В паспорте каждого негражданина на английском написано – Aliens passport.
Alien значит «чужестранец», «чужак», «подданный другого государства», «нелегальный иммигрант» — а также «инопланетянин». Этот момент уже сам по себе вызывает кризис идентичности.
Ксения, созвездие Октан
Я пойду сдавать на гражданство во второй раз. Идея натурализоваться впервые у меня возникла на втором курсе, когда я изучала журналистику в Латвийском университете. До тех пор было банально лень, но дело не только в этом. Мои частые поездки в Санкт-Петербург к друзьям и отсутствие всяческого интереса к политике и в семье, и в школе тоже сыграли большую роль. В семье никто особого значения выборам и гражданским правам не придавал. В школе всегда нейтрально относились к любым переменам. Математика и рейтинг школы, казалось, были важнее гражданского участия.
К моменту, когда я поступала в университет, я уже успела поссориться почти со всеми своими питерскими друзьями и втерлась в компанию классных латышских ребят, которые меня очень тепло приняли. Ко второму году обучения преподавателям удалось изжить из меня прежнюю политическую пассивность. Вдобавок один мой друг предложил съездить в Лондон, погостить у его друзей. Это означало, что мне надо было либо стать гражданкой, либо заплатить круглую сумму за визу. Поездка в Лондон и грядущие выборы показались мне отличным поводом наконец-то натурализоваться, тем более что я на тот момент уже свободно говорила на латышском и историю знала на «отлично». Однако
оказалось, что знать слова гимна Латвии наизусть не значит, что я смогу его грамматически перфектно написать. Экзамен не засчитали. Было обидно, поэтому повторный экзамен я проигнорировала.
С тех пор я примерно раз в год вспоминала о том, что надо бы натурализоваться. Правда, перспектива несколько недель бегать собирать справки и испытывать на себе все 50 оттенков бюрократии всякий раз меня отталкивала. К тому же я больше не студентка и мне надо платить госпошлину в полном объеме, а это почти 30 евро. Это четыре похода в кино или один билет до Берлина, куда я люблю ездить отдыхать.
Всё изменилось в этом году. Сначала после знатной и весёлой попойки в честь Лиго я проснулась в Европе без Великобритании. Потом смотрела на то, как обнималась пара молодых американок, едва сдерживавших слёзы горечи, а на экране телевизора самодовольно улыбался Дональд Трамп. В конце концов, мне надоело, что мой велосипед либо скачет по ямам на тротуарах, либо я молюсь, чтобы меня не сбила машина на проезжей части. Безопасных велодорожек от моего дома до работы нет — улицу Кр.Барона и съезды с Земитанского моста у меня язык не поворачивается назвать безопасными.
Если британцы выбрали Brexit, а американцы Трампа, то, может, хоть в Риге появится руководство, которое будет не делать вид, а по-настоящему учитывать интересы всех участников движения? Ведь, как оказалось,
всё возможно, если подняться с дивана и сходить на избирательный участок.
Анна, созвездие Стожары
Мои родители на заре независимой Латвии пытались разобраться в основах бизнеса и создать свое маленькое предприятие. Несмотря на негражданство, им это удавалось — правда, с переменным успехом. Поэтому в основном все «лихие» 90-е я росла у бабушек. В детстве скиталась из одного двора в другой, и в каждом из них русские держались от латышей подальше. Если контакт и происходил, то исключительно на русском. Бабушки «на кухне» говорили что-то вроде: «русский язык подавляет латышский». Там же возникали следующие истории: «Одного русского ребенка отдали в латышский детский садик, и через некоторое время все малыши залопотали на русском». (facepalm)
Одна из моих бабушек учила меня, как быть пионером.
У нас даже была «Пионерская библиотека» — сборище повестей и романов для юношества, от истории Павлика Морозова до подорвавшегося на мине юного партизана Володи Дубинина. Кроме экзистенциализма (тяготение писателей к этому философскому течению было обусловлено, пожалуй, послевоенным периодом, во время которого они творили) и подстегивания пубертатной тяги к «героизму» с националистическими нотками, я ничего больше оттуда не почерпнула. Помню, как мне повязывали галстук, мне — «последнему пионеру».
Я была словно герой, который спит, но готов пробудиться, когда прозвучит зов Отчизны.
Уже в университете, учась на филолога, я узнала, что понятию «национализм» особенное внимание уделили приверженцы романтизма в XIX веке. Тогда появились и первые филологи, которые зарывались в глубину веков, создавали «народные» песни с лицом автора, проступающим сквозь строки. Я понимаю, в какой красивой обертке могут подать идею российской «Отчизны» или латвийской Tēvzeme. Но каждый раз внутри обертки я вижу что-то нехорошее и не совсем правильное.
Когда ты просто среди людей — никого не волнуют твои корни, когда же дело пахнет политикой, на национализме начинают зарабатывать голоса.
Так вот. Как житель Латвии,
я захотела выкинуть свой «пионерский галстук» в топку, как еще одну ненужную идеологическую дрянь. Вместе со своими обидами,
которые никому не нужны, на которых паразитируют профессиональные националисты.
Я хочу отдать голос тому мэру Риги, который мне понравится. Хочу отдать предпочтение той партии в Сейме, которая мне приглянется. Я больше не хочу отмечаться, как stateless/refugee, чекинясь на Ryanair. Я больше не хочу «ломать» систему, отправляясь в Россию без визы. О последней я мало что знаю, и точно не считаю Отчизной, Родиной или вообще знакомым местом. Да, там разговаривают на моем родном языке, но, по моим ощущениям, это страна «третьего мира», в которой живут очень печальные люди.
Я знаю, что мой родной город — Рига, в которой мне знаком каждый район. Знакомый мне пейзаж мелькает вдоль дорог, и
если я вдруг захочу поцеловать родную землю, то это все-таки произойдет именно здесь.
***
Наш следующий шаг — собрать и подать все необходимые документы. То есть — пройти почти все бюрократические процедуры. Желательно — не в ущерб основной работе. О результатах мы вскоре расскажем. А сейчас мы пошли заранее зубрить правописание гимна Латвии.