Рефат Чубаров родился в Самарканде в 1957 году. В 1968 году его родители возвратились в Крым, из которого были высланы в рамках сталинских депортаций во время войны. Оттуда его призвали в советскую армию, а после он смог поступить в Московский историко-архивный институт. На пятом курсе женился на одногруппнице латышке Ингриде Валтсоне. Попытался вернуться в Крым по распределению.
По распределению в Ригу
«У меня было предварительное направление в Симферопольский областной архив, — рассказывает Чубаров. — Но, когда там убедились, что я крымский татарин, мне отказали, хотя родители жили в Крыму».
Ингрида Валтсоне училась в Москве как «национальный кадр»: республика отбирала для поступления в «центральные» вузы молодых людей по тем специальностям, которые были ей интересны. Соответственно, Ингрида должна была вернуться по распределению на родину. Однако уже и Рига не горела желанием принять молодую семью, поскольку формально ее следовало обеспечить жильем в семейном общежитии, которого у Главархива Латвийской ССР не было. Лишь когда молодые специалисты заверили, что сами снимут квартиру, их согласились направить на работу в Латвию.
Рефата Чубарова в 1983 году зачислили на должность архивиста в Центральный государственный архив социалистического строительства и Октябрьской революции Латвийской ССР (ЦГАОР ЛатвССР).
«Латвия — не Крым»: внезапный директор
Годом позже в эксплуатацию сдавалось новое здание архива в Риге.
«Директором архива тогда был Владимир Лейтанс, — вспоминает Чубаров. —
Он попал в неприятную ситуацию из-за спекуляции книгами. Это очень тяжелая статья для архивиста.
В советское время было мало хороших книг, а он где-то находил их — новую художественную литературу… Типографии печатали “левые” тиражи — все, что пользовалось спросом. Лейтанса не посадили, но исключили из партии и, как следствие, освободили от должности. И надо было срочно искать того, кто смог бы запустить в эксплуатацию новое задание и перевезти архив, а это сотни тысяч дел. Я молодой и энергичный. Член партии. (Я в армии вступил в партию абсолютно осознанно. Не по идеологическим мотивам — у меня были такие наставники и учителя, которые посчитали, что это правильный подход). Меня пригласил начальник Главного архивного управления Латвийской ССР Виктор Антонович Крастиньш, бывший управделами Совмина [ЛССР] — и предложил мне эту должность».
Чубаров ответил, что не может занять ее. Во-первых, потому, что ему негде жить: у него родился ребенок, и семья снимала квартиру в Елгаве. Проблему решили, выделив в Риге однокомнатную квартиру в старом фонде. Вторая причина — он крымский татарин, и КГБ не даст допуска к секретным документам.
Крастиньш ответил, что
Латвия — не Крым. Тем не менее, получить допуск оказалось не так просто: требовалось одобрение Москвы.
Чубарова поначалу назначили исполняющим обязанности директора.
«Советское государство очень дифференцированно относилось к секретности, — объясняет Рефат Чубаров. — Самые секретные документы, которые могли компрометировать режим, лежали в папках Политбюро. Следующими по значимости, с точки зрения власти, были партийные архивы. Они хранились отдельно от государственных. Но и государственным архивам тоже не доверяли, поэтому существовали ведомственные архивы. Например, в КГБ».
«Стукач в моем учреждении»
Государственные архивы делились по специализации. В историческом хранились все документы до 1917 года и с 1921 года по 1940-й. В ведении Чубарова находился Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства Латвийской ССР: массив материалов Латвийской советской республики, просуществовавшей с 1918 до 1920 года, и затем с 1940-го года и до современности. Работало под его началом 127 человек.
«В архиве, где я был директором, имелось четыре хранилища, одно из них со специальным режимом хранения и использования, — вспоминает Чубаров. — Для него Главархив принимал на работу человека, который согласовывался с КГБ. В моем случае это был
полковник запаса пограничных войск СССР по фамилии, если не ошибаюсь, Комисарчук. Естественно, я понимал, что это стукач в моем учреждении. Думаю, он не один рапорт написал.
Тем не менее, я попросил его изучить все описи в поисках документов по крымским татарам. Нашлись 3-4 очень опосредованных документа, например о том, чтобы демобилизуемых в 1946 году красноармейцев — крымских татар направлять не в Крым, а по месту выселения их семей.
Я тогда понял, насколько режим охранял свои тайны. Так, в архиве нашлись следы документа по сыну Сталина: в фонде Совета министров Латвии есть переписка по ситуации с генералом Василием Сталиным. Я поднимаю папки, а там только сопроводительный лист — мол, направляем вам переписку для ознакомления: председателю, его заместителям, министрам таким-то, по истечению 10 дней все документы вернуть в Москву. “Центр” старался не оставлять в союзных республиках ничего из компрометирующих ее документов».
Судьба «Мамули»
Резонансный случай в практике Чубарова-директора произошел в конце 1988-го или начале 1989 года с домом Рижского Латышского общества.
«Это в Риге одно из красивейших зданий, — рассказывает Рефат Чубаров, — Само название говорит о том, что его строили на деньги общества. А в 1940 году, когда вступили советские войска, его, по сути, отобрали, переделав в Дом офицеров Прибалтийского военного округа. В Перестройку было очень большое общественное движение [за его возвращение]. Тогда московская сторона говорила, что дом, мол, подарили единогласным решением. Другая — нет, его изъяли.
Мы разыскали документы, свидетельствующие, что изъятие дома в 1940 году было, мягко говоря, не добровольным.
У этих бумаг был тогда гриф ДСП — для служебного пользования. И мы об этом рассказали активистам. После этого меня пригласили в Совет Министров Латвии, со мной беседовал заместитель председателя Леонард Барткевич. Он был очень пролатышски настроен и сказал, что лучше было это делать, рассекретив их до конца. Но у меня тогда особо не было неприятностей».
Тихий семейный донос
В ведомственных архивах можно было найти «наиболее подлые вещи», однако человек без специальных навыков их бы не разглядел.
«Нигде не могло быть написано: “Принять сотрудника КГБ Иванова Ивана заместителем председателя агентства по туризму”, — поясняет Чубаров. — Писали “прикомандировать”. Даже
и до перестройки маленькая деталь могла стать потрясением для общества, поэтому система старалась не давать людям доступа к документам,
которые любому умному историку покажут больше, чем сам документ несет».
Рефат Чубаров приводит пример. Году в 1988-м к нему на прием пришел молодой человек. В его семье всегда подозревали, что по вине его дяди, старшего брата матери, в 1948 году выслали в Сибирь семью отца и, в том числе, маленькую девочку, которая впоследствии стала матерью этого посетителя. Мужчина сказал, что теперь, когда и дядя, и мать умерли, он хочет сам для себя выяснить, правдива ли семейная легенда.
«Дела депортированных у меня имелись в той мере, в какой они поступали через местные органы власти, — рассказывает Чубаров. — Действительно, в 1947 году
молодой латыш, который недавно женился, пишет в НКВД донос на своего отца
— якобы тот во время Второй мировой войны владел мельницей, на которой молол пшеницу, а муку поставлял немецкой пекарне. И на этом основании в 1948 году эту большую семью, где было еще много детей, выселили как пособников немецких фашистов. Кроме этой мельницы, у отца были коровы, лошади, овцы. В конце имелся еще один акт: когда он женил этого сына, он ему отделил имущество, но сравнительно мало. Я для себя сделал вывод, что сын, скорее всего, обиделся на родителя. Я попросил сотрудников хранилища найти и его следы, если есть. Оказалось, что
уже в марте 1949 года его самого депортировали.
У него к тому времени был маленький ребенок. А девочка, которая уехала с отцом в Сибирь, там выросла, вышла замуж и в 1960-х годах вернулась».
Архивист не имел права выдать заказчику эти документы, но мог пересказать: «Я помню, как молодой человек был раздавлен этой правдой».
* * *
Рефат Чубаров вступил в политику в 1988 году. Тогда, являясь сторонником Народного фронта, создал латвийское общество крымских татар, а вскоре был избран председателем Ассоциации национально-культурных обществ Латвии. Избрался депутатом Рижского городского совета в 1989 году, работал во фракции Народного фронта. Занимаясь политической деятельностью, почувствовал особое внимание уже местного КГБ. В 1989 году Чубаров настоял на своем уходе с должности директора архива.
«Захотел себя чувствовать более свободным»,
— поясняет он.
К тому времени у него уже созрело намерение вернуться в Крым.
