Она была одновременно прекрасна, строга и театральна. Одно из последних ее появлений на широкой публике — четыре года назад, когда отмечали ее девяностолетие. Она тогда еще ходила без палочки, держалась до конца и впечатляла белоснежными сапожками и самим образом!
Это очень показательная история, говорящая о Джемме почти все. Помнится, в квартале Калнциема ее тогда чествовал президент Латвии Раймонд Вейонис, министры экономики и другие официальные лица. Впрочем, юбилейную церемонию многоопытная Джемма смогла превратить в настоящие переговоры с руководством страны о необходимости создания Музея, где могли бы храниться 16 тысяч работ из художественного наследия страны.
Это было занятно — все пришли с цветами и подарками и приготовились поздравлять, но Джемма устроила спектакль. По одну сторону стола сели руководители государства, а напротив вместе с Джеммой сели искусствовед Лайма Слава, глава Латвийского Национального музея Мара Лаце, другие деятели искусств. И… начались переговоры.
Ведущий церемонии, ушедший в этом году Андрей Жагарс сидел на стороне руководства страны, но немного сдвинувшись в сторону деятелей искусств.
Интересную позицию занял министр здравоохранения Белевичс (между прочим, коллекционер произведений искусства), который встал, поклонился юбиляру и сказал: «Милая Джемма, морально я на вашей стороне, но, будучи в правительстве, понимаю все сложности… Я понимаю вас, но понимаю и руководство, которое, в принципе, поддерживает и аккуратно обещает, но…»
Слово предоставили Джемме, и она выступила с темпераментным рассказом о необходимости Музея. Вспомнила историю, как в советские годы она встречалась с первым секретарём ЦК КПЛ Августом Воссом и говорила о необходимости выставочного зала.
«Вы ещё тогда маленькие были, — сказала художница. — Построили гостиницу «Латвия», а вместе с ней и большие помещения на первых этажах. Я пришла к Воссу».
При упоминании фамилии некогда первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Латвийской ССР все как-то напряглись. А Джемма продолжала свою 45-минутную академическую лекцию:
«Это был высокий человек, с высоким лбом и высокими глазами. Он гораздо лучше говорил по-русски, чем по-латышски. И я поняла, что с ним надо говорить на том языке, который он понимает — в широком смысле. Я поставила руку на бок, подбоченилась и сказала: «Товарищ Восс! Художникам необходимо помещение! Выставочный зал в «Латвии» нужен!» И это сработало! Вскоре был открыт выставочный зал, который мы 20 лет назад потеряли…»
Госпожа Скулме была опытным царедворцем. Когда президент и министры говорили, что Музей нужен, юбиляр отмахивалась — дескать, «ай, все вы так говорите».
«Я прожила почти весь XX век, и так получилось, что застала и XXI. Я многое видела. Но не хотелось бы уходить из жизни, видя, какие мы все нерешительные. Изобразительное искусство — это история народа, его память, как можно не уважать народ?»
В общем, закончилось тем, что Джемма строго сказала: «Встретимся на моем 95-летии!» Так сказать, назначила встречу в грядущем. Она надеялась дожить до нового юбилея, но болезни одержали верх. Она еще появилась на презентации своего роскошного альбома картин, который мне надписала: «Слушай нас внимательно, не слушай только себя, Джемма!»
В этом году она дважды ломала шейку бедра. Просила о помощи. Мы не успели. Но, может быть, памяти великой художницы построим когда-нибудь Музей современного искусства. Почему бы его не назвать именем Джеммы Скулме, кстати?
