Предыдущий рижский Вуди Аллен был дивно хорош — «Пули над Бродвеем», одна из лучших комедий Дж.Дж. Джиллинджера в театре «Дайлес», но дело было давно, 12 лет назад. Сколько народу успело вырасти, быть может, не догадываясь, что знаменитый кинорежиссер, сценарист, прозаик, стендап-комик и джазовый кларнетист по совместительству еще драматург, написавший с 1968 года добрый десяток пьес!
Еще до начала сезона Сергей Голомазов сказал, что «Централ Парк Вест» станет парадоксальным ответом «Собачьему сердцу». Два премьеры — два мира, две системы, диктатура пролетариата против чрезвычайно развитого капитализма, граждане, испорченные квартирным вопросом, против граждан, решивших квартирный вопрос наилучшим образом… «Вуди Аллен сочинил довольно издевательскую историю о людях, которые думают, что живут в центре Вселенной. Но если у тебя за окном райский сад, прекрасный Центральный парк Нью-Йорка, как ты можешь думать иначе? Ты венец творения, у тебя самая дорогая недвижимость на свете, ты на самой вершине цивилизации и пищевой цепочки. Ты ухватил бога за бороду. Ты и сам уже почти бог. Но в финале спектакля на сцене остается мужчина с простреленной ягодицей. Невозможно даже представить себе тот ужас, ту помойку, в которой живут обитатели рая…»
Иными словами, Вуди Аллен в очередной раз устраивает сеанс разоблачения магии, а чтобы зрителю не было обидно, смешит, тормошит, восхищает диалогами. Можно со спокойной совестью изложить сюжет (жили-были со своими и чужими женами преуспевающий адвокат и писатель-неврастеник, а потом всплыла правда о супружеских изменах) — и не раскрыть при этом интригу. Можно расспросить актера Виталия Яковлева о об опыте общения с драматургией Вуди Аллена (что и сделал Rus.LSM.lv) — и только укрепиться в желании увидеть «Централ Парк Вест» на сцене Рижского русского театра имени Михаила Чехова.
— Вуди Аллен как никто умеет иронизировать над собой. Это редкое умение, на самом деле, но что делать актеру, получившему пропитанный иронией текст? Над кем смеяться? Над собой смеяться?
— Если мы будем смеяться над персонажем, это уже будет безумие какое-то и просто некрасиво.
Смеяться — не наша задача. Это задача зрительного зала. Наша задача всё-таки найти в тексте судьбу, найти жизнь.
Чтобы это было не просто развлечение. Чтобы не одни мы, актеры, но и зрители поняли: господи, это же все не только в пьесе, это же и с нами происходит. А если мы будем только шутить, этого не случится. Мы не сможем передать в зал ту прекрасную тяжелую ношу, которая заставляет по ночам упираться в стенку, отвернувшись от телевизора или телефона, и думать, думать…
— Как вам новая роль? Довольны?
— Ну, я не могу быть довольным ни при каких обстоятельствах, потому что не я являюсь тем, кто оценивает результат работы. Но если говорить про тематику роли — да, это любопытно, это интересно. Вообще, любая роль, с которой сталкиваешься, парадоксально совпадает с какой-то твоей внутренней психологической картиной, и всегда есть это ощущение — ах, да я ж как раз с этой проблемой в себе и разбираюсь! И получается двойная терапия: ты раскладываешь по полочкам свое подсознательное, при этом ещё учишь роль и являешься социально полезным элементом, то есть работающим человеком.
— Что для вас премьера? Праздник, выпускной вечер, или скорее экзамен? Когда вы начинаете чувствовать радость от того, что сыграли новый спектакль?
— Наверное, после того, как я его сыграл. К этому долго готовишься. Ты уже привык к пустому залу, к голосу режиссера, к его подсказкам, возмущениям, несогласиям, внутреннему треску переключений, когда режиссер говорит: «Нет, не туда! Виталик, попробуй вот это!» Но
когда в зале появляется зритель, такое ощущение, что ты снова голый, и единственное, что у тебя осталось — персонаж, который сделан, простроен, соединен с другими…
Что-то будет ломаться благодаря зрителю. Что-то будет меняться. Это как первое свидание, которого очень давно ждешь и ужасно его боишься. И только когда оно пройдет, ты вспомнишь все свои неудачи на этом свидании, но будешь рад, что оно всё-таки было.