Казалось бы, какой юмор, если рижский концерт состоялся 24 февраля, в двухлетнюю годовщину начала полномасштабной войны РФ против Украины. Впрочем, премьера этой программы состоялась днем ранее, в резекненском зале Gors. А что до рижского концерта, то он как раз начался с роскошного исполнения оркестром гимна Украины. Роскошное исполнение — потому что все величие гимна страны симфонический оркестр, как правило, озвучивает во всем его многообразии. И в данном случае это можно не только слышать, но и видеть.
Тем более, что за пультом оркестра — финн Тармо Пелтокоски, два года назад в возрасте 22 лет ставший главным дирижером ЛНСО и моментально полюбившийся и слушателями, и нашими оркестрантами, которые, невзирая на различие в возрасте (в коллективе есть уже и очень опытные музыканты, и совсем молодые) следуют за своим невероятно музыкальным и искренним вожаком.
Убежден, что большая половина зала ради Тармо и пришла — все билеты на его концерты всегда проданы.
Так было и сейчас. И каждый раз встреча с искусством юного, но уже столь востребованного дирижера — как в последний раз, потому что он активно дирижирует теперь и в Германии. И у меня нет сомнений, что рано или поздно мы его «потеряем» — он будет выступать во всем мире. Это нормально. Пример родившихся в Риге Мариса Янсонса и Андриса Нелсонса, равно как и возглавлявшего наш главный оркестр Латвии в семидесятые-восьмидесятые годы Василия Синайского — тому яркое подтверждение.
Но изюминка этого концерта была и в другом. Например, нюанс. Сосед-латыш по балкону открывает программку с надписью «Малер и Паганини» и неожиданно говорит по-русски: «Рахманинов? “Влип, очкарик!”» Впрочем, имя великого и, уж извините, русского композитора он произнес доброжелательно. Тем более, что в первом отделении звучала легендарная «Рапсодия на тему Паганини», написанная Рахманиновым в тридцатые годы в эмиграции. Потому что, как известно, сперва гениальный россиянин не понял Октябрьской революции 1917 года на родине и уехал в Финляндию, а затем понял — и убыл еще дальше, в США.
А вот перед началом этого магистрального для всех пианистов произведения пошел, не побоюсь этого слова, аттракцион.
Вслед за дирижером Тармо вышел солист-пианист, живущий в Британии кореец Хён-ки Джу. При явлении солиста публика слегка ахнула. Как раз тот случай, когда этот концерт нужно было не только слышать (тем более, что с этого концерта шла и прямая трансляция по третьему каналу Латвийского радио Klasika), но и видеть. В частности, пианист предстал в ярком костюме «в жутких розочках» (так бы сказала модная героиня бессмертного «Служебного романа»), каковой диссонанс особенно подчеркивался на фоне оркестрантов и дирижера, которые были все традиционно в симфоническо-черном.
Но далее еще интереснее — давно знакомая меломанам музыка и ее интерпретация.
И вот тут можно спорить. Я понимаю, что музыка весьма темпераментная и пианист активно подпрыгивал, сидя на банкетке. В любом случае, это музыкант, весьма сильный технически. Хотя можно было бы порассуждать, что в его исполнении было явно больше Паганини, который, как гласят легенды, тоже устраивал во время своих концертов шоу. И чуть меньше Рахманинова. Короче, многие классические пианисты бы прокляли. Назвали бы все это «эквилибристикой».
Не знаю, как это великое произведение исполнял Раймонд Паулс в конце 1950-х на государственном экзамене, выпускаясь из Латвийской консерватории. Знаю только, что наверняка гениально, поскольку получил тогда 5 с плюсом и направление в аспирантуру Ленинградской консерватории, что было весьма престижно и невероятно по тем временам. Но будущий Маэстро, как известно, передумал и пошел это дело отмечать в студенческое кафе. И в результате такой коллизии остался нам на счастье в родной Риге навсегда.
Но я помню, насколько поэтично, проникновенно, переходя вдруг в мощные импровизационные «скачки» в подражание 24-х каприсов великого Паганини, играл «Рапсодию на тему Паганини» Михаил Плетнев — это было в 1992 году в большом зале московской консерватории имени Чайковского. Если бы Плетнев видел сейчас исполнение Хён-Ки, он бы ничего не сказал. Потому что он вообще все время интеллигентно молчит.
А я скажу. Мне этот волшебный хулиган в этот печальный день поднял настроение.
Мы же его помним, пианиста, композитора, комика и половинку комедийно-музыкального дуэта «Игудесман и Джу». Его несколько раз в Ригу в предыдущие годы привозил Фонд неунывающей Инессы Галанте. Ему и сейчас устроили в Большой Гильдии овацию. Интересно было бы увидеть его и в драматическом репертуаре, конечно...
Но это еще не все. Далее — как говорится, углубили эксперимент. На сцену вновь вышли Хён-Ки и Тармо, раскланялись и... За фортепиано сел дирижер.
А вы забыли, что юный дирижер начинал вообще-то как профессиональный пианист и заслужил себе первую известность как раз на фортепианных конкурсах? А веселый пианист в розовом костюме побежал в дальнюю правую сторону сцены, где стоял второй рояль. И зазвучали «Вариации на тему Паганини для двух фортепиано» выдающегося польского композитора Витольда Лютославского.
Написанные спустя годы после рахманиновской «Рапсодии...», которая длится 23 минуты, эти «Вариации...» более, чем в два раза короче (всего лишь девять минут). Но также повторяют импровизации на тему 24 каприсов великого итальянского композитора и скрипача. При этом два пианиста воспринимают свою игру на слух, они ведь практически не видят друг друга, да и дирижера нет. Все держится на ритме и слухе. И на чувстве. Тут новое и старое, разделяемое веками и наблюдаемое с искренним любопытством. с размышлениями — интересно, как звучал живой Паганини?
И еще наблюдение — на примере Паганини, Рахманинова и Лютославского, которых разделяют эпохи, интересно наблюдать, как изменилось время, темпы.
После этого — вновь овации. Корейцу вынесли букет. А он повернулся спиной к публике и, как на свадьбе, кинул цветы в партер. Как известно, «букет невесты» означает, что следующей замуж должна выйти подруга, которая поймала цветы. Так что дама, взволнованно прижимавшая в антракте пойманное к груди — готовьтесь! Готовьтесь если не к замужеству, то к тому, чтобы исполнить что-либо на тему Паганини. Сможете?
После этого, казалось бы, невозможно, писать о втором отделении, когда звучала великая Пятая симфония Густава Малера. Симфония на 70 минут, звучавшая миллионы раз в разных интерпретациях, странах, залах, в фильмах... Я прежде всего имею в виду, разумеется, гениальную третью часть — «Адажиетто», известную, в частности, по фильму Лукино Висконти «Смерть в Венеции». Эту музыку, кажется, знают даже те, кто никогда не слышал фамилии ее автора.
Слушая эту музыку об ускользающей навсегда красоте, хочется верить, что тем не менее красота спасет мир. Даже в такие драматические моменты, которые испытывает человечество сейчас.
А времена меняются. Если десять лет назад совершенно выдающийся дирижер Владимир Федосеев (ему более девяноста, и он до сих пор за пультом, в Москве) говорил, что не воспринимает дирижеров, которые моложе пятидесяти лет, то теперь это уже звучит как слишком категорическое допущение. Учтем еще, что Тармо Пелтокски неделю назад продирижировал в Риге мощной Одиннадцатой симфонией Дмитрия Шостаковича!
А что до Малера... Расскажу историю. Я трижды был в Венеции. Впервые в 1997-м приплыл в нее на пароходе. Когда увидел полоску города, мимо меня прошел вечно веселый шоумен Эдмунд Кашевский, посмотрел на меня, притихшего, и спросил: «Ты что, впервые в Венеции?» — «Да». — «А, ну понятно», — ответил уже к той поре многоопытный Эдмунд (даром, что ли, еще полвека назад работал на Рижской киностудии ассистентом многоопытного Алоиза Бренча, например) и отошел в сторону. Спустя десять лет я приезжал на поезде, а в третий раз — на автобусе. И каждый раз это было совершенно различное чудо.
Это к тому, что Пятой симфонией Тармо сейчас дирижировал впервые в жизни. И делал это прекрасно. И неповторимо. Но у него явно очень много впереди. А рижанам повезло, что он сейчас с нами. Ну, а если что — будет же возвращаться.
