Атмосфера в городе изменилась. Например, еще неделю назад центр города будто вымер. Но в Христорождественском храме двери открыты. Слава Господу! Правда, новшества были видны невооруженным взглядом – у входа в храм прямо на асфальте «разблюдовка»: скотчем тревожного цвета (желто-черный в полосочку) огорожены маленькие пространства, где можно помолиться у храма, а также указаны стрелки, как проходить в молельный дом.
И никого – по крайней мере на улице.
Как картинки из другой, прежней жизни вспомнились визит прежнего, ныне уже покойного российского Патриарха Алексия Второго, а также знаменитый привоз в латвийскую столицу Тихвинской иконы, когда в дни для того, чтобы ее увидеть, здесь и вокруг храма были десятки, если не пара сотен людей. Перекрестился – пошел дальше.
Накануне кое-что изменилось – на улицах появилось достаточно много людей, на дорогах образовались автомобильные пробки, а на Кришьяна Барона обнаружились наконец-то кришнаиты, поющие «Харе Кришна, Харе Рама!». Кстати, если прежде многие на этих «детей природы» смотрели, как на блаженных, то теперь люди им радовались, как дети малые. Наконец-то жизнь!
Заглянул после этого все же в храм – в тот, что неподалеку от Христорождественского, в храм Александра Невского. Изумительная церковь. Вот справка из вездесущей Википедии: «Деревянный памятник классицизма с оригинальным архитектурным оформлением. Построена в 1820-1825 годах в честь победы России в Отечественной войне над армией Наполеона Бонапарта. Освящена во имя Александра Невского – небесного покровителя императора Александра I, одержавшего победу над Наполеоном. Расположена в центре города, на улице Бривибас, 56. В интерьере сохранились иконы начала XIX века».
«Храм открыт», написано на дверях, которые открываешь и – с Богом! Внутри – три человека. Женщина лет пятидесяти, взволнованно вопрошающая у охранника: «А маску надо надевать?». Через минуту достала белый платок. Тишина, пара горящих свечей, стрелки на полу и восклицательные знаки. Заказал в церковной лавке у пожилой дамы, по обыкновению, Сорокоуст во здравие и свечу. Тут получилось неудобство: по привычке протянул деньги, но... рука дающая наткнулась на пластмассовую стенку. «Ой, извините...», - тихо сказал я.
«Я сама еще не привыкла...»
Далее, как и положено, зажжение свечи, молитва и... под иконой Отца нашего Иисуса Христа – белый листок с напечатанной на нем молитвой, прежде мне неизвестной. Вот ее текст: «Господи Боже наш, не вниди в суд с рабы Твоими, и огради нас от губительнаго поветрия на ны движимаго. Пощади нас смиренных и недостойных рабов Твоих в покаянии с теплою верою и сокрушением сердечным к Тебе милосердному и благопременительному Богу нашему припадающих и на милость Твою уповающих. Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
В общем, потом выяснил, что это новая молитва от Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла. А что, хорошая, извините за откровенность, молитва. Тем более, что слово «поветрие» мне тут же напомнило очаровательную историю из осени 1995 года.
Тогда с концертом в филармонической Большой Гильдии приехал к нам выдающийся русский пианист Николай Петров. Глыба! Перед этим была с ним пресс-конференция. И он сказал от души и весело: «Это какое-то моровое поветрие среди наших музыкантов – все вдруг задирижировали. Вас интересуют конкретные имена? Пожалуйста! Володя Спиваков, Юра Башмет, Витя Третьяков. Лианочка Исакадзе мне как-то сказала: «Я попробовала дирижировать и у меня получилось!». Ну, она хотя бы красивая женщина, на которую приятно посмотреть!».
После встречи с выдающимся музыкантом одна моя коллега в годах была в восторге (и справедливо!): «Какой у него великолепный русский язык, литературный!». Я ей в ответ: «Вы это о "моровом поветрии"?». И тут совсем юная журналистка поинтересовалась, а что такое, собственно, это «моровое поветрие»?
И ответила ей на это старшая коллега строго: «Читайте русскую классику, барышня!».
Правильно – читайте! И молитесь.