ФАКТЫ
Авторы пьесы — Янис Йоневс и Марцис Лацис, режиссер и художник спектакля — Марцис Лацис. Спектакль «Рига. Урбанистические мифы» стал для писателя и режиссера дебютом на сцене Нового Рижского театра.
В ролях — актеры Лиена Шмуксте, Ивар Крастс, Эдгар Самитис и Рейнис Ботерс, музыка — Том Ауниньш, движения — Катрина Албуже, свет — Лаурис Йоансонс.
В театре утверждают, что работали над новейшим фольклором, урбанистическими легендами, рассказами о привидениях и даже над абсолютными глупостями. А если конкретно — рассматривали темную, оборотную, как у Луны, сторону Риги.
Режиссер Марцис Лацис: «Рига никогда не была особенно гостеприимной по отношению ко мне — провинциалу, и потому нет ничего странного в том, что мы — нерижане — преподнесли Риге в подарок именно такой спектакль».
Писатель Янис Йоневс (лауреат литературной премии ЕС за роман «Елгава 94»): «Для нас было важно, чтобы спектакль не был чистой фикцией. Источник каждой истории находится в Риге — какое-нибудь событие, артефакт, реально услышанная легенда или слух. И пусть Рига будет главным автором, мы — лишь соавторы».
театр предлагает нам моменты чистой радости, страшилки чистой воды, не замутненные лишними смыслами — прямо как анекдоты.
Итак, в зале взрослые дети. На сцене они же — разыгрывают такое и играют так, чтобы всем стало хорошо. Когда-то нам хватало историй про автономно живущие руки, теперь понадобилось то, что идет к ним в нагрузку — дивные режиссерские ходы, обостряющие ощущение нелепости и веселой жути. И радость по поводу того, как виртуозно исполнители перескакивают из образа в образ. Актерские превращения должны быть не менее чудесными, чем история о том, как контролер в троллейбусе не оштрафовала мертвеца — узнала в нем свою былую любовь, не стала будить и замерла рядом, щека к щеке, холодная рука в горячей.
Дама вспоминает о застрявшем в ветвях за окном вещдоке — презервативе, кавалер стыдливо и надолго опускает голову... И вот уже вовсю идет другая байка — про то, как парень наступил на хомяка и забросил на дерево, — вдруг герой предыдущей сценки резко поднимает спрятанное лицо: хомяк со щеками, а глаза — куда делись большие человеческие глаза?
Все, что могли дать такому спектаклю бесконечные переодевания, декорации, подробный и щедрый реквизит, заменено остроумными находками в минималистском стиле, и вот их-то здесь не счесть.
Актер говорит, подмигивая нам сквозь бутылку с минералкой — то глаза увеличены, то рот. В рукавах горят потайные фонарики — бутылка наполняется светом, и вы смотрите женский пьяный сон.
Мифы есть мифы, с ними можно делать что угодно — верить в них, развенчивать, лепить из них снежный ком. Какой же это, оказывается, страшный район — Ильгюциемс! Страшный тем, что там ничего не происходит, и герои бродят по улицам в сумерках, чтобы страшное с ними все же произошло. Девочка натыкается на троицу пьяниц, которые не то, что обидеть девочку — даже ходить не способны. Но ребенок хочет пугаться — и вот вам, пожалуйста. Одному алкашу дан в руки ножичек — чтобы пырнуть другого, невзначай зарезать себя и чтобы третий сел на ножичек и упал тоже. Все умерли — в воздух поднята рука с дырявым кульком, который один из пьяниц упрямо таскал на пальце. Белый флаг выброшен, страхи сдались и отступили.
Ясное дело, фольклорная тема добралась и до кладбища, до букетика с могилы, до бомжей, которые его своровали и продали, только это не бомжи, это собиратель дайн Кришьянис Барон со товарищи. Из могилы поднимается обиженная девушка, лишенная цветочков, под тихие народные песни начинается любовь и удушение жениха этнографическим поясом в узорах.
Вот только попробуйте не рассмеяться!
Когда в самом начале спектакля один актер прижимает в себе другого, на голову выше, и приговаривает: «Маленький», мы позволяем себе хохотнуть впервые. Когда героиня с бесценной для характерной актрисы внешностью Лиены Шмуксте вклинивается в разговор двух мужчин (они видели в троллейбусе красавицу — нет, кажется, в трамвае, а какой это был номер?) — вклинивается и выдает номер своего маршрута, мы понимаем, что нам разрешено веселиться в голос. Потому что это уже «Красота — страшная сила» и Раневская у зеркала в чужой шляпке.
Если дебилки можно нарисовать (поклон Николаю Уварову!), если пионерский фольклор про «Не долго мучилась старушка в высоковольтных проводах» можно издавать сборниками, почему бы что-то в этом же духе не поставить на сцене? Причем не в хармсовском ключе (этот писатель отягощен подтекстами, там порой читается настроение отнюдь не радужное — в Хармсе есть отчаяние), а в кустурицевском, как если бы кинорежиссер вдруг решился поставить камерный спектакль, свести на нет буйные краски, не размениваться на беготню и трубные звуки, поговорить о рижских предместьях...
Нет, Эмиру Кустурице такой спектакль не потянуть.
Актеры, как ребятня в игре, испачканы мелом, усыпаны лепестками хризантем. Но мы видим взрослых, исполняющих небывальщину всерьез: говорят, именно так полагается рассказывать анекдоты. Они не улыбаются даже на поклонах — насквозь мокрые после честных трудов: они сделали все, чтобы вернуть нам бездумное детство.
А теперь вспомним о серьезном зрителе. Он спрашивает: в чем главная мысль спектакля? Да вот же она, ответим мы: дай Бог вам всю жизнь пугаться только по невсамделишным поводам. Ответим и добавим: желательно — в лучшем театре страны.
