Мужики выкапывают из земли простой дощатый гроб и несут в церковь. Мертвеца обмахивают кадилом, отпевают, раздевают, обмывают лыковыми мочалками и снова одевают. Он открывает глаза и встаёт с кровати. Снова назад во времени? – только успевает подумать зритель, как бывший мертвец садится за стол, и две монашки в красных одеяниях накладывают ему блины. Солнце заливает усеянный ромашками луг. Возможно, это рай. Узнать точнее невозможно: больше мы не увидим ни бывшего мертвеца, ни кадила, ни белых стен, ни красных одежд.
Аля с ребёнком за плечами приезжает в гости к маме в сельскую глухомань и забирает её с сомнительной уличной дискотеки, где ту с криками «ты моложе чем дочь» пытается облапать местный иван-царевич. Серый волк появится в их мыслях позже, когда, ориентируясь на луну и кочки, они будут пробираться к хутору сквозь чащу и туман. И будет с ними до самого финала.
Мысленный волк, по словам Германики, это устойчивый символ в христианстве – образ мыслей, который допускает появление страха и делает человека уязвимым. Если исходить из этого, то зверь не появляется, а скорее проявляется в мыслях Али и её матери – так-то он уже давно там. А чтоб и зритель помнил, что волк никуда не делся, Германика исправно доставляет хищника на экран: не только в разговорах, но и тяжёлыми шагами на чердаке, и наивистской анимацией, и в гигантском образе Анубиса, и резиновой маской, и заиндевелой тушкой.
Дочери от матери нужны деньги, матери от дочери не нужно вообще ничего, отстранённость и нелюбовь так и сквозят в их жестах, позах и разговорах. Даже Васька, странный великовозрастный грудничок в рюкзаке, не ломает лёд; как-то сплотить их может только общий страх.
Фильм окрестили «православным хоррором». Может, и православный. Но это особое, порченое, гибридное и поверхностное постсоветское постправославие, где живут во грехе и упоминают всуе, где в качестве мистического заклинания срабатывает уродец, скрещенный из «Интернационала» и молитвы. «У нас такая заповедь: верь, бойся, проси, – говорит мать. – Сожри того, кто тебя боится». Любви здесь не полагается.
Может, и хоррор. Если вы боитесь ночного леса или маленьких мальчиков, которые не ходили – не ходили и ни с того ни с сего начинают ходить, да ещё в темноте, то будет жутковато. Чувство тревоги не отпускает все 68 минут фильма, но специально пугать и отбирать хлеб у короля российского ужаса Святослава Подгаевского Валерия, конечно же, не стала.
Зато Германика – королева русского социального гиперреализма, вспомним любую из её работ, будь то «Школа», «Девочки» или «Все умрут, а я останусь». В «Мысленном волке» личное и философское превалирует над общественным, но мастерство не пропьёшь – хутор выглядит крайне убедительно: покосившаяся, потёртая, деградирующая, одинокая жизнь. В то же время это не адская чернуха и не безнадёга – скорее депрессия, к которой можно привыкнуть. Камера на этот раз удивительно спокойная, что даёт ей возможность, выписав пару привычных пируэтов, эффектно подчеркнуть редкие динамичные моменты.
Философского могло бы быть ещё больше, если бы не бич российского кино, особенно артхауса – дикция актёров. В стремлении к максимальному натурализму Юлия Высоцкая говорит как можно более естественно: быстро шипит, неразборчиво шепчет, комкает, пережёвывает и глотает. Процентов тридцать непонятно, но понятно, что то ли от затворнической жизни, то ли от неловкости от редкой встречи с дочкой мать говорит в основном мудростями и афоризмами. Так что, может быть, и хорошо, что не всё можно разобрать.
В остальном Юлия выглядит совсем неплохо, если за неплохо считать пятидесятилетнюю женщину, пытающуюся выдать себя за тридцатилетнюю за счёт слишком длинных накладных ресниц и юбки выше колен. Но так как это образ не Высоцкой (я надеюсь), а её героини – сексуальной вампирши окрестных хуторов и посёлков городского типа – то, наверно, так и надо. Отметим самую большую кинороль Лизы Климовой, девочку Асю в роли мальчика Васи, умудряющуюся ловко брать Лизину грудь в свои шесть лет (Робин Аррен из «Игры престолов» ещё лидирует, но у Аси всё впереди), а также Фёдора Лаврова, чьи две экранные минуты стали 105-й его ролью в фильмографии. Уже часа три набежало, небось.
У «Мысленного волка» зрелищный, открытый для интерпретаций финал, фееричный в самом буквальном смысле этого слова. Возможно, и даже наверняка, он перекликается на околорелигиозном поле с непонятным началом. Но и без чёткого осмысления концовка вызывает – не скажу что священный – скорее душевный трепет.
Несомненно, фильм удался, и возвращение Германики состоялось. И не смотрите на пользовательские рейтинги: где миллионы мух, где усреднённое мнение собирательного юзера и где радикальное авторское кино? Вы же не усреднённый – составьте своё мнение.
