В Клайпедском драматическом театре состоялась премьера спектакля Дмитрия Крымова «Фрагмент». Фрагмент режиссер вычленил из чеховских «Трех сестер» и, приложив к нему увеличительное стекло, увидел многое из того, что до сих пор не улавливал невооруженный глаз.
Что показал режиссер.
Что любое произведение искусства (живопись в том числе — вспомним оживленную Дмитрием Крымовым и Анатолием Белым со товарищи «Тайную вечерю» Тинторетто) можно и даже нужно мысленно разбивать на части и играть фрагментами, как жонглер — мячиками, пристраивая к известному новое, неожиданное. От себя добавим: а много ли в мире тех, кто способен доигрывать Чехова на его уровне — да так, чтобы не возмутился НИКТО?
Что играть можно всем – и мозаикой из воспоминаний, и настроениями, чередуя их, противопоставляя и располагая так, чтобы они вырабатывали общее театральное электричество. И что даже тема войны такую игру допускает. И что, вероятно, именно сегодня по-другому говорить о войне или рано, или нельзя.
Что нас роднит боль и что все ассоциации, рожденные спектаклем, выстраиваются в плюс-минус один и тот же ряд.
Мы видим ту самую Москву, в которую стремились сестры, и понимаем, что стремились они не туда, не в многоквартирное одиночество – уж точно. Видим круги, которые, практически не меняясь, наматывает и наматывает наша история: девочка все бегает и бегает, роняет мяч и роняет, казалось бы – все, мы поняли, хватит, а девочка бежит вновь. И режиссер, как гениальный актер, все держит и держит свою «паузу», все перематывает и перематывает случившееся назад — мяч становится воплощением жути, а когда вдруг выпрыгивает на сцену сам по себе, появляется ощущение конца не истории с мячиком, с граблями, а просто — КОНЦА.
Видим пожар не как яркую театральную картинку, а как сцену, доведенную до пределов возможного, до фортиссимо – через миг уже лопнут струны.
Видим надежду на то, что мир сбережет искусство, наше черно-белое былое, наши иллюзии, наши представления о красоте, которая то ли спасет родной мир, то ли снова пустит его по заколдованному пути: в Москву, в Москву!
А теперь о том, как спасти мир.
Не цитировать сказанное давно и кем-то — лишь использовать настроение, которое спровоцировало уже заигранные слова и картинки либо стало их следствием.
Работать на уровне сотворчества. Пересоздавать, не переделывая, а создавая вновь. Не выдавать легкие вариации на всем известную тему, а подвигать зрителя к тому, чтобы вариации рождались в нем самом.
Жить внутри текста, оперируя видами из его окон, внешним воздухом, независимыми красками, правом смотреть на запад и на восток.
Не стесняться предполагать, какая мозаика впечатлений имелась в распоряжении великого писателя, и выстраивать эти предположения в собственный ряд.
Быть, быть – бороться, сопереживать, вникать в суть происходящего и при этом любить жизнь как подарок, за который нельзя не расплачиваться собственным трудом.
