этого пара, которая хотела развестись, не разводится, если мужчина пожилой встает, обнимает жену и говорит — «Я ни о чем не жалею», — значит, моя миссия выполнена.

Я не про деньги думаю, я думаю о том, что могу после себя оставить.

У меня уже нет амбиций как у актрисы, у меня нет ролей, которые я страстно хочу сыграть. У меня, как у Эдварда Павулса когда-то, перед выходом на сцену трясучка начинается.

Только если произведение может волшебным образом минусы нашей жизни превратить в плюсы, есть смысл продолжать заниматься этим странным искусством — театром, вкладываться, рисковать. И «ОраториO» это позволяет. Не свои амбиции тешить — о, у нас есть пространство, оно наше, наше! Нет. Если бы надо было амбиции тешить и деньги зарабатывать, Айнар не вылезал бы из Берлина, я была бы на сцене, мы наконец-то достроили бы наш дом и жили спокойно, нервы не тратили. Но для нас и «ОраториO» — дом родной. Дом для творчества. Мы сюда даже мебель свою перевезли. Включая рояль.

— Совершенно ясно, что в выигрыше оказываются те площадки, которые находят удачную концепцию — или, точнее говоря, незанятую нишу с платежеспособной аудиторией. Ваша концепция — в чем? Ваша аудитория — кто?

Резия: Аудитория «ОраториO» — люди, которым интересно понять, кто они. Люди, способные услышать себя и другого, стремящиеся немножечко подняться над бытом и увидеть даже этот быт — прекрасным…

— Прости, мне кажется, это ты себя описываешь.

Резия (хохочет, Айнар тоже): Ну да. Ты же помнишь, что я в «Дайлес» и в Рижском русском театре ставила? «Жестяную женщину», «Заставь Бога смеяться», «Драгоценные камушки жизни» … Пьесы, которые заставляют взглянуть на мир по-другому… Мне именно это интересно. Или взять наши концерты: когда ты идешь в Большую гильдию на симфонический оркестр, это замечательно, но в «ОраториO» ты можешь заметить даже то, как сестры Баланас глазами переговариваются во время игры, как у них ресницы дрожат... По-моему, в том, что мы можем предложить, это главное — интимность высказывания. Задушевность.

Айнар: Концепция… Знаешь, мы сюда приезжаем вне зависимости от того, есть спектакль или концерт, нет спектакля или концерта. Просто поработать.

Отсюда не хочется уходить. Наверное, это и есть концепция: место, где хорошо и до концерта, и в течение него, и после. Где можно посидеть и поговорить о том, что увидел и услышал. Где время останавливается.

Я ж до пандемии крутился, как белка в колесе. Прилетаешь домой, выгружаешь вещи из чемодана, кладешь другие, снова в аэропорт несешься. Я годами не знал, что такое спокойствие.

Что такое — наблюдать за тем, как осень сменяет лето. Мы то, прошлое время накачали делами аж до слепоты, альтернативы никакой себе представляли. А она есть.

Резия: У нас много чего будет происходить, музыка будет, поэзия, театр… Так не хватает поэзии в жизни… Но планы не главное, главное — дух, атмосфера, то, из-за чего люди, однажды у нас побывав, возвращаются

— Понятно, что маленькая площадка больших доходов не приносит…

Айнар: Абсолютно.

— …и для того, чтобы она стала популярной, вам надо приглашать популярных исполнителей или делать все самим.  

Резия: Пока мы с Айнаром в силах играть по своим правилам, мы не будем держать двери открытыми настежь и говорить — делайте, что хотите. Нет. Поп-культуры, ширпотреба, коммерции в «ОраториO» не будет. Мы очень хотим поддерживать молодых — актеров, режиссеров, драматургов, но дать возможность — это одно… Понимаешь, иногда то, как рассказывается про идею, сильно отличается от того, как она в итоге реализуется.

Хотя я думаю, что всякий опыт на пользу и что плохой опыт — это тоже опыт…

А еще мне очень нравится, что приходят женщины со своими замыслами. Я не против мужчин, но женщины как-то чувствуют, что нужно для этой площадки, они предлагают крутые проекты, важные рассказы про отношения между людьми. И то, что мы с Даной Бйорк встретились и договорились о сотрудничестве с Рижским русским театром, то, что Инга Красовска поставила у нас «paraDIZZY», а Инара Слуцка — «Маму», для меня радость.

— Признаться, я не очень понимаю, почему Рижский русский театр будет играть в «ОраториO» эти два новых спектакля — при наличии двух собственных камерных сцен. Чем вы объясните этот альянс?

Резия: Он сложился по моей инициативе. Я, когда делала в Русском театре «Драгоценные камушки жизни», оказалась в абсолютно другом мире — и влюбилась в этот мир. В актеров этих влюбилась. Ну согласись:

на нашей улице всего два дома, но каждый к своей стороне жмется. Так и живем в параллельных вселенных... А я хочу мост между ними возвести. Место встречи, которое изменить нельзя. Хочу, чтобы мы все вместе были.

Чтобы не только латыши ходили в Русский театр, но и чтобы русские зрители приходили сюда. Хочу, чтобы ты сидела на моем спектакле, не важно, на латышском он языке или на русском. Я дружить хочу. Я как кот Леопольд. Что нас различает? Только язык.

Айнар: У людей из мира культуры нет такого — ой, ты русский! Ой, ты латыш! Ой, ты француз! Мы не делим друг друга по цвету кожи и так далее. Этот расизм — он идет со стороны политики. И политика испокон веков пытается использовать мир культуры в своих интересах… Правда, раньше как-то филигранней это делалось… А сейчас совсем уже грубо и откровенно. Одна сторона — предположим, сторона X — говорит: ваша вакцина нам не годится, мы ее не признаем. Другая сторона, сторона Y, отвечает тем же. Разбираются между собой, кто круче. А что в результате?..

Взять, к примеру, оперу. Я за свои 10 лет, пока гастролировал, не был ни на одной постановке, где не пели бы русские. Один точно будет, а скорей всего, и два. Да даже пять — нормально. И вот теперь

все это просто под самосвал пойдет.

На прошлой неделе спрашивал у одного знающего человека: у меня есть приглашения из России, я с Большим театром постоянно работаю (в 2020 году это сотрудничество принесло Айнару вторую по счету «Золотую Маску» — за оперу «Русалка». — М.Н.), что дальше-то будет? Он отвечает: забудь на полтора года. Как?! Почему?! «Просто забудь. Не будет ничего».

Нет, я был в Москве весной — но мы начали делать визу в сентябре, а получил я ее 17 марта. Одноразовую. И вот такая куча бумаг понадобилась. Это не только с той стороны, это и с нашей, понимаешь? Где этика, где разум, где здравый смысл?

Хочется эту систему просто по камушкам разнести.

Резия: Поэтому нужда в этом пространстве и возникла. Мы ж идеалисты…

Айнар: Последние из могикан.

Резия: Нам надо свою планету построить и заботиться о ней. Как у Сент-Экзюпери в «Маленьком принце».

Айнар: Мы не можем идти против большой политики. Но мы можем сделать хоть что-то, чтобы не зависеть от нее всецело. Думаю, во всем мире в таких вот маленьких театрах, маленьких концертных залах это происходит — обретение независимости.

— Вот вы сейчас про идеализм, про независимость, а народ в комментарии набежит, мол, знаем-знаем, это латвийская традиция такая — если актер или музыкант начинает заниматься продюсерской деятельностью, то он или на большую директорскую должность метит, или в политику собирается, или и в министерское кресло. Айнар, говорят, уже и бухгалтерию освоил.

Резия: Пусть думают и пишут, что хотят. К нам это все отношения не имеет, у нас другие планы.

Айнар: Я занимаюсь бухгалтерией, потому что хочу понять, как это работает и почему после 1 июля бухгалтерша должна «повеситься». Все бухгалтеры и все творческие люди. Это же нонсенс какой-то.

Нет, я не против налогов. Я точно не против. У меня, честно скажу, на налоги 46 процентов от заработков в Берлине уходит. Но там есть сумма, из которой эти налоги можно вычесть. Это первое. Второе — через год я получаю бумажку и вижу, как мои налоги сказываются на моем социальном страховании. А тут такой связи особо не прослеживается. Это какая-то чудовищная близорукость.

Резия: Я вижу за этим только одно: 

осознанное изничтожение культуры. Культуры как таковой.

Чтобы люди начали жить по одному-единственному принципу: «что вижу, то и ем, что ем, то и вижу». Чтобы не думали. И чтоб в конце концов превратились в биороботов.

Нет, конечно, в свободном мире есть люди, готовые выступать за свои человеческие права, — я не говорю сражаться, — но

глобально, мне кажется, наступают последние времена. Сколько они продлятся, тысячу лет, больше, меньше, не знаю, но мы свидетели начала конца.

Айнар: Знаешь, меня интересует цель. Почему все это происходит в это особенное время, в пандемию, когда мы еле-еле дышим… Когда нельзя заплатить налог, потому что невозможно заработать. Многие наши знакомые отменяют сейчас концерты и спектакли…

Рези: …а им говорят cвысока — ну тогда меняйте профессию, идите на социальную коррекцию.

Айнар: То есть,

сначала разобрались с микропредприятиями, теперь добрались до самозанятых и получателей авторских гонораров. Гранды давно уже перерегистрировались, кто в Эстонии, кто в Литве, кто на Украине и не знаю где… Какая цель?

Вот главный вопрос.

Резия: Мне кажется, что цель одна, и ее пытаются реализовать всеми средствами: сделать так, чтобы страна опустела, чтобы люди отсюда уехали.

Айнар: А чтобы этого добиться, надо, чтобы люди отвыкли думать. Без культуры это отвыкание очень быстро идет.

— Ну вот мы все тут с вами взрослые люди. И мы понимаем, что культура на самом-то деле не делает людей лучше. Сталин оперу обожал, Гитлер художником стать пытался

Резия: А ты думаешь, надо делать людей лучше или хуже? Я думаю, нет.

Кто мы такие — в сравнении с вечностью, — чтобы судить, что хорошо и что плохо.

Но, по-моему, у культуры и нет задачи делать людей лучше. Заставлять думать и чувствовать — вот ее задача. Чувствовать хотя бы злость. Чтоб во мне хоть что-то произошло. Хоть что-то шевельнулось.

Айнар: Культура людей не делает лучше, согласен, но и хуже не делает тоже.

Культура делает людей мудрее. Да, Гитлер рисовал и Вагнера боготворил, да, Сталин часто ходил в театр… и оба свихнулись…

но это уже диагноз, а мы все-таки говорим о норме. Если оглянуться вокруг — все, что нас окружает, все, чем мы пользуемся, даже не замечая этого, создано культурой.

Культура делает людей мудрей. Знаешь, Марис Янсонс сказал давно, лет 25 назад, по-моему, по поводу реконструкции Оперы: мы видим одежду в витрине магазина, мы видим красивое здание — это тоже культура, она создает вещи, которые можно потрогать руками. Но есть другой, незримый мир, который строят актеры, музыканты, дирижеры, композиторы. Кирпичи, которые мы вкладываем в сердца людей, сразу не заметишь, для этого требуется время. Время — единственное пространство, в котором мы работаем. Именно время, не сцена. И если мы делаем ошибку, у нас нет шанса ее исправить. Мы можем думать только о том, как в дальнейшем избежать подобной ошибки…

А самая печальная для меня вещь… Гунда Вайводе взяла интервью у Мариса незадолго до его ухода. И Марис сказал открыто: это просто бесстыдство, что в Риге нет приличного концертного зала. То, что потом на него свалилось от людей, многие из которых раз в четыре года бегут в Межапарк на Праздник песни и исполняют там «Замок света» и другие патриотические вещи, — это было уму непостижимо. Многие даже писали — а кто это такой?

Ну вот как?! Как латышу не знать Мариса Янсонса?! Что это о тебе говорит тогда?! Ты лучше помолчи, а не пиши, что не знаешь, что это за человек…

Культура делает людей мудрей. Она как минимум дает тебе такую возможность — стать мудрей. Но выбор всегда за тобой. И если возвращаться к Празднику песни: уже сейчас мы, дирижеры, ощущаем, что несколько лет назад музыка в школах перестала быть обязательным предметом…

Так что ты там говорила о не самых приятных вопросах?..

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное