С фильтром и без. Снова про «твиттер» и четвертую власть 

Кто более влияет на политику и общество, Twitter (и в целом соцсети) — или крупные новостные Интернет-порталы и другие «традиционные» СМИ? Чем эта соцсеть полезна — и чем может быть вредна? Как быть с ее откровенно токсичным сегментом орущих и вечно недовольных, если он самый громкий? Эти и другие вопросы активно обсуждались в соцсети Х после публикации статьи LSM «Твиттер правит Латвией». LSM предлагает мнения трех экспертов — по стратегической коммуникации, в социологии и в политологии.

Зигурд Закис. Twitter у каждого свой

Эксперт по стратегическому планированию коммуникаций, экс-советник президента Латвии, преподаватель магистратуры Университета им. Страдиня. 

1.
Я бы не сказал, что люди сидят в одном «твиттере». У каждого он свой. И в то же время это место, где общество может высказывать свои волнения и сомнения, и где его могут услышать люди из госуправления и политические лидеры. Это дает обратную связь. Причем тут действительно более социально активные люди, по сравнению с аудиторией в Facebook или Instagram. Для меня Twitter все еще главный инструмент, для узнавания важного о моей отрасли — чтения экспертов в мировой сфере стратегии коммуникаций.

2.
Я не согласен, что четвертая власть в Латвии деградировала, если сравнивать с ситуацией 20 или 30 лет назад. Меняется сущность. Роль четвертой власти менялась с каждыми большими изменениями в медиа. Такие же разговоры были, когда появилось телевидение, и были политические дебаты Кеннеди и Никсона. Кеннеди выиграл избирательную кампанию во многом благодаря тому, что он смотрелся [на ТВ] более выигрышно, и гораздо лучше ориентировался в новом медиа — а тогда новым медиа было телевидение. И тогда тоже были дискуссии, не «испортилось» ли общество, что ТВ помогает «продавать» политиков, и так далее. Сегодня тоже никому не легко, но есть хорошие примеры. И LSM, и Delfi, и другие — все меняются. Возможно, у нас слишком маленькое общество, чтобы тут было много нишевых СМИ, но в целом происходит естественный процесс, и

чем больше информации и шума, тем больше будет спрос на качественный отбор [информации] в том числе. На качественную интерпретацию.

Может, конкретно новостная журналистика больше уходит на уровень пресс-релизов и «твиттер»-сообщений, но проверка [фактов] и интерпретация мнений — это тоже журналистика. 

3.
Twitter сейчас в той фазе, когда в него попали много троллей и организованных групп. Одни усиливают мнение других, а третьи некритически реагируют, ведутся, и дают волю своим негативным эмоциям. Проблема в том, что у «твиттер-масс» нет социальной ответственности за свои слова, в отличие от публичных фигур или политиков. И это не только в Латвии так. Период президента Трампа актуализировал Twitter как манипулятивное оружие, которое разные силы используют, чтобы делить общество на части.

4.
У нас были и остаются хорошие журналисты и хорошие медиа, в том числе LSM, как хорошее и требовательное общественное СМИ. Все это останется, как 4-я власть. Но дополнительно к этому появилось прямое участие людей — благодаря цифровым платформам в целом — впрочем, на них очень влияют и журналисты, и представители политических коммуникаций.

Люди реагируют, следят за происходящим, поднимают темы — иногда рационально, чаще эмоционально. Это, может, и не 5-я власть, но какая-то…

Да, у «твиттера» тут была существенная роль, но не только у него, скорее, в целом у прямой коммуникации всех видов. Да, трибуну получили многие, возможно, не столь профессиональные мнения. Но они имеют право голоса.

5.
В целом, несомненно, есть связь — и влияние — между руководством государства и этим инструментом. Но это — как и с любым другим медиа.

Общественное СМИ столь же влиятельно, и даже более влиятельно — хотя иногда не столь быстрое. И все наши главные СМИ, крупнейшие порталы в Интернете — так же влиятельны.

Если они берут какую-то тему, и начинают ее двигать — зачастую используя те же Twitter и Facebook — они способны формировать повестку, темы, которые все обсуждают. Это и есть функция СМИ.

6.
Меня лично скорее радует, что самое высокое руководство страны лично пользуется этим инструментом. И президент, и премьер, и многие министры, чиновники — сами пишут, читают, и в том числе сами решают, на кого подписываться, а на кого нет. Все-таки там много важных тем люди подымают, от помощи другим людям — до дискуссии, например, об образовании. И в «твиттере» нет одного правильного мнения. А обществу это важно, в таком нефильтрованном виде.

7.
Да, когда-то [парламентским] журналистам нужно было сидеть в Сейме, и это присутствие трудно заменить без потери качества, хотя в плане скорости теперь есть Whatsapp или Zoom, чтобы [быстро] задать вопросы. Думаю, те редакторы, которые говорят, что раньше 4-я власть была намного более влиятельна — частично правы, но частично — нет. Просто меняются правила игры — снова. В том, как работают новости, как люди что-то узнают и формируют свое мнение, появилась фундаментальная разница, которой не было ни 20, ни 50 лет назад, — это скорость обращения информации и коммуникации. И вторая большая перемена — интерактивность, возможность делиться на группы, в том числе маленькие, поляризация, фрагментация. Мы находимся в начале процесса перемен, и он определенно приведет в том числе к изменениям в журналистском ремесле. Но

основы, думаю, останутся: способность думать, писать и создавать качественный контент, анализировать, критически оценивать, творчески преподносить и помещать в широкий контекст — все это будет нужно.

Поэтому останется и влияние на общество и государство, та самая четвертая власть. Она привносит профессионализм. И вы тоже одно из тех СМИ, которые в хорошем смысле меняются, если сравнивать с ситуацией 5 или 10 лет назад.

8.
Думаю, тут важен используемый к месту и не к месту термин — медийная грамотность — способность потреблять медиа, контент, или критическое мышление, или просто качество мышления. На уровне высокого [политического] руководства и [глав] предприятий это в большой степени связано со стратегией: «Вот эта тема — она наша тема, или не наша? Есть ли у нас там политика, и приведут ли эти новости к необходимости ее пересмотреть?» А человеку, который не погружен во все это глубоко,

нужно учиться в соцсетях различать — кто есть кто, что это за люди, которые что-то пишут. Потому что тех, кто кричит «все плохо» у нас очень много,

и это такая притягательная тема — зудеть, и постоянно прикладывать «все плохо» то к одному вопросу, то к другому, то к третьему. И все же, дистанцируясь от этого провокационного Twitter-угла, от сознательных манипуляторов — у каждого есть свои темы, которые ему интересны, и по ним в «твиттере» можно получать массу интересных мнений, увидеть разные аспекты. Но для этого необходимо часто сознательно игнорировать радикальную часть провокаторов и крикунов, — или хотя бы смотреть на их мотивы, а не только на их слова. 

9.
У нас в «твиттере» есть много адептов «политтехнологической возни», не побоюсь этого слова. Или, выражаясь корректно, тех, кто манипулируют этим инструментом. И есть профессиональные крикуны. И, несомненно, есть в том числе и активисты, которые работают на сторону противника, с целью ослабить государство — и часть публики с хештегом #ВсеПлохо находятся под прямым или косвенным влиянием этой группы. 

10.
Я на одной лекции говорил:

Twitter — это в гораздо большей степени инструмент, чтобы слушать,

нежели чтобы что-то сказать. И второй важный тезис: в долгосрочной перспективе невозможно ничего из себя изобразить.

Арнис Кактиньш: Медиа формируют наше видение мира, в будущее смотрю мрачно

Социолог, глава службы изучения общественного мнения SKDS

1.
Нравится нам это или нет, но мы все, включая Арниса Кактиньша, в очень большой степени живем в той реальности, которую создают медиа. Да, у каждого есть его непосредственный опыт. Отчасти — кажущийся, потому что даже личный опыт зачастую сомнителен, психологи это знают. Но большая часть того, что мы знаем о мире — не из личного опыта. Например, мы знаем, что в Украине война — но ведь немногие там были и это видели? Это медиа и авторитеты рассказали нам о том, какой мир, и что в нем происходит. Но

новый мир социальных медиа таков, что люди в нем оказываются в фундаментально разных реальностях.

Там есть группы «плоскоземельщиков» и «вакциноотрицателей», а также многие другие, и у них есть свои ученые, свои врачи, свои аргументы, и полностью автономная, сформированная алгоритмами, реальность. Причем очень убедительная реальность! Соцсети постепенно фрагментируют мир. Это значит, что у людей остается все меньше общего, того, что их объединяет.

2.
Все эти побочные эффекты соцсетей влияют разрушительно, и в Латвии это выглядит особенно мрачно. Хотя это не только у нас так. Соединенные Штаты, наш большой столп, на котором мир держится. Республиканцы и демократы.

Два воюющих лагеря, которые становятся все более ожесточенными, уже ненавидят друг друга, и каждый живет в своей убежденности, что те, другие, — полнейшие идиоты.

Это значит, что США становятся все слабее. Смогут ли и в будущем играть свою глобальную роль? Нет. Понемногу-постепенно, они идут к какой-то гражданской войне и развалу. И это не только про США история.

3.
Я довольно скептически настроен насчет будущего четвертой власти в Латвии. Думаю, 90-е годы мы еще будем вспоминать как золотой век. Если сравнить, как эта власть выглядела 20 и 30 лет назад, какое у нее было влияние —

абсолютно однозначно, она стала слабее. И это проблема, ведь 4-я власть — один из основных столпов демократии.

Но во всем мире традиционные медиа постепенно теряют позиции, на их место приходят социальные медиа, и этот новый мир — другой. Это джунгли. Или Дикий Запад.

4.
В больших странах даже для качественных нишевых СМИ есть место. В Латвии из-за объективно маленького числа жителей, которые к тому же разделены на две языковые группы, нишевые СМИ вообще невозможны на коммерческой основе. Или же их существование очень-очень проблематично.

5.
Почему пришедшие на смены газетам крупные новостные порталы не стали столь же политически влиятельными, как, например, газета Diena в 90-е годы? Допускаю, что из-за развития соцсетей. Если бы не они, и на место печатных газет просто пришли бы Интернет-порталы — возможно, по большому счету ничего [в плане влияния] не изменилось бы.

6.
Я отчасти согласен, что у «твиттера» в Латвии есть влияние, но не стоит его переоценивать. Судя по данным исследований и опросов, там абсолютное меньшинство. Примерно каждый десятый, и из них активно использует [эту сеть] только часть. И это не единая публика с одной общей информационной лентой — нет. У каждого эта лента своя. Поэтому я бы сказал, что именно прямое влияние «твиттера» на людей — сравнительно небольшое.

7.
Но влияние проявляется в другом. У меня нет данных про нынешнюю ситуацию — может, она изменилась, не знаю, — но еще недавно в «твиттере» была почти вся политическая, административная и прочая элита. И через это появилось влияние. Потому что часть этой элиты из-за своих психологических особенностей, или личной чувствительности, когда на них в «твиттере» нападают, и они принимают это близко к сердцу… Хотя

можно ведь было ожидать, что они интеллектуально превосходят уровень среднего жителя, тети из Бауски. А — нет. Похоже, во многих случаях представители нашей элиты даже более ограниченные.

И все эти глупости, которые есть в соцсетях... Элита ведь что делает — принимает решения. Судя по некоторым весьма странным решениям, похоже, разборки в «твиттере» иногда действительно влияют.

8.
Что бы СМИ ни делали, в краткосрочной перспективе это ничего фундаментального не изменит в качестве латвийской политики. Долгосрочно — возможно. Было бы хорошо. Но сейчас большая часть [политиков] живет в «твиттере», и там вдохновляется. Таков этот уровень

Янис Икстенс: LSM критикуют по делу, Twitter — часть свободы слова

Политолог, профессор Латвийского университета

1.
Я прочитал эту статью, и оцениваю ее и как текст сам по себе, и в [общем] контексте с отчаянными попытками общественных СМИ доказать, что они очень важные и влиятельные, и что их вообще нельзя ни критиковать, ничего. При чтении у меня было ощущение, что знаменитые 167 троллей оказались влиятельней общественного СМИ — ну как так, какая-то маргинальная сеть, только 5% его читают, и так далее.

2.
Нравится или нет, но Twitter политически более влиятелен, чем любая другая соцсеть. Не знаю, [более ли он влиятелен, чем крупные новостные порталы — LSM или Delfi,] это был бы очень спекулятивный ответ, без углубленного исследования. Но если сравнивать соцсети, Facebook, Twitter, Instagram и так далее… Например, где есть аккаунты агентств Reuters, Bloomberg и т. д.? По-моему, в «фейсбуке» они не так активны. А разговоров о политике, кажется, в «твиттере» больше, чем в любой другой сети.

3.
Я склонен согласиться с тем, что влияние четвертой власти уменьшилось. Особенно печатных СМИ — они драматически проигрывают в скорости. Если что-то происходит в 14:00, то, очень возможно, в 14:15 кто-то уже запостит это в «твиттере». Агентство новостей LETA, может, опубликует в 14:30, другое порталы — до 15:00. Печатные СМИ — на следующий день, когда новость уже перестанет быть актуальной. Но фокус в том, что одно дело — скорость, а другое — компетентность.

Для традиционных СМИ это решающий фактор — насколько глубоко они могут что-то анализировать и отображать, — чего, конечно, не могу сделать сам Twitter или Facebook.

4.
Что важно, говоря о четвертой власти — разнообразие мнений. Общественные СМИ критикуют за то, что они слишком односторонние, и определенные мнения там в лучшем случае появляются очень редко. Соцсети эту проблему предотвращают. Это очень важный момент, по-моему: Twitter — как [радиопрограмма] «Свободный микрофон», где каждый может высказаться. Конечно, со всеми сопутствующими проблемами:

анонимные аккаунты, иногда просто глупости орут, иногда и целенаправленная дезинформация — все там есть. Но этот спектр мнений существенно шире. И это тоже часть демократии. Twitter реально часть свободы слова,

и полностью его игнорировать, как будто его не существует, — неправильно. 

5.
(Продолжая мысль в своем твите, что «партии не будут видеть» дальше «твиттера», «если не будет спроса на продуманную политику, и в день выборов не будет жесткой оценки ошибок». — С. П.) Раньше, во времена печатных СМИ, этот спрос был немного больше — и

аудитория была сегментирована по идеологическому и социологическому принципам. У каждой газеты была своя позиция,

свои симпатии, которые проявлялись в редакционной политике. У «Диены» она была либерально-центристская, у Latvijas avīze — очевидно, национал-консервативная, у «Неаткариги» — левая, и с поддержкой «зеленых крестьян» и Лембергса. И еще и у русских СМИ тоже свои симпатии. Diena несомненно была очень сильна и влиятельна. Хотя, думаю, это начало меняться, когда они обломались с поддержкой [премьер-министра Андриса] Шкеле.

6.
Еще в общественных СМИ важно смотреть на редакционное руководство — а это фактически работники «Диены». Вероятней всего, с прежними «диеновскими» ценностями. В том числе политическими. С осознанием миссии и чувством неприкосновенности.

Довольно эксклюзивный комплектик.

Но эти ценности сегодня в общество востребованы сравнительно мало, отсюда и такие как бы «отталкивания».

7.
Сегодняшняя аудитория разделена совсем по другим принципам, каждый живет в своем пузыре. В том числе в «твиттере». Те

аккаунты, которые мы видим каждый день — их число очень ограничено.

И их довольно сложно вытащить за пределы их пузыря. Это ограничивает распространение информации.

8.
Не думаю, что проблема [с нехваткой общественного спроса с политиков] из-за развития соцсетей, и что те «испортили» общество. Этот эффект пузыря — а в вашей статье упоминался также эффект эхо-камеры — это не нечто новое, в психологии давно известно: мы склонны более близко общаться с людьми, похожими на нас. Социальные сети просто сделали этот эффект более видимым. И если вы в «твиттере» жмете на раздел For you [«для вас»] — этот тот условный пузырь, в котором собрано то, что вам было интересно, что вы смотрели раньше.

9.
Проблема с требованием качественной политики в том, что наше общество не особо интересуется политикой — хотя в опросах этот интерес на среднем европейском уровне. Наблюдая за процессом и результатом выборов,

зачастую непонятно, почему партии, которые не раз «косячили», снова переизбираются. И это отражает не только слабость медиа, которые об этом не напоминают, но и слабость самих партий.

Так как конкуренции и концептуального предложения явно не хватает. Концептуальной альтернативы не хватает. Одна из причин, почему те и эти переизбираются снова и снова — мы очень этнически расколотое общество. Русские голосуют за русские партии, латыши за латышские, поэтому сужается пространство для маневра. Поэтому я и написал в конце [своего твита], что это уже другая дискуссия.  

10.
На уровне ощущений, LTV не кажется столь эффективным, как 15 лет назад. О Латвийском радио мне сложно судить. А

портал LSM.lv сравнительно молод, и там много, скажем так, спорных моментов — и по форме, и в содержании. Но его читают постоянно.

И если ошибки сопровождаются отношением «нет, мы это исправлять не будем, потому что не будем» — ну, окей, ладно. Но это не остается незамеченным — особенно замечает это политически активная часть соцсетей.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное