Семь лет в здании Нового рижского театра шел ремонт. Все это время труппа обитала на бывшей Табачной фабрике на улице Миера и с нетерпением ждала своего возвращения на улицу Лачплеша. Преображенные родные стены должны были вернуть театру ощущение дома и помочь ему совершить перезагрузку — все-таки Новому рижскому уже 32 года, и в нем чувствуется определенная усталость…
Понятно, что первым спектаклем в новом Новом рижском театре должно было стать нечто грандиозное. Для такого исторического момента худрук JRT Алвис Херманис выбрал «Хазарский словарь» сербского писателя Милорада Павича — произведение постмодернистское, полное загадок и шарад и вроде бы совершенно не инсценируемое. Эта книга балансирует между псевдонаучной формой (роман написан в виде словаря с отдельными главками, которые можно читать в произвольном порядке) и высокохудожественным содержанием, выдержанным в традициях магического реализма.
Герои «Хазарского словаря» обладают качествами супергероев — они могут входить в чужие сны, путешествовать во времени и пространстве и совершать прочие чудеса. При этом они абсолютно реальны. Хазары — это древний народ, тысячу лет назад населявший земли между Черным и Каспийским морем. Достоверных исторических сведений о них существует немного. В книге Павича факты переплетаются с вымыслом, и все это приправлено красивыми притчами и легендами в библейском духе. Одним словом, «Хазарский словарь» — это эстетское произведение для литературных гурманов. Как из этой книги Херманис собирался сделать спектакль — было совершенно непонятно. Ведь за всеми этими скачками во времени и пространстве, описанием чудес и витиеватым слогом совершенно теряется сюжет. А театр — не литература, тут одними красивыми словами не обойтись, тут надо еще что-то на сцене показывать…
Почему выбор Херманиса пал именно на это произведение, он сам объяснил достаточно четко.
Во-первых, параллели. Хазары давно исчезли с лица земли. После разгрома их государства древнерусским войском во главе со Святославом Игоревичем в 965-м году они ассимилировалась частично с тюркскими племенами, частично с еврейскими общинами. Нет больше и хазарского языка. Для Херманиса все это стало некой метафорой возможной судьбы маленькой Латвии, которая, по его мнению, при неблагоприятном геополитическом сценарии тоже может перестать существовать. То есть, этот спектакль — своего рода предупреждение.
Во-вторых, Херманису было важно вывести на сцену всех своих артистов. Показать весь свой, так сказать, хазарский каганат. В спектакле заняты 22 человека — практически вся труппа. Плюс сам худрук, который в актерском качестве не выходил на сцену много лет (хотя именно с этого когда-то начиналась его карьера).
Здесь нет ролей главных и второстепенных. На сцене все равны — и звезды Нового Рижского театра, и молодые актеры, пополнившие труппу несколько лет назад, и Чулпан Хаматова, которая появилась здесь совсем недавно. Каждому из актеров дали какой-то кусочек текста, с которым он выступает соло, а в остальное время он участвует в массовке. Таким образом, этот спектакль еще и притча о театральном братстве, об актерской секте — людях, объединенных профессией, суть которой можно описать словами Павича — «толкователи снов».
Проблема в том, что при таком мощном и многомерном содержании у спектакля получилась слишком претенциозная форма. Актеры поочередно, сменяя друг друга, зачитывали отрывки из книги Павича, а за их спиной разворачивался некий балет, пластическое действо под аккомпанемент world music.
В этих пластических этюдах — то сольных, то парных, то групповых — переплетались йогические позы, элементы этнических танцев и восточных единоборств (крики «Хазар!» напоминали дзюдоистское «Хаджиме!»). Иногда артисты воссоздавали сюжеты известных художественных произведений: грешники Босха, Пьета Микеланджело, Лаоокоон… Вот, кажется, “Последний день Помпеи”, вот пляшущие крестьяне Брейгеля, а вот пляска Святого Витта со средневековой гравюры — массовый психоз, причина которого до сих пор не объяснена…
Пару раз эти живые картины действительно производили сильное впечатление. В конце первого акта артисты выстроили из своих тел корабль, разрезающий волны бушующего моря: ритмично работают гребцы, над палубой кружит чайка… Во втором отделении актеры превратились в стаю птиц, которые отчаянно хлопают крыльями, пытаясь вырваться из клетки… Но в целом этот ход с пластическими экзерсисами мне показался не слишком удачным. Текст существовал отдельно от «картинки», и вместе они никак не хотели соединяться. По крайней мере, для меня.
В одной из последних сцен спектакля актеры с лицами, замотанными платками, как у героев Рене Магритта, бесконечно бредут друг за другом по кругу. Нетрудно разгадать эту метафору: все мы (человечество) — слепые и глухие, не видим и не слышим друг друга, бредем в никуда, раз за разом повторяя одни и те же ошибки. Наверное, это был единственный момент, когда в моей душе что-то дрогнуло…
Я понимаю, что театру хочется новых форм, но все-таки хореография — это не то, в чем силен Алвис Херманис. Мы его ценим за другое. Так что на сей раз чуда не произошло. Но чудеса вообще случаются редко…
