Несмотря на пестроту русской политической эмиграции, наиболее организованные силы изгнанников понимали — успешная антибольшевистская борьба возможна только при консолидировании общих усилий, для руководства которыми необходим централизованный, выборный орган. В прошлом выпуске мы описывали ход конгресса монархистов, проведенного с похожей целью в Германии, но сугубо для объединения правого крыла эмиграции. В этой серии мы побываем на съезде в Париже, более амбициозном, чем конгресс монархистов. Латвия была представлена и в столице Франции — в лице весьма одиозной личности, депутата Учредительного собрания Латвии Владимира Преснякова.
Центристы перенимают эстафету: первые попытки общего объединения русской эмиграции
Практически одновременно со съездом монархистов в Рейхенгалле, 5-12 июня 1921 года состоялся съезд Русского национального объединения в Париже, организованный общественными деятелями более умеренных взглядов, из среды центристов, т. е. правых либеральных консерваторов, националистов и умеренных монархистов.
Инициаторами съезда являлись Владимир Бурцев, Михаил Федоров, Антон Карташев и другие. В съезде приняли участие 168 человек и свыше 200 гостей, председателем президиума был избран бывший обер-прокурор Синода А. Карташев, кадет правого крыла по политической принадлежности. К чести организаторов следует заметить, что, бросив клич национального объединения, они, в отличие от монархистов, не пренебрегли левыми и пригласили к участию представителей и левых либералов, и социалистических партий — впрочем, безуспешно.
«Национальные окраины» и будущая Россия
Съезд рассмотрел рабочий, аграрный и другие вопросы, а также отношение к государствам, образованных на развалинах Российской империи, т. н. «лимитрофам». По последнему вопросу резолюция была двоякой:, с одной стороны, ее лейтмотивом являлось установление отношений, построенные на взаимном доверии, с другой — не декларировалось ясное признание суверенитета. На съезде монархистов в Рейхенгалле также поднимался вопрос о «национальных окраинах», но максимальная уступка консерваторов сводилась к предоставлению «местного самоуправления».
В этом плане центристы сделали если не шаг, то шажок вперед, а размытая формулировка резолюции, скорее всего, являлась «продуктом времени». Само признание De iure суверенитета Балтийских государств состоялась лишь в начале 1921 года. Основной причиной задержки являлся фактор российской гражданской войны, где антибольшевиков поддерживали иностранные союзники (условная Антанта, США, Япония и пр.), а посему признавать независимость «отколовшихся национальных окраин» было некорректно, особенно пока «белые» имели возможность сопротивляться и наносить болезненные удары большевикам.
Поражение Белого движения удалило последнее препятствие к признанию De iure, но, очевидно, даже либеральные политики русской эмиграции в 1921 году все еще не смогли смириться с реалиями времени.
Например, по польско-литовскому вопросу на конференции было заявлено, что Россия не согласится с потерей непосредственной границы с Германией, т. е. будет настаивать на пересмотре границ, так как сложившаяся «география» сильно осложняет торговлю с крупным европейским партнером.
ДОКУМЕНТЫ (кликните, чтобы увеличить).
Как и в случае с Рейхенгаллем, съезд получился с заметным перекосом. Правда, в этот раз правые группировки монархистов буквально покинули съезд, а левые, т. е. группы кадетов, правых эсеров, и, конечно, социалистические политические группы, вообще отказались от участия. Тем не менее, удалось создать некий орган объединенной «надпартийной» организации — Русский национальный комитет. Однако, как и следовало ожидать, комитет не обладал должным авторитетом.
Депутат Учредительного собрания Латвии Владимир Пресняков и съезд Русского национального объединения в Париже
Организация съезда резонировала и в Латвии, где одним из наиболее активных деятелей русской диаспоры являлся Владимир Пресняков. Несмотря на то, что биография В. Преснякова пестрит лакунами, документы архивов Латвии и США позволяют через призму Парижского съезда пролить свет на весьма неординарный характер данной личности.
В дореволюционную пору В. Пресняков исполнял обязанности мирового судьи в Резекне, во Время Первой мировой войны участвовал в деятельности Красного креста в Пскове, а летом 1918 года вернулся в Латвию. После провозглашения независимости он вступил в Русский Национально-Демократический союз (РНДС), а в декабре 1918 года стал одним из шести русских , вошедших в Народный совет Латвии. Однако в начале января 1919 года Ригу оккупировали войска Советской Латвии, а В. Пресняков эмигрировал в Великобританию. Летом 1919 года, когда большая часть Латвии была освобождена, В. Пресняков вернулся в Ригу, возобновив политическую деятельность в Народном собрании и в РНДС.
Еще находясь в Лондоне, В. Пресняков сумел произвести благоприятное впечатление на русских политических деятелей, преподнося себя как центральную и совершенно незаменимую фигуру русского общества в Латвии, чему способствовали и мандат депутата, и опыт работы в Красном кресте. По прибытии в Латвию он развернул кипучую общественно-политическую деятельность, поддерживая связь с зарубежными центрами эмиграции.
«Российский консул» «белого правительства», он же — член Народного совета
Результат не заставил себя долго ждать:осенью 1919 года он был назначен консулом Северо-Западного правительства в Латвии, т. е. русского антибольшевистского правительства, которое номинально контролировало часть территории, завоеванной Северо-Западной армией. Пикантность ситуации добавлял факт, что В. Пресняков все еще являлся депутатом Народнoго совета Латвии (sic!), большая часть которого (т.е. социал-демократы, и не только) не питали симпатий к антибольшевикам, причем, по словам одного из лидеров «социков» Феликса Циеленса, победа «белых» в Гражданской войне «станет могилой для Латвии».
Несмотря на поражение Северо-Западной армии и ликвидацию правительства,
некоторое время В. Пресняков сохранял эфемерную должность «российского консула», что в первую очередь наделяло его неким статусом в глазах влиятельных русских организаций
(Совет послов, Земгор и пр.), которые (самое главное!) в начале 1920-x все еще обладали значительными финансовыми возможностями. Интересно, что статус «консула» в глазах Совета послов одновременно вызывал опасения, что назначение представителя в Латвию, является признанием латвийской государственности, что в начале 1920 года для русских политических лидеров было неприемлемо. Вопрос решился сам собой: во второй половине лета
латвийское правительство свернуло деятельность «консульства».
Однако В. Пресняков не сидел сложа руки и учредил Русское общество Латвии, о чем известил парижский центр, описав организацию, как единственную в стране дееспособную организацию по оказанию помощи русским эмигрантам. При этом он сильно лукавил: на самом деле подобной деятельностью уже занимался Особый комитет по делам русских эмигрантов Латвии.
Под эгидой своей организации В. Пресняков развил бурную деятельность, осваивая зарубежные субсидии. При этом он прибегал и к откровенной лжи, заявляя руководителю Совета бывших послов, Михаилу Гирсу (бывший российский посол в Османской империи и др. странах), что является руководителем газеты «Сегодня», а также занимается конспиративной антибольшевистской деятельностью.
Злые языки утверждали, что осваиваемые средства не всегда шли на заявленные цели, зачастую оседая в руках В. Преснякова. Весной 1920 года В. Пресняков прошел в Учредительное собрание Латвии — все еще являясь «российским консулом».
Не вызывает сомнений, что личность В. Преснякова была более известна в Париже, чем его латвийские конкуренты. Скорее всего, поэтому именно ему и предложили представлять Латвию на парижском конгрессе, организаторы которого были близки к Совету послов.
На съезде, впрочем, он лично не присутствовал, доверив представительство «делегату из родственной организации». однако внимательно следил за ходом конгресса, описывая свои выводы в переписке с М. Гирсом. Она-то и неожиданно открыла поразительную двуликость В. Преснякова.
Расщепленное сознание или холодный расчет?
Как упоминалось выше, В. Пресняков неоднократно выражал лояльность Латвийскому государству, что было запечатлено даже в стенограммах, к тому же демонстративно отмежевался от монархистов и правых. Несмотря на это, он согласился на участие в съезде, что являлось странным поступком, равно как и его вхождение в состав Русского национального комитета, созданного по итогам съезда, поскольку тот подвергал сомнению право на суверенитет новообразованных государств. Однако наиболее ярким проявлением двуличия В. Преснякова стала его переписка с М. Гирсом, которая хранится в Гуверовском архиве (США).
Анализируя выступление секретаря президиума съезда Юлия Семенова, В. Пресняков остановился на тезисе о необходимости политики соглашения будущей России с «окраинными образованиями». В отличие от кадета Ю. Семенова (эмигранта, возможно, никогда не бывавшего в Латвии), депутат Учредительного собрания Латвии заметил: «Впредь
до свержения большевиков в России и установления в ней иной правовой власти не может быть и речи о каких бы то ни было соглашениях с новообразовавшимися государствами, как, напр. Эстония, Латвия и Литва».
Продолжая мысль, он подчеркнул, что руководящие политические центры русской эмиграции «должны не замечать факт существования новообразованных государств», так как «с момента воссоздания порядка и твердой правовой власти в России, сама собой исчезнет искусственно поддерживаемая самостоятельная государственность, и эти страны, без каких-либо особых мер воздействия в той или иной форме, присоединятся к будущей России».
В другом письме В. Пресняков критиковал попытки организации «вертикальной внешнеполитической ориентации», т.е. военно-экономического союза Финляндии, стран Балтии и Польши, который, по его мнению, сильно бы вредил «русскому делу», а посему «необходимо всеми доступными мерами воспрепятствовать осуществлению идеи такого союза».
Даже монархист Анатолий Ливен (упоминавшийся в предыдущей серии) был куда более лоялен Латвии, чем демократ и депутат Учредительного собрания В. Пресняков. Подобных суждений А. Ливен не выражал ни до, ни после съезда. Напротив, в доверительной переписке с матерью лидера военной эмиграции Петра Врангеля, Марией Врангель, князь описывал положение русских эмигрантов, как весьма тягостное в материальном плане, подчеркивая, что, несмотря на практически отсутствующую помощь со стороны правительства,
русские благодарны Латвии за возможность свободы слова, культурной автономии и за дружелюбное отношение местного населения.
Агент ОГПУ и участник операции «Трест»
В. Пресняков, попытался баллотировался в первый Сейм в 1922 году, но потерпел поражение. Однако авантюристическая сущность, очевидно, не позволяла ему уйти на покой. В конце 20-x имя антибольшевика, политика, представителя организаций русской эмиграции вдруг появилось во внутренней документации латвийской Политической полиции, причем в роли агента советских спецслужб.
Казалось бы, максимум, на что был способен В. Пресняков — продажа информации, однако он пошел дальше и был вовлечен в «Трест» (филигранно проведенная спецоперация ВЧК-ГПУ по проникновению в военные-политические структуры русской эмиграции с целью дискредитации и уничтожения организаций и их лидеров).
Будучи заочно знакомым с начальником секретной парижской организации по совершению терактов в СССР, генералом от инфантерии Александром Кутеповым, во второй половине 20-x В. Пресняков оказывал юридическую помощь его тайным эмиссарам в Латвии. Очевидно, затем В. Пресняков перешел на сторону Советов и в 1927 году стал одним из звеньев операции «Трест», пытаясь заманить А. Кутепова в СССР, якобы на встречу с лидерами антибольшевистского подполья. Для этой цели он предлагал организовать «окно» на латвийско-советской границе, а также подготовить необходимые документы для въезда в Латвию. В итоге сработала контрразведка А. Кутепова и планы В. Преснякова потерпели крах, что, впрочем, не уберегло генерала от гибели в 1930 году (его похитили средь бела дня в Париже).
Очевидно, В. Пресняков хватался за любые предложения, так или иначе сулившие выгоду, так как к середине 20-x деятельность его Русского общества постепенно сошла на нет. Однако вместо него появилось другая организация, которую основал его шурин, Дмитрий Григорьев, который, как и В. Пресняков, являлся членом Народного собрания Латвии в 1918 году, а также… губернатором Сахалина и эмиссаром «верховного правителя России», адмирала Александра Колчака. В 1926 году он стал одним из латвийских делегатов, участвовавших в наиболее крупном конгрессе русской эмиграции — Российском зарубежном съезде.
► В следующей серии основными мотивами станут подготовка съезда, раскол в стане монархистов, их тайные организации в Латвии, а также эхо этого конгресса в Латвии.
* Изыскания, легшие в основу настоящего цикла статей, осуществлялись при финансовой поддержке Латвийского научного совета в рамках проекта «История Латвии XX-XI века: социальный морфогенез, наследие и вызовы»(VPP-IZM-Vēsture-2023/1-0003).