Из истории Лиепаи. Первая мировая. Что германские оккупанты делали в городе

Обратите внимание: материал опубликован 2 года назад

Германские войска вошли в Либаву 8 мая 1915 года. «Конечно, что ни день, то появлялись новые приказы, и все такіе то кровавые — то карается разстрѣломъ, за то-то отвѣчаютъ заложники, за то-то каторга...». Так рассказывали беженцы из Либавы о первых днях пребывания оккупационных войск после захвата города весной 1915 года.

Великая война или, как позже ее станут называть, Первая мировая, пришла в Либаву рано — германские крейсеры обстреляли город уже в первые дни августа 1914 года.

Но перед тем, как рассказать об оккупации Либавы от лица очевидцев, обратимся к свидетельству «другой стороны», если можно так выразиться.

«Начало войны разом изменило условия жизни в Прибалтике и предопределило крутой поворот в ее развитии, повлиявший на судьбу всех жителей края», — так писал историк Райнхард Виттрам в своей «Истории прибалтийских народов». А дальше он повествует о притеснениях, которые пришлось испытать остзейцам. Неудивительно — он сам из балтийских немцев, в 1939 году «репатриировавшихся» в Фатерлянд.

Он пишет о сильном ударе, который был нанесен по немцам в начале войны — разжигалась ненависть ко всему немецкому, она направлялась не только против Германской империи, но и против немцев в Российской империи. А ведь большинство остзейцев, как говорит Виттрам, рассматривали военную службу против Германии «как долг, который с неохотой, но всё же следовало исполнять». Но эти «русско-патриотические настроения» быстро развеялись после особых распоряжений, касавшихся жизни в провинциях недалеко от линии фронта. «В августе 1914 года были закрыты немецкие школы, затем ликвидированы все общественные объединения и союзы. (...) Потом

последовал запрет на использование немецкого языка в публичных местах и на улице, а также на написание писем на немецком языке.

Были запрещены немецкие газеты».

Далее историк рассказывает о потоке «нелепых доносов» против остзейцев, обысках, арестах и ссылках. «15 февраля 1915 года до Прибалтики дошел принятый закон о принудительной ликвидации немецких земельных владений в России», — пишет Виттрам и поясняет: речь о трех законах, принятых 2 февраля 1915 года, получивших название «ликвидационных», лишавших немецких граждан России земельных владений и права землепользования в пределах 150-верстной полосы «вдоль существующей государственной границы с Германией и Австро-Венгрией и прилегающего к сей полосе района».

Причем этот закон не только лишал земли: «со своих насиженных мест в принудительном порядке были переселены сотни семей немецких колонистов». (Под ту же «раздачу» попали и евреи: царские военные власти за несколько дней депортировали из Курляндской губернии вглубь России более 40 тысяч человек — в связи с якобы имевшимися у них «прогерманскими симпатиями». Смогли вернуться в уже независимую Латвию чуть больше трети из них.)

Весьма вероятно, что именно поэтому германцы, войдя в Либаву, фактически мстили жителям оккупированного города за перенесенные ранее остзейцами притеснения.

Сухопутное наступление германских войск на Либаву началось 7 мая 1915 года и было коротким. В книге «Лиепая в жерновах эпох» (издана в 2005 году редакцией лиепайской городской газеты Kurzemes Vārds в сотрудничестве с Лиепайским музеем и Лиепайской Центральной научной библиотекой) рассказывается, что

город был обстрелян со стороны моря и Гробини, небольшой бой состоялся у Перконе, и на следующий день ближе к вечеру по Ницкой дороге в Либаву вступили германские войска.

Сопротивления практически и не было, ведь российские части оставили город, Либаву занял один батальон под командованием майора фон Лука. На фотографии видно, как по Александровской улице (ныне Бривибас) со стороны Гробиня в город заходит германская артиллерия.

А вот теперь обратимся к свидетельству очевидцев.

Газета «Рижское обозрение» 27 мая 1915 года опубликовала «Письмо изъ Либавы», сопроводив его пояснением, что «Изъ Стокгольма отъ 18 мая г. „Рижская Мысль” прислано нижеследующее письмо, переданное для отправки „вырвавшимся изъ Либавы” въ Швеции. Письмо помечено въ Либавѣ 15 мая». (Все даты в письме указаны по старому стилю — Л.М.).

Письмо начинается с надежды, что редакция не откажет в публикации, а другие газеты его перепечатают: «Послѣднее важно въ особенности, такъ какъ либавцы разбрелись во всѣ концы Россiи и, конечно, не мало тревожатся о судьбѣ оставшихся въ Либавѣ родныхъ и знакомыхъ».

Авторы письма отмечают, что 22 апреля город покинули полицейские чины, их обязанности переняла стража из обывателей, организованная городским управлением. И до 24 апреля, пока в Либаву не вступили германцы, в городе был образцовый порядок, не считая мелочей вроде нескольких арестованных за хулиганство.

Вечером 24 апреля после жестокого обстрела германские войска вступили в город. Лейтенант-парламентер приказал одному из чинов обывательской стражи немедленно отправиться к городскому голове и передать ему предложение выехать к начальнику отряда для сопровождения при въезде в город. Эту миссию на себя взяли присяжный поверенный В. Мельвиль, как исполняющий обязанности городского головы, и начальник обывательской стражи А. Пясецкий. Германцев они встретили на полпути и те заставили представителей властей Либавы ехать впереди своей кавалькады, причем направив на них револьверы. По предположению авторов письма, намереваясь их «пристрѣлить при первомъ же эксцессѣ со стороны населенія». Далее рассказывается, что горожане, ставшие этому свидетелями, вели себя крайне сдержанно, вокруг царило полное безмолвие, нарушаемое вздохами и слезами. Отмечается, что В. Мельвиль оказался в роли городского головы по стечению обстоятельств — как самый старший на тот момент член управы.

Всю городскую управу после кратких переговоров объявили арестованной до прихода в город основных войск. Авторы письма с гордостью описывают диалог между командиром германского отряда и Мельвилем, о котором они услышали позже. Мол, майор поинтересовался, не немец ли Мельвиль, на что тот с достоинством ответил, что он русский, как и остальные присутствующие. Уточнение майора о немецком происхождении заставило Мельвиля повторить сказанное — мол, «мы русские подданные». После чего и последовал вышеупомянутый арест на пару часов.

Вот на фотографии — припортовая площадь. Либавчане смотрят на заполонившие площадь неприятельские войска. Город заняли не только германские сухопутные силы, но и военно-морской флот.

Вот камера запечатлела германцев, взявших в плен российских солдат. Тогда в окрестностях города было захвачено немало военнопленных.

Прибывшие войска расквартировались по всему городу — в казармах для нижних чинов, гостиницах для офицеров, некоторые части заняли правительственные здания, позже офицеры стали располагаться в покинутых квартирах. Причем, как отмечают авторы письма, стараниями городской управы другого поквартирного постоя не было.

«Черезъ 2-3 дня на городъ свалилось то, чего со страхомъ всѣ ожидали. Помимо всякихъ другихъ требованiй, было заявлено, что городъ долженъ уплатить въ крат­чайшiй срокъ контрибуцiю въ 500,000 руб. золотомъ», — рассказывали либавчане.

На тот момент в городской кассе было 10-15 тысяч рублей, для обсуждения ситуации созвали совещание. Присутствовали гласные думы, представители банков и фабрик. Они и решили ответить, что такую контрибуцию город уплатить не может. О чем и сообщили германскому губернатору «новоявленной Либавской губернiи», несмотря не угрозы репрессий.

Через день оккупационные власти придумали новый способ — потребовали, чтобы городская управа выпустила боны на 500 тыс. рублей долговых обязательств. А также поставляла ежедневно всех лошадей, подводы и 2000 рабочих в распоряжение коменданта. Кроме того, именно управе надлежало оплачивать и труд рабочих, и подводы с лошадьми. Эти требования сопровождались угрозами: в противном случае германские власти взыщут названную сумму с частного имущества всех жителей, кроме того, примут репрессивные меры против Мельвиля, которого объявили заложником. «Опять было созвано совѣщание, и начался торгъ. Въ концѣ концовъ ограничили свое требованiе 300 000 р., платой рабочимъ и за лошадей и подводы». Городские власти, не желая расхищения имущества жителей и опасаясь «неизбѣжныхъ при этомъ безчинствъ», подчинились требованию германских военных властей и отпечатали бонов на 300 000 рублей.

На снимке как раз эти боны. Они были в ходу и у либавчан, и у оккупационной армии. Но если бонами расплачивались германские солдаты, то сдачу им надо было сдавать марками. В ходу было несколько валют — боны, марки и оккупационные ост-рубли. К слову, позже, уже при независимой Латвии, боны обменяли на новые латвийские деньги. А эти лиепайские деньги сейчас очень ценятся среди коллекционеров, особенно купюры номиналом в три и пять рублей.

Жилось при оккупации несладко. На фотографии — здание окружной комендатуры (еще недавно оно было Лиепайским филиалом банка Латвии, сейчас передано городским театру и музею). Возле здания — толпа. А куда деваться? Германская власть ввела много новых правил и ограничений, в том числе и требование об обязательном получении новых немецких паспортов, которое выдавало Управление германских оккупационных сил, и уже с этими паспортами надо было регистрироваться для получения работы.

 Жилось при оккупантах голодно, в ходу были продовольственные хлебные карточки: всего 200 граммов хлеба в день... И хлеб этот был суррогатным, добавляли в него всё подряд, вплоть до картошки.

Еще одно требование оккупационных властей к горожанам — сдавать цветной металл.

Колокола с церквей давно поснимали. Но надо опровергнуть распространенную легенду, что отнятые у горожан кастрюли и подсвечники переплавлялись в пушки. Латунь шла на производство гильз для винтовочных патронов.

Бронза — на специальные кольца для снарядов, чтобы артиллерийские снаряды большого калибра плотней входили в резьбу стволов орудий.

Кроме голода, в городе царил и постоянный страх. «Конечно, что ни день, то появлялись новые приказы, и все такіе то кровавые — то карается разстрѣломъ, за то-то отвѣчаютъ заложники, за то-то каторга...», рассказывали вырвавшиеся из занятого германцами города жители Либавы. «7 мая въ Германію отправили въ качествѣ военноплѣнныхъ всѣхъ запасныхъ, отпущенныхъ на отдыхъ и для лѣченія, имѣющихъ «красные» воинскіе билеты, а на 12 мая было назначено отправленіе туда же всѣхъ молодыхъ людей отъ 17-20 лѣтъ, но потомъ временно 17 и 18 лѣтніе были оставлены въ Либавѣ», — завершается письмо, написанное очевидцами.

Это был 1915 год. Оккупация длилась долгих четыре года. Когда германцы, наконец-то, покинули город, жители Лиепаи с воодушевлением снесли памятник «во славу германского оружия», который оккупанты установили сразу же после захвата города.

  • Rus.lsm.lv благодарит Юриса Ракиса за уникальные фотографии из его коллекции и развернутые комментарии к снимкам.

 

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное