Вроде бы планируемый на ближайшие годы выход на биржу предприятий, контролируемых государством и Рижским самоуправлением, наверняка заинтересует многих латвийцев. Тем более вкладывать есть что: на банковских счетах населения уже не первый год лежат более 10 миллиардов евро. Да и компании известные, все названия на слуху.
В этом году в качестве первой ласточки на биржу планировалось вывести airBaltic (но, судя по последним комментариям, мероприятие могут отложить). Также среди вариантов назывались «дочка» (по производству «зеленой» энергии) Latvenergo, Augstsprieguma tīkls, Rīgas Namu Pārvaldnieks, Rīgas ūdens, Tet, LMT, и ряд других — всего около двадцати компаний.
Нюанс в том, что
многие из тех, кто в итоге заинтересуется местным фондовым рынком — будут на нем новичками.
И сейчас латвийские министры и чиновники им, новичкам, рассказывают, что такое местная биржа. Что это надежно, безопасно и прозрачно. Что там котируются лучшие компании, и это как знак качества. Что там у эмитентов хорошее корпоративное управление. А еще на защите прав инвесторов стоит развитое латвийское законодательство, и регулятор (раньше — Комиссия по рынкам финансов и капитала (КРФК, FKTK), а теперь Банк Латвии) строго следит, чтобы не было нарушений.
Если поверить во все вышесказанное, и не вникать в нюансы — впоследствии можно приобрести ценный опыт по слишком дорогой цене. Например, сделать такое открытие: факт нахождения компании на балтийской бирже — еще не гарантия прозрачности, высоких стандартов и корректного отношения к миноритарным акционерам.
Как все начиналось (и откуда родом проблемы)
Старожилы рынка иногда вспоминают времена в начале «нулевых», когда в результате приватизации на Рижской бирже оказались акции более 70 предприятий. В том числе (на тот момент) цвет и гордость экономики: Latvijas gāze, Ventspils Nafta, Латвийское пароходство, Latvijas balzams, Staburadze, Olainfarm, Grindeks, и прочая, и прочая. Важный момент: все они были выведены на фондовый рынок не по своей воле, а принудительно — такова была модель приватизации.
Деятели из 90-х, которые в ходе приватизации взяли эти и другие компании под свой контроль (зачастую прикрываясь офшорами), биржу чаще всего воспринимали как досадные неудобства и лишние хлопоты.
Компанию они зачастую воспринимали как «свою», а сотни или тысячи мелких акционеров — как нечто вроде муравьев, заведшихся в буфете: не страшно, но раздражает,
особенно если «мелкие» начинали активничать и задавать неприятные вопросы на ежегодных собраниях. Там монологи главных владельцев порой почти повторяли разобранную на цитаты речь Кащея в нашумевшем сериале: я здесь за эту улицу стою. Пацаны (предприятие) мне все, а я все пацанам (предприятию)! А вы, мол, неблагодарные, только языком молоть.
Про неудобства и ненужные хлопоты — это не какой-то анахронизм. Схожим образом многие руководители мыслят и сегодня. Вот, например, глава LMT на недавней конференции делится своим мнением про биржу (начиная с 5 ч. 35 мин.): «Предприятие не видит смысла быть на бирже. Это дополнительный процесс и бюрократическое отягощение».
Это отношение — насильно мил не будешь, — отражалось и на качестве корпоративного управления. Каких только чудес не повидал этот рынок. И это важный урок:
на местной бирже чудеса не просто возможны — они исторически являлись частью ландшафта.
Причем есть масса испытанных и легальных способов, как обладатель контрольного пакета может показывать фиги малышам — и ему за это ничего не будет.
Маленькие обижены, но все по закону. Примеры
- Купить на деньги предприятия виллу в Таиланде. В этой стране любил отдыхать главный акционер. Вилла в Таиланде необходима для представительских целей, скажет руководство компании, опуская глаза в пол (это Olainfarm).
- Платить вознаграждение в 8 миллионов в год совету компании — почему нет, ведь в совете трудится сам главный акционер (Grindeks).
- Эмитент годами зарабатывает хорошую прибыль, но дивиденды не платит. Заработанную прибыль он дает в долг своему главному акционеру — не ему лично, а опосредованно принадлежащим ему фирмам. Сумма долга с каждым годом растет, и составляет десятки миллионов евро. Это история — из многолетней практики АО Latvijas balzams, у которой порядка 11 тысяч акционеров, и один — контролирующий почти 90% капитала бенефициар, Юрий Шефлер. Законно? Да. Кто-то недоволен? Плевать.
- А еще биржевая компания может купить у своего главного акционера не нужную для производства недвижимость — а на вопросы «для чего?» от миноритариев отвечать: там откроется музей истории завода. Будем туда экскурсии водить. Разумеется, никакого музея там не появится (это тот же Latvijas Balzams).
- Или такой ход: купить у главного акционера нужную для расширения производства компанию за 13 миллионов евро, — а спустя 4 года внезапно сообщить: знаете, мы доплатим нашему главному акционеру еще 5 миллионов евро сверху. (Так Grindeks покупал у своего акционера Кирова Липмана фабрику в Словакии).
Этот список историй за последние 10 лет можно продолжать почти бесконечно. Жены и дети главных акционеров, устроенные сразу на руководящие посты – без опыта в этой отрасли, разумеется. Миллионы, взятые у компании в долг на личные расходы. Странные сделки со связанными лицами. Машины люкс-класса, купленные хронически убыточной компанией для своего главного акционера. И так далее, и тому подобное. Абсолютно законно. Эмоциональные жалобы можно почитать тут и тут).
Можно, конечно, надеяться, что пребывание в роли главного акционера государства, а не частного лица, поспособствует смягчению нравов.
Сегодня, говоря о возможном акционировании принадлежащих государству предприятий, глава INVL Asset Management Андрей Мартынов старается сохранять оптимизм: «Рыба гниет с головы. Примеры, которые вы привели, — они говорят о том, что все зависит от отношения главного акционера. Если мы говорим о предприятиях, которые принадлежат государству, и которые будут частично выведены на биржу без утери контроля государства — надеюсь, там таких историй уже не будет...»
А если не по закону?
Популярный в Латвии тезис про развитие рынка капитала звучит так: жителям следует повышать свою финансовую компетентность, и не бояться инвестировать.
Тезис, публично практически не звучащий, таков: повышать компетентность нужно регулятору и прочим финансовым властям.
Один из самых громких случаев нарушения законодательства, с многолетними судебными разбирательствами — биржевая история Grindeks. В 2013 году Киров Липман на LTV открытым текстом произнес давно кулуарно известное: что его семье принадлежит 62% АО Grindeks, но положенный по закону обязательный откуп акций у миноритариев он проводить не хочет — дорого, мол. Когда латвийский суд констатировал, что семья Липманов нарушила закон, Rus.LSM.lv задал министерству экономики Арвила Ашераденса (ныне — министр финансов) очевидный вопрос, обсуждавшийся тогда в трейдерских кругах: собирается ли государство взыскивать причиненные ему убытки? Сумма, по подсчетам Rus.LSM, должна была превысить полтора миллиона евро.
Реакция чиновников министерства в тот момент создавала впечатление, что те не очень понимали, о чем их спрашивают.
В итоге в суд на Липманов государство все-таки подало — и выиграло во всех судебных инстанциях, взыскав 1,9 миллиона евро.
Смогли ли то же самое — только на порядок большую сумму — повторить прочие инвесторы, частные, которым, в отличие от государства, принадлежало не 2,3% акций, а в общей сложности как минимум вдесятеро больше? Нет. Латвийская правовая система их не защитила: несколько человек суды проиграли, остальные предпочли забыть (подробнее мы писали тут). Это стоит помнить тем, кто услышит заявления политиков, что биржевая инфраструктура и законодательство у нас прекрасные, только вот эмитентов мало.
Судебные разбирательства по делу Grindeks в очередной раз выявят дыры в местном законодательстве (регулятор назовет их «правовым казусом»). Инвесторы — в том числе из более развитой в этом отношении Литвы, будут указывать, что у них таких «казусов» в законе нет. FKTK будет отвечать в духе «ничего не знаем». Участники рынка будут снова и снова жаловаться, что в Латвии нарушение прав мелких акционеров — системная проблема, которая никого не волнует.
Безжалостный мир наживы и чистогана
По опыту общения с местными инвесторами-активистами нужно признать: «импотенция» — был самый мягкий эпитет из употребляемых ими в адрес FKTK, критиковали они этот орган буквально всегда. Похвалы с благодарностями – бывали, но значительно реже.
В 2019 году — не так давно по историческим меркам — мне стало интересно составить собственное впечатление о работниках регулятора, и я пришел на одно рабочее собрание в Министерство финансов. Там с участниками рынка встречались чиновники министерства и FKTK, — обсудить возможные поправки к законодательству (потенциальная цена вопроса – миллионы евро). Тема для широкой публики звучала как абракадабра: «о расчете цены акций в предложении обязательного откупа акций». Стороны в выражениях не стеснялись.
«Да чего их защищать, это же спекулянты! У них один интерес — лишь бы заработать!»,
— эмоционально восклицала сотрудница Комиссии по рынкам финансов и капитала, возглавлявшая там какой-то департамент. Судя по возрасту, она застала времена СССР. Судя по экспрессии, «спекулянты» у нее упоминались явно не в современном профессиональном смысле (см врезку). В итоге это звучало как анекдот, когда смешно становится из-за логического парадокса: Комиссия по рынкам финансов и капитала — против циничного мира наживы и чистогана. Ишь, чего захотели. На бирже – зарабатывать.
КОНТЕКСТ
Чем полезны спекулянты
Согласно распространенной градации, те, кто держит акции дольше года, условно считаются «инвесторами», а кто меньше — условно «спекулянтами». Это не единственный критерий в определении разницы, но один из важных. Главная польза от спекулянтов для биржи в том, что именно они (а не инвесторы, которые заключают сделки гораздо реже) создают на рынке ликвидность, формируют спрос и предложение. Без их активности что-то купить или продать на бирже было бы гораздо сложнее. Также именно они в значительной степени формируют цену акций.
«А почему закон должен защищать права именно миноритарных акционеров? Кто это сказал?», — делал удивленные глаза другой представитель FKTK (помнится, он был членом совета). Судя по его репликам, что он еще только открывал для себя полный черной магии мир капитала.
При этом хозяева мероприятия — руководители среднего звена из Минфина — были на высоте, грамотны, и быстро вникали в суть вопросов и интересов сторон.
История про «Это же спекулянты!» стала известной в узких кругах. Недавно спросил у одного из свидетелей той встречи — главы пенсионного фонда — откуда у него вера в развитие местного рынка капитала, если он сам видел то «лицо FKTK». Он ответил, что в регуляторе за последние годы многое поменялось, и вроде бы те люди там уже не работают.
Конечно, и «бальзамка», если присмотреться, уже не тот «кошелек Шефлера», что раньше: последние три года компания платит дивиденды по 0,46-0,6 евро на акцию. Впрочем, вопреки известной поговорке, иногда у рынков бывает долгая память. Которая напоминает, что разные чудеса — возможны.
- Почему скорый выход на биржу airBaltic под вопросом, сможет ли государство вернуть вложенные в авиакомпанию за время пандемии миллионы, и почему акции авиаперевозчиков напоминают казино, — в будущих публикациях Rus.LSM.lv.
