Эта пьеса посвящена «роману» художника и власти, который, как мы знаем из истории, всегда заканчивается трагически: в лучшем случае художник лишается своего таланта, в худшем — власть его попросту уничтожает.
Так было и с Осипом Мандельштамом, который после первой отсидки пытался вернуться в литературный истеблишмент и написал оду, прославляющую Сталина (не помогло). И с Дмитрием Шостаковичем, которого разгром его оперы «Леди Макбет Мценского уезда» напугал настолько, что до конца жизни он потом замаливал этот грех при помощи всевозможных кантат к съезду партии и посвящений революции.
Так было и с Михаилом Булгаковым, которого Сталин превращал в послушного раба системы, играя с ним в кошки-мышки. В «Тоталитиарном романе» есть сцена, когда Булгаков и его жена Елена Сергеевна с трепетом ждут телефонного звонка от вождя: Сталин любил давать ценные советы представителям творческой интеллигенции. И от этого рабского «Да, Иосиф Виссарионович…», «Конечно, Иосиф Виссарионович…» мурашки бегут по телу. Если уж создатель «Мастера и Маргариты», где про отношения художника и власти сказано все, не смог устоять перед обаянием зла, то что же говорить о простых смертных…
30-е годы — лишь один из пластов этой пьесы. Другой пласт — положение художника в современных авторитарных режимах Средней Азии. Эту тему автор пьесы Марюс Ивашкявичюс изучил, совершив большое путешествие по бывшим советским республикам. Масштаб творящегося там беззакония его поразил:
то, что сегодня можно наблюдать в Беларуси и России — отсутствие свободы слова, расправа с неугодными, подавление малейших признаков свободомыслия, — в Средней Азии давно является чем-то обыденным.
Чего стоит одна лишь история про гигантский баннер с изображением таджикского президента, который много лет назад повесили на какой-то праздник на многоэтажном доме, да так и забыли снять. Вот и живут люди за этой прогнившей тряпкой, не видя ни солнца, ни окружающего мира. Уж и президент давно сменился, а баннер снять никто не решается…
В 2022-м году в Таджикистане буквально за день до премьеры запретили спектакль по роману Чингиза Айтматова «И дольше века длится день» (кстати, это произведение еще в советское время входило в школьную программу). Властям не понравилась трактовка темы манкуртов — людей, лишенных памяти и превращенных в бездушные рабские создания, полностью подчиненные своему хозяину. Что-то они там увидели издевательское, какие-то намеки в своей адрес… В итоге одного из актеров спектакля арестовали и посадили на 10 лет, других затаскали по допросам. Режиссер был вынужден эмигрировать.
Затем действие переносится в Узбекистан 1970-х, где классик узбекской живописи Урал Тансыкбаев совершает путешествие через пустыню из Ташкента в Нукус, чтобы увидеть свои ранние работы, собранные в музее коллекционера Савицкого. Когда-то в юности Урал был авангардистом, творил в собственной яркой манере, но потом «одумался» и стал образцовым соцреалистом. Предал свой талант, зато занял высокий пост в художественной иерархии и стал лауреатом всяческих премий. Встречи со своей мятежной юностью художник не перенес — в Нукусе он умер.
«Тоталитарный роман» похож на лоскутное одеяло, состоящее из разрозненных фрагментов — реальных и вымышленных диалогов, цитат из литературных произведений, отрывков из автобиографий и писем.
Перемешаны разные герои, эпохи, темы. Сюжет очень плотный и многомерный — расслабиться не удастся. Но расслабляться и не хочется. Наоборот, хочется погрузиться во все это еще глубже.
Не знаю, как кто, а я, придя после спектакля домой, сразу полезла в Интернет искать информацию о музее Савицкого в Узбекистане. И еще раз перечитала оба стихотворения Мандельштама о Сталине — злую эпиграмму «Мы живем, под собою не чуя страны…», за которую поэт попал в лагерь, и оду, благодаря которой он надеялся получить прощение…
Этот проект создала международная команда. На сцене — пятеро россиян (Чулпан Хаматова, Александр Филиппенко, Александр Феклистов, Филипп Григорьян и Елена Фанайлова — все эмигранты, уехавшие из России после начала войны), один латыш — Эгон Домбровскис и один литовец — звезда Клайпедского театра Дарюс Мешкаускас.
Пьесу они читают на русском, на котором она и написана (для Ивашкявичюса русский не родной, но владеет он им в совершенстве). Определенную сложность язык представляет только для одного члена команды Эгона Домбровского, но его акцент вполне оправдан его образом: он играет Коровьева из романа «Мастер и Маргарита», а тот, как мы помним, был иностранцем.
Впрочем, у Домбровскиса еще несколько ролей, в том числе поэтов Осипа Мандельштама и Владимира Маяковского, от лица которых он читает стихи про «кремлевского горца» и «краснокожую паспортину».
Чулпан Хаматова играет Елену Булгакову, Маргариту, Гелу, а также еще одну Маргариту, искусствоведа, которая сопровождает Урала Тансыкбаев в его путешествии из Ташкента в Нукус (в речи этой героини слышатся учительские интонации Раисы Максимовны, которую Чулпан сыграла в знаменитом спектакле «Горбачев» в Театре Наций).
Список ролей Александра Филиппенко тоже немаленький — Урал Тансыкбаев, Голос, Сталин, Воланд…
Такая густота образов — не вопрос экономии.
Подобный ход заложен в самой пьесе, где прошлое перетекает в настоящее, а судьбы героев разных эпох повторяются почти зеркально. Этакое тотальное тоталитарное déjà vu: опять и опять те же грабли…
По одной роли только у Елены Фанайловой (единственной в этой компании не-актрисы — она журналистка на радио «Свобода»), которая невозмутимым голосом судьи зачитывает авторские ремарки, и у литовского актера Дарюса Мешкаускаса, который играет Автора — альтер эго Ивашкявичюса (Дарюс играет Марюса — что может быть логичнее?).
Впрочем, слово «играет» тут, наверное, не совсем уместно. Играют выученные роли, а здесь читка — разминка, легкая игра интеллектуального мускула, проба пьесы на зуб. Во всем этом есть большая доля импровизации: актерские фантазии еще не ограничены строгими рамками режиссерской концепции. Хотя режиссер все-таки есть — это сам драматург Марюс Ивашкявичюс.
Когда я спросила у продюсера проекта, главы компании KatlZ Евгении Шерменевой, что это за жанр такой — читка, она мне целую лекцию прочла.
«Долгие годы читка считалась закулисной работой по осваиванию текста, это был исключительно рабочий материал. Но где-то в конце 1980-х мир захлестнула волна новой драматургии (это пошло из Великобритании). Сам театр еще толком не знал, как с ней справляться, и в моду вошли публичные читки — с невыученными ролями и не выстроенными мизансценами, без движения, сценографии и костюмов, этакие драфты спектакля. Появились фестивали читок, и оттуда вышло целое поколение новых драматургов — достаточно назвать имена британца Марка Равенхилла, немца Мариуса фон Майнбурга, россиян Михаила Дурненкова и Ивана Вырыпаева. Читки стали самостоятельным жанром, и люди начали приходить в театр, чтобы просто услышать новый текст».
Ключевое слово здесь — «услышать». Не каждой пьесе показана публичная читка. Но есть пьесы, которым она необходима. Более того, сценическое воплощение может им только навредить — настолько этот текст самодостаточен. «Тоталитарный роман» — именно такой. Не представляю себе, как из этой пьесы можно сделать спектакль (хотя в Эстонии, в Нарве, на «Свободном фестивале» летом прошлого года поставили как раз спектакль, причем, одну из ролей там сыграл наш Гундар Аболиньш).
Зато я вполне представляю себе такое кино:
«Тоталитарный роман» невероятно киногеничен. Стоит лишь закрыть глаза, как ты увидишь живые картинки.
Вот по пустыне едет «Волга», несущая классика узбекской живописи навстречу гибели… Вот одетые в пижамы Михаил и Елена Булгаковы в поезде, с бокалами шампанского в руках, едут в Батум, чтобы собирать материал для пьесы о Сталине, и неожиданно получают телеграмму: «Нужда в поездке отпала»… Вот автор пьесы Марюс Ивашкявичюс в детстве мечтает поехать в Артек и пишет духоподъемное стихотворение о том, как хорошо живется в Стране Советов, но путевку все равно получает не он, а сын какого-то партийного чиновника…
А вот Воланд со своей свитой возвращается в Россию через сто лет, чтобы устроить там окончательный хаос…
Или положить всему конец.
