«СЕГОДНЯ», СТО ЛЕТ НАЗАД
В рубрике «“Сегодня”, сто лет назад» Rus.LSM.lv перепубликовывает статьи и заметки, выходившие в знаменитой рижской русской газете ровно век назад — из номеров, датированных тем же днем того же месяца и в оцифрованном виде доступных в латвийской Национальной библиотеке.
Отбираются материалы по нескольким критериям (надо сразу признать — не очень жестким). В частности, свою роль играет важность темы — коли сто лет назад статья была опубликована на первой странице, она была посвящена значимой проблеме. Имеет свое значение и то, насколько происходившее в независимой Латвии тогда перекликается с происходящим в независимой Латвии сейчас. Наконец, предпочтение отдается оригинальным материалам: отправка редакцией собственного корреспондента, на собрание ли русского учительства в латвийскую провинцию или же в далекую страну — верный признак интереса, вызываемого у читателей событиями там.
Материалы рубрики публикуются с минимальной редакционной обработкой и, в некоторых случаях, с небольшими сокращениями. Для удобства чтения орфография приведена в соответствие с нормами современного русского языка.
- В 2019 году, к столетнему юбилею газеты, Rus.LSM.lv опубликовал несколько статей, в которых рассказывал об истории «Сегодня» — ее взлете, расцвете и умертвлении. Эти статьи можно почитать здесь.
На берегах Двины. Старая Рига
Я не знаю, есть ли в Риге общество охранения старины. Может быть, есть. Но что его не было когда-то, и именно тогда, когда в нем была особенная необходимость, нет ни малейшего сомнения.
Как бы то ни было, когда лавочник заявил свои права на город и стал в нем распоряжаться по-своему, бесцеремонно расталкивая и сбивая локтями и грудью все, что ему мешало, его никто не остановил.
Постепенность этого торжествующего шествия вандала легко можно проследить по всей той части города, которая лежит между Бастионным бульваром, бульваром Аспазии и берегом Двины.
В сущности, вся эта часть города целиком со своими переплетающимися узкими улицами, несмотря на обилие современного вида домов —
Старая Рига, над которой когда-то — не знаю когда — совершена была варварская операция.
Тут начисто сметены целые ряды старинных зданий, целые кварталы.
Лавочник не мог опрокинуть изумительные старинные церкви, оказался не в силах сдвинуть с места колоссальные старинные амбары с их подъемными воротами и поэтому улицы вынужденно остались узкими. Но зато в этих узких пределах он успел вдосталь похозяйничать, исковеркал, что мог, насадил свой собственный стиль и покрыл все одним и тем же лаком, всюду оставив свое клеймо: «Здесь прошла человеческая тупость».
На любой из этих улиц, где-нибудь между двумя большими домами, грузно рассевшимися, как две купчихи, вы найдете сплющенным какой-нибудь узенький-преузенький фасадец, шириной так в одно-два оконца, со странной-престранной крышей, не достигающей острой верхушкой и трети высоты своих соседей.
Откуда взялся этот каменный карлик-уродец, не имеющий ничего общего с окружающим?
Это обломок седой старины, с которой ни ломы, ни кирки ничего не могли поделать. И, так как
его не могли удалить, его подрумянили, напудрили, наскоро залили чем-то его морщины, кое-где отшлифовали, словом, подделали под общий тон
и махнули на него рукой: «Доживай, старина, свой век!»
Ну старость, если пленяет, то, именно, своей сединой и морщинами; подкрашенная и подрумяненная она отвратительна, она ужасает почти также, как подрумяненный покойник.
Тут и там вы видите
стариннейшие здания, три, четыре раза подновленные и перелатанные и, конечно, столько же раз изуродованные,
и Бог весть, к каким придется прибегнуть сложным ухищрениям, чтобы снять все эти наслоения и — как теперь подумывают об этом — придать зданиям их первоначальный вид...
Вообще, в Старой Риге не чувствуется, к сожалению, и доли того бережного и любезного отношения, которое проявляют к своей старине немцы, итальянцы, швейцарцы. Там каждый старинный камень на счету.
Попробуйте пройтись где-нибудь в Люцерне или Берне по одному из старинных мостов и потрогать или — чего Боже упаси — колупнуть пальцем какое-нибудь украшение. Да вас объявят государственным преступником и немедленно же подвергнут остракизму.
Конечно, кое-что уцелело и в Риге. Остались любопытные памятники такой громадной ценности, как величественный семисотлетний Домкирхе (Домский собор — Rus.LSM.lv), как церковь Cв. Петра со своей знаменитой узкой островерхой башней, видимой в городе отовсюду, как и церковь Св. Якова.
Их все знают и говорить о них можно или очень много, или ничего.
Но вот от церкви Св. Георгия, быть может, древнейшей постройки в городе, почти ничего не осталось, не осталось ничего и от монастыря доминиканцев, «черных монахов», кроме, впрочем, великолепной церкви Св. Иоанна.
Кстати, о церкви Св. Иоанна. Несколько впереди ее, на углу Грешной улицы (Грециниеку — Rus.LSM.lv), бывшей когда-то свидетельницей всех торжественно-печальных шествий «грешников», осужденных на смерть, находился позорный столб.
Отсюда особенно ясно виден нижний пролет башни Св. Петра с сохранившимся старинным колоколом, который теперь возвещает о пожаре, а когда-то — о последнем часе осужденного.
В старину в жизни города позорный столб играл немаловажную роль. Он держал граждан в непрерывном страхе и трепете, он давал всему свой суровый тон. Между тем от него не только ни малейшего следа не осталось, неизвестно даже точно место, где именно он находился. Одинаковые ровные каменные плиты покрывают весь угол и все прилегающие улицы, и город равнодушно снует взад и вперед, не зная, что он топчет.
К этому месту, именно на углу Грешной, к позорному столбу, относится интересный документ, найденный мной в брошюре Ю. Новоселова. Это счет, поданный палачом города Риги председателю суда 25 марта 1594 года. Вот он:
Казнил мечем Гертруду Гуфнер — 6 марок;
Казнил крестьянина Томаса — 6 марок;
Отрубил ухо и выворотил члены вору Генриху — 2 марки;
Выворотил члены вору Минцу — 1 марка;
Казнил вора Генриха — 6 марок;
Повесил вора Мартинга — 5 марок;
Прибил 2 плаката к позорному столбу — 2 марки;.
Сжег преступника за фальшивый вес — 1 марка;
(дров на 1 м. 4 шил.) — 1 м. 4 ш.;
Очистка позорного столба в течение года — 24 марки;
Жалованье — 62 марки;
На одежду 40 марок.
Итого — 156 м. 4. Ш.
Готовый к услугам Мартен Гуклевен,
Палач (Scharfrichter).
Как видно, люди тогда не шутили. Только за неверный вес — пожалуйте на костер и по самой дешевой таксе.
А за уродование городских зданий? Я думаю, что в те времена за такую штуку, которая проходит теперь безнаказанно, пожалуй, тоже пришлось бы иметь дело с готовым к услугам господином Мартином Гуклевеном.
Всю свою старину Рига оставила почти нетронутой только на задворках, в лабиринте узеньких уличек и переулков, образующих такую сеть, что из петель ее новичку, пожалуй, сразу и не выбраться.
Эго прелестные, полные тишины и сумрака, уголки, каких так много в старой Италии, в Генуе, Флоренции.
Посмотрите на эти крохотные, полуслепые, разноцветные домики с их черепичными крышами, то острыми, то загибающимися, как крыша пагоды. Крыша заходит за крышу, угол за угол, образуя какую-то диковинную мешанину, из-за которой строго глядит все та же вышка Св. Петра с своим суровым колоколом в нижнем пролете.
Так же было тут и семь веков тому назад.
Домики перетасованы, как карты с разным крапом. Семь, восемь, девять штук их занимают ровно столько же места по ширине, сколько один среднего размера современный дом. И все в преузеньком проулочке, извивающемся как червячок, против какой-нибудь высоченной стены старинного амбара.
Они тесно прижались друг к другу, эти кривенькие старички, и стоят сумеречные, такие тихие-тихие в пугливом недоумении: «Что это творится за стеной?» А там шумит новый город, более чуждый им, чем полинезийскому дикарю.
Вы стоите завороженный, вы в другом мире.
И вдруг в это глухое таинственное средневековье врывается наиновейший век в виде харкающего лимузина; он расплескивает кучку людей, прилипающих к стенам, как пластырные нашлепки, и уносится бурей, оставив после себя вонь и искреннее сожаление, что он тут же не взорвался и не рассыпался прахом за свое преступление.
А вот небольшой домик, весь почерневший, весь скособочившийся, весь покрытый мхом; все его стоки насквозь проросли целым лесом мелких ползучих трав. Он прилип к какому-то углу и стоит одинокий, затерянный, тускло поглядывая на лавку, где продаются мотки бечевок, старые замки и другой хлам.
Но, как и его соседи, он окутан телеграфными и телефонными проволоками.
Почему его не оставили в покое?
Такую старинную, такую умилительную, совершенную в своем роде красоту заткать телефонной проволокой — почти святотатство.
Это почти то же, что одеть Венеру Милосскую в пижаму.
А вот другой обломок старины. Гора мусора и развороченных громадных камней и на этой горе необычайной толщины каменный выступ с двумя крохотными оконцами, забранными железными решетками.
Что тут было? Подземелье монастыря?
Зал тайного судилища? Камера пыток?
Старые камни молчат.
И вдруг седая загадка заговорила.
Из-за железных решеток доносится разухабистое треньканье балалайки.
Кто-то живет там.
Кто-то играет шибер.
И самые непристойные и похабные звуки, какие только мне доводилось слышать, так и рвут в клочки воздух, потрясая древние стены.
Вот вам загадочный обломок старины в современном виде!
Это даже похуже, пожалуй, Венеры в пижаме. Это уже канканирующий Сфинкс.
Лев МАКСИМ
(Две предыдущих корреспонденции Льва Максима — Максима Михайловича Асса — в «Сегодня» были посвящены Лиепае, мы их перепечатали 22 июля и 25 июля, еще одна, 11 августа — уже Риге, ее мы также позаимствовали.
— Rus.LSM.lv)
• Следующий выпуск рубрики «“Сегодня”, сто лет назад»
выйдет завтра — во вторник, 15 августа в 18:30.
