«Кирилловцы» и «николаевцы»
В 1922 году мир русской эмиграции поразило беспрецедентное заявление двоюродного брата Николая II, великого князя Кирилла Владимировича. Совершенно неожиданно князь провозгласил себя «блюстителем престола», т.е. неким хранителем — до того момента, пока не подтвердится факт гибели семьи бывшего монарха, либо не объявится кто-либо из его прямых наследников.
Это сильно встревожило консерваторов, так как личность Кирилла, мягко говоря, была популярна лишь в определенных кругах,
в основном среди морских офицеров (в свое время Кирилл был командиром гвардейского экипажа) и военной эмиграции, осевшей в Германии.
Причин для весьма неоднозначного отношения к Кириллу было несколько.
По слухам, в марте 1917 года он якобы был замечен с красным бантом на груди. По свидетельству непосредственного очевидца, эти слухи были ложными, но поддержка великим князем Временного правительства была очевидной и для многих монархистов неприемлемой. К тому же не утихали споры о легитимности теоретического престолонаследия: в свое время он самовольно женился на своей двоюродной сестре, игнорируя запрет императора Николая II. Позднее Кирилл был прощен, но флер недоверия сохранился.
Манифест 1922 года, с одной стороны, сплотил приверженцев Кирилла, но, с другой стороны, оказал ему медвежью услугу, послужив сигналом к консолидации для его противников.
Последние обратили взор к родственнику Кирилла и дяде Николая II — великому князю Николаю Николаевичу. В отличие от Кирилла, бывший главнокомандующий вооруженными силами Российской империи пользовался уважением и в среде военной эмиграции, и среди подавляющей массы остальных эмигрантов.
Однако
67-летний князь далеко не горел желанием стать лидером и объединяющей фигурой российских изгнанников.
Князь не одобрял деятельность Кирилла, считая ее некорректной и несвоевременной, но в то же время
не собирался становиться его соперником, да и вообще
предпочитал уединение общественно-политической деятельности. Несмотря на это, последующие события буквально вытолкнули Николая на политическую авансцену,
хоть и не в такой роли, какую ему прочили центристы и консерваторы.
31 августа 1924 года великий князь Кирилл провозгласил себя императором всероссийским Кириллом I.
В результате
консерваторы раскололись на два лагеря — «кирилловцев» (или легитимистов) и «николаевцев», причем второй лагерь был несравненно шире.
И если Николай отдавал предпочтение политической платформе непредрешенности, заявляя, что будущее государственное устройство российского государства может быть решено только русским народом в России после падения большевиков, а не изгнанниками в эмиграции, то Кирилл, провозгласив себя императором, автоматически предрешал государственный строй России.
Следует заметить, что в вопросах «национальных окраин» Кирилл занял весьма неожиданную позицию и значительно опередил даже наиболее прогрессивных политиков «Зарубежной России», признав независимость новообразованных государств.
Отголоски раскола в Латвии: антибольшевистское движение
Конечно, дружелюбное отношение «императора» к новообразованным государствам никак не повлияло на отношение этих государств к монархистам-«кирилловцам» и к их представителям, которые продолжали деятельность в подполье, поскольку по-прежнему были официально запрещены.
Несмотря на сравнительную удаленность Латвии от центров «Зарубежной России» и даже некий провинциализм (который, правда в основном подчеркивался местной русской интеллигенцией — и до сих пор фигурирует в работах современных исследователей),
местные антибольшевики были великолепно осведомлены о событиях, разногласиях, склоках и других перипетиях жизни русской эмиграции,
причем не только благодаря прессе, но и из-за собственного участия в разветвленных сетях подпольных организаций.
Удивительно быстро в Латвии появлялась даже не информация, а нелегальная литература, изданная в странах Западной Европы, прибывали эмиссары различных организаций и пр. Например, буквально спустя пару недель после издания манифеста Кирилла, листовки с текстом манифеста были конфискованы… в районе Гулбене, а след перехваченной корреспонденции позволил отследить тесную взаимосвязь филиалов с зарубежными центрами.
Естественно, что
начавшийся раскол в династии Романовых моментально аукнулся и в Латвии,
где, как и за рубежом, началось деление антибольшевистской части русского общества на «кирилловцев» и «николаевцев».
Как и в других странах, условно входивших в общественно-культурный ареал «Зарубежной России» определенную часть русского общества составлял антибольшевистский сектор, образованный и эмигрантами, и местными «коренными» русскими. После Гражданской войны Белое движение, а также другие антибольшевистские течения, перекочевали и в эмиграцию, часть которой на протяжении всего межвоенного периода надеялась на падение большевизма под ударами внутренних либо внешних вызовов.
Неприятие большевизма было присуще большей часть русской интеллигенции Латвии,
и помимо «просто сочувствующих», здесь существовал ряд подпольных организаций и лиц, которые принимали непосредственное участие в «активизме», т. е. в посильной борьбе с советским режимом и его влиянием в Латвии и Европе, а иногда и в России. В основном подпольщики сбивалась в организации, союзы, группы, которые являлись филиалами зарубежных центров, работавших либо в подполье, либо под прикрытием легальных организаций. Тема русского антибольшевистского движения в Латвии широка и заслуживает отдельного внимания, как минимум отдельного цикла (или даже циклов) публикаций. Сейчас же отметим лишь основные моменты, непосредственно относящиеся к расколу в династии Романовых.
Русское антибольшевистское движение в межвоенной Латвии зародилось еще летом 1920 г., когда в Риге начали активную деятельность бывшие офицеры Северо-Западной армии Н. Юденича, члены ультраправой монархической организации Союз Верных. Как упоминалось в предыдущих публикациях, их деятельность была направлена на реванш за Гражданскую войну при поддержке Латвийской армии и Войска Польского, а также при участии в прошлом знаменитого революционера-террориста Бориса Савинкова.
После инициированного Советами политического скандала, деятели Союза Верных были выдворены, но их место в движении заняли другие «белые», которые осуществляли сбор секретной информации на территории Советской России для латвийских и иностранных спецслужб, а также организовывали теракты и пр.
Иногда антибольшевики настолько тесно сотрудничали с латвийскими спецслужбами, что общими силами громили целые сети агентуры ОГПУ, и даже становились причиной столкновений (конкуренции) между охранкой и военной разведкой Латвии. Помимо этого, антибольшевики проникали на территорию СССР и поставляли информацию балтийскому центру британской разведки SIS (предшественник MI6). В одном из таких случаев поступившая от антибольшевистской агентуры информация стала основой т.н. «Письма Зиновьева», филигранной подделки, послужившей катализатором падения правительства лейбористов в Великобритании осенью 1925 года.
Антибольшевистские центры имели сеть местных эмиссаров, сотрудничавших с латвийскими чиновниками и даже с политиками,
которые помогали оформлять поддельные документы для въезда в Латвию и в СССР. Конечно, антибольшевистские «проделки» зачастую были известны советским спецслужбам и становились причиной скандалов и экстрадиций из Латвии, однако, как правило, «гидра контрреволюции» довольно быстро поднимала голову вновь, на что латвийские спецслужбы до поры до времени смотрели сквозь пальцы, а затем, после очередного скандала, с подачи СССР, цикл повторялся.
«Кирилловцы» и «николаевцы» в Латвии
Стоит ли говорить, что и раскол в доме Романовых моментально вызвал резонанс в Латвии, причем еще в конце 1922 года, когда в Латвию прибыл начальник канцелярии великого князя Кирилла, бывший контр-адмирал Георгий Граф. Оценив обстановку, он пригласил к сотрудничеству уже зарекомендовавших себя знакомых монархистов, братьев , которые на протяжении следующих пяти лет стали руководителями «кирилловцев» в Латвии.
В скором времени «кирилловцы» обустроили небольшую типографию и сумели наладить издание и сеть распространения нелегальной литературы, к тому же организовали некое подобие боевой организации. Судя по документам латвийской Политической полиции, братья Фехнеры не чуждались пафоса, громких слов и достаточно сумасбродных фантазий, как то: подрыв советского полпредства, нападения на советских дипломатов, десант на Соловки и пр. Очевидно, это привлекало радикально настроенную консервативную молодежь, что и отличало местных «кирилловцев» от «николаевцев». Последние представляли собой сообщество видавших виды, умеренных, осторожных консерваторов. Они также занимались антибольшевистской деятельностью, но более скрытно.
До «кирилловцев» антибольшевистское движение тяготело к великому князю Николаю, «николаевцем» являлся и de facto лидер местных антибольшевиков, князь Анатолий Ливен,
а также многочисленная группа его бывших подчиненных и им сочувствующих. Недавно обнаруженные документы Бахметьевского архива (Нью-Йорк, США) предоставили возможность изучить деятельность местных «николаевцев», основываясь на материалах секретной корреспонденции центра великого князя Николая и его представителя в Латвии, коим являлся Федор Зейберлих, бывший адъютант князя Анатолия Ливена.
В отличие от «кирилловцев», «николаевцы» не организовывали нелегальную типографию, а печатали свои работы в типографиях «Саламандра» или «Рити», причём местом издания антибольшевистской литературы иногда указывали Данциг. Эмиссар Ф. Зейберлих к тому же являлся владельцем старинной букинистической фирмы «Киммел», и под прикрытием предпринимательской деятельности, вместе с книгами, получал нелегальную литературу и конфиденциальную корреспонденцию из Парижа.
Несмотря на определенные конфронтации, между обеими группами не существовало четкой демаркационной линии, и зачастую деятельность участников пересекалась.
Например, эмиссар «императора» Кирилла Ф. Фехнер пытался провести во второй Сейм «николаевца» А. Ливена. А в 1927 году молодежь обеих течений организовала нападение на известного политика «Зарубежной России», лидера левых либералов, Павла Милюкова. Представители обеих лагерей сообща участвовали и в других эпизодах антибольшевистской деятельности, зорко следя за событиями, происходящими в мире русской эмиграции, где краеугольным событием середины 1920-х стала организация крупнейшего конгресса, Российского зарубежного съезда.
Эмиграция на распутье
Вопреки попыткам консолидации, на которую надеялись организаторы конгрессов 1921 года, им не удалось преодолеть неприязнь между левыми либералами, центристами и консерваторами, и уж тем более наладить отношения с социалистическим крылом, а события, произошедшие в доме Романовых послужили причиной разлома еще и в стане консерваторов. Однако монархистам и части центристов удалось преодолеть разногласия и прийти к условному общему знаменателю.
Организаторы предыдущих конгрессов и группа им сочувствующих учли допущенные ошибки, решив созвать новый, наиболее крупный съезд,
опять-таки с целью консолидации эмиграции, решения ряда вопросов и, конечно, для избрания объединенного органа, который не только бы представлял наиболее крупные организации и течения «Зарубежной России», но и смог бы стать достойным представителем русской эмиграции в глазах зарубежных государств и, возможно, неким полюсом противовеса советской дипломатии. В этот раз устроители решили создать не безликий объединенный орган, а организацию во главу, которой, пусть и номинально, выдвинуть наиболее популярного лидера — князя Николая.
Несмотря на существенные изменения, произошедшие в политическом сознании русских эмигрантов, стала очевидна склонность доверять не некому выборному органу, а все-таки структуре, возглавляемой потенциальным претендентом на трон, к тому же пользующимся широким уважением, в том числе и в Латвии.
► В следующей серии мы расскажем о подготовке и ходе Российского зарубежного съезда — через призму событий в Латвии, у которых была определенная специфика, не менее интересная, чем процессы в центрах «Зарубежной России».
* Изыскания, легшие в основу настоящего цикла статей, осуществлялись при финансовой поддержке Латвийского научного совета в рамках проекта «История Латвии XX-XI века: социальный морфогенез, наследие и вызовы»(VPP-IZM-Vēsture-2023/1-0003).