«Факт того, что крупный город, расположенный недалеко от границ Польши, был назван в честь Михаила Калинина — преступника, ответственного за массовое убийство поляков (Катынский расстрел) — носит в Польше эмоциональный, негативный характер», — так Комиссия обосновала свою рекомендацию. Тема вызвала бурное обсуждение в Интернете, в том числе среди политиков. «Это уже не русофобия, это процесс, граничащий с безумием, то, что происходит в Польше», — заявил пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков, а Дмитрий Медведев написал в Twitter о «польских русофобах, которые всех хотят учить истории». Давайте же отправимся в путешествие по следам Крулевца.
«Калининград принадлежит Чехии. Поляки и чехи соревнуются в шутках». Такие заголовки можно было найти в польском Интернете прошлой осенью, когда в Чехии стали задумываться об «аннексии Калининградской области» и возвращении «желанного выхода страны к Балтийскому морю». На «официальном» интернет-сайте города Královеc (чешское название Калининграда) в какой-то момент было объявлено, что 98% жителей Калининграда на референдуме проголосовали за присоединение области к Чехии и возврат исторического чешского названия в честь короля Пшемысла Отакара (Přemysl Otakar), основателя Крулевца (по-немецки Königsberg, «Королевский холм», отсюда и литовское Karaliaučius, и латышское Karaļauči; латыши также используют форму Kēnigsberga). Это — явная отсылка к фальшивым «референдумам», проведенным в Крыму и на Донбассе. В чешских барах в Варшаве некоторые в шутку стали спрашивать, можно ли там кроме «кнедликов» или «утопенцов» отведать традиционные «Кёнигсбергские клопсы», популярные в Германии и по сей день, или «Кёнигсбергский марципан». (Те же вопросы можно было бы задать рижскому «Швейку».)
Приглянулся этот польско-чешский троллинг и Литве, которая когда-то могла смело претендовать на область Крулевца.
До 1945 года в северной части Восточной Пруссии проживало большое количество литовцев-протестантов, называемых по-литовски lietuvininkai (жили они там по меньшей мере с XVI века, когда Прусское герцогство, некогда — государство Тевтонского ордена, приняло протестантизм; аналогичным образом, в южной части Пруссии до Второй мировой войны проживали мазуры, исповедовавшие лютеранство, но говорившие на языке, близком к польскому). Большинство из этих людей вместе с немецким населением были изгнаны в 1945 году.
«Советском» и «Неманом» стали такие важные для литовской национальной идентичности города, как Тылжа (нем. — Тильзит) и Рагнит (там в 1883-1886 годах издавался поддерживающий литовское национальное возрождение журнал Aušra («Рассвет»), основанный доктором Йонасом Басанавичюсом (Jonas Basanavičius); что интересно, под аналогичным названием в первой половине ХХ века функционировало объединение поляков Риги). (Тут большая непоследовательность польской комиссии по установлению наименований,
мы больше не можем писать «Калининград», но все еще должны использовать такие названия, как «Советск»
или «Черняховск».)
История связи Крулевца с Польшей и Литвой берет свое начало как минимум со знаменитой «Прусской дани» 1525 года, которую в XIX веке изобразил польский художник Ян Матейко (Jan Matejko). Это была ленная дань уважения королю Польши Сигизмунду I Старому (Zygmunt I Stary) (во время правления его сына к Речи Посполитой была присоединена Ливония) от Альбрехта Гогенцоллерна (Albrecht Hohenzollern), «герцога Прусского», отдание которой состоялось в Кракове. Ранее Государство Тевтонского ордена было переименовано в Прусское герцогство, которое было феодальным владением Королевства Польского. Здесь преобладала протестантская религия, а вот в соседней Вармии, в которой было епископство, до 1773 года не могли совершаться евангельские богослужения (в этом году местная лютеранская церковь отмечает 250 лет со дня первой лютеранской службы, которая прошла в Ольштынском замке).
Разделение на мазуров-протестантов и варминцев-католиков сохранится до 1945 года и будет заметно, например, в результатах плебисцита 1920 года, когда жителей этих земель спросили, хотят ли они принадлежать к возрожденной Польше, созданной Юзефом Пилсудским (Józef Piłsudski) или Восточной Пруссии, входившей в состав Веймарской республики. В то время как на Вармии были люди, проголосовавшие за Польшу, на Мазурах католическая Польша, к тому же находившаяся в состоянии войны с Советской Россией (плебисцит проходил 15 августа 1920 года, за месяц до знаменитой Варшавской битвы, иногда неправильно называемой «Чудом на Висле»), вызывала существенное недоверие.
От города Олецко Польша получила всего два голоса, поэтому немцы назвали этот город Treuburg — «верный город».
Печальный финал истории Мазур наступил в 1970-е годы, когда оттуда в Западную Германию уехало более 100 тысячи человек. Тогда с ними часто плохо обращались собственные соседи, называя их «швабами» (вульгарное прозвище немца) и «лютерами». По сей день эта тема считается щепетильной, но на Мазурах все еще есть лютеранская церковь, со своими мечтами, амбициями и планами. По случаю 500-летия Реформации мне удалось побывать в этих краях, о чем я написал репортаж в двух частях для газеты Przegląd Bałtycki («Балтийское обозрение»).
А Крулевец?
Вопреки тому, что говорит варшавская комиссия, его больше не существует. После 1945 года он не был бережно отстроен, как Гданьск, который, к слову, поляки очень любили, и продолжали в нем жить после Второй мировой войны. Для русских, пришедших в эту местность, город не имел сентиментального значения. Может, если бы Крулевец, как Клайпеда, был присоединен к Литовской ССР, его судьба сложилась бы иначе. В результате войны и последующего пренебрежения он превратился в одну огромную руину, о которой интересно рассказывает немецкая журналистка, авторка статьи «Обратно в Кёнигсберг» Инна Хартвих (Inna Hartwich).
«В 1967 году наша школа организовала для учащихся поездку в Литву, в план которой входил и Калининград. Тринадцатилетний ребенок был шокирован. Нечто подобное можно было увидеть только в советских фильмах о войне. Нетронутые ни человеческой рукой, ни лопатой послевоенные развалины... Посреди них изредка встречаются красивые жилые дома, жемчужины архитектуры»,
— вспоминает в интервью с LSM.lv Беата Сургофт (Beata Surgoft), полька из Риги, чья фамилия, по словам ее предков, происходит от прусского языка (язык вымер в XVII веке, хотя многие города на Мазурах до сих пор носят прусские названия; в Калининградской области русские придумали свои, советские наименования).
— Вере тогда было девять лет. Немцы... С тех пор как несколько лет назад она и ее семья приехали в город, она держалась от них на расстоянии. Никогда немецкий ребенок не осмеливался подойти к ним, к советским детям. Они никогда не играли вместе в футбол, хотя с любопытством разглядывали друг друга. Вера не знает, в какую сторону им теперь двигаться. Знает только, что их прогоняют из разбомбленного Крулевца, который тем временем сменил название на Калининград и принадлежит уже не Германии, а Советскому Союзу, ее родине. И, несмотря на это, девочка чувствует, что Калининград отличается от того Советского Союза, который она знала до сих пор. Каменные дома, зеленые фруктовые деревья, она никогда раньше не видела ничего подобного. Мишура посреди разрушения».
Фрагмент репортажа «Обратно в Кёнигсберг»,
напечатанного в Przegląd Bałtycki
Калининград и по сей день отличается от остальной России, хотя мечты о том, что однажды он станет «четвертой балтийской республикой», стоит считать не более, чем сказкой.
Да, кстати. Два года назад в Польше вышла книга журналистки Паулины Сегень (Paulina Siegień), крупнейшего польского знатока города над рекой Преголя — «Город-сказка. Много историй Калининграда» (Miasto bajka. Wiele historii Kaliningradu). Паулина Сегень, этнограф и русист по образованию, приглашает вас в путешествие по современному городу, где, кстати сказать, началось ее увлечение Россией. Символом актуальности, но в то же время и истории, является Дом Советов, фото которого помещено на обложку книги. Недавно начался его снос. Мечтатели все еще верят, что на его место вернется разрушенный по приказу Хрущева тевтонский замок, но это ведь было бы совершенно нелогично.
Город на букву К. (если бы не смерть Михаила Калинина в 1946 году, он, наверное, назывался бы Балтийском)
создавался с нуля как город оторванных от корней людей, ищущих свои корни.
Это демонстрирует П. Сегень в своей книге, возвращаясь в прошлое: рассказывается там о Ханне Арендт (Hanna Arendt), которая провела свое детство в Кёнигсберге.
Калининград — это большая, отстроенная несколько лет назад синагога, собор, где похоронен самый известный кёнигсбержец, Иммануил Кант (Immanuel Kant), которого Владимир Ленин «ценил» и поэтому собор уцелел, а также старейшие в России зоопарк, футбольный стадион, трамвайная сеть и т. д. (немецкую историю здесь адаптировали под российскую). После 1990 года казалось, что русские относятся к этому региону как к «своему», не боясь таких названий, как Rauschen, Tilsit или Cranz (официально они не восстановлены, но до сих пор используются как «приманка» для туристов из Германии и как попытка поиска идентичности людьми, приехавшими на эти земли после 1945 года). Но что же будет после того, как началась война в Украине?
Паулина Сегень об этом не говорит, ее книга вышла два года назад.
Ясно одно — массовые поездки поляков в Калининград (пардон, Крулевец) закончились и неизвестно, когда возобновятся.
Несколько лет назад у нас был бум на путешествия, когда еще действовало «малое приграничное передвижение» (кстати, такую возможность, предусмотренную Евросоюзом, литовцы так и не ввели для своих граждан, пересечение границы там было связано с бо́льшими трудностями). Благодаря «малому приграничному передвижению» россияне из Калининграда хорошо ознакомились с «северной Польшей». Однако наложило ли это отпечаток на их менталитет?
Сегодня снова существует Крулевец и вполне вероятно, что возродится интерес к его истории. Это место, где обучались польские лютеранские пасторы, функционировал костел, в котором проводились службы на польском языке, и была издана вторая в истории польская газета Poczta Królewiecka («Крулевецкая почта»). До Второй мировой войны здесь действовали консульства Польши и Литвы, а польское национальное меньшинство сотрудничало с литовским, даже когда две страны повздорили. В латвийской прессе сохранилась информация о том, что в 1935 году в Крулевце литовский консул выразил соболезнования консулу Польши в связи со смертью маршала Юзефа Пилсудского.
Ну, в Крулевец этим летом мы скорее не поедем, а вот отправиться на Мазуры можем.
По следам тевтонских замков, канала Оструда-Эльблонг и прекрасных мазурских озер, приводящих в восторг председателей Союза поляков Латвии Ришарда Станкевича (Ryszard Stankiewicz) и Петериса Дзалбе (Pēteris Dzalbe). Активистов на благо ливов и латгальцев заинтересовали бы такие личности, как Эдвард Цифус (Edward Cyfus) и Лукаш Рух (Łukasz Ruch), печатающие в прессе свои произведения на варминском диалекте польского, а также Петр Шатковский (Piotr Szatkowski), мазурский активист из Дзялдово (переводчик «Маленького принца» на прусский язык и популяризатор мазурского диалекта в Интернете). И наконец, если вас интересует религиозный туризм, можем предложить Гетшвалд (Gietrzwałd, единственное место в Польше, где католической церковью было признано явление св. Марии) и Святую Липу. А также гостеприимный лютеранский приход в Миколайках, с его гостевым домом.
Ждем вас на Мазурах!
А через несколько лет увидимся в Крулевце…
С польского перевела Алина Смильгина,
ученица Даугавпилсской государственной польской гимназии им. Ю.Пилсудского
