Режиссер Илья Бочарниковс: «Надо отдавать долги родине»

— Илья, я тут прочла, что вы настаиваете на букве «с» в конце вашей фамилии…

— Когда я жил в Латвии, никогда не идентифицировал себя как Бочарниковс. Я был Бочарников. Приехал в Москву поступать, везде в анкетах писал тоже Бочарников. Перед конкурсом документы перевели, и везде появилась буква «с».

И вот сидит вся кафедра, Олег Павлович Табаков в том числе, читают — Бочарниковс. Табаков поднимает глаза, спрашивает: «Из прибалтов?» Отвечаю: «Да». «Хорошо», — говорит Табаков. Ну, я дальше и пошел в студии МХАТ — Бочарниковс, Бочарниковс. Сохранилось как-то.

С другой стороны, я горжусь, что я прибалт. Я русский по национальности, но всё мое воспитание прошло в Латвии, Латвия — часть моей жизни, и я пока не хочу от этого отдаляться.

— В 11 лет вы пришли в «Йорик». Вас привели или сами рвались на сцену?

— Как-то так само всё получилось. У меня не было синдрома театрального ребенка, который всё детство провел за кулисами и мечтал о сцене, я хотел футболом заниматься. Но потом мне понравилось; в «Йорике» был замечательный педагог Игорь Николаевич Михайлов, ему в тот момент нужен был такой парень, как я, для молодежного спектакля. Уже не помню сейчас, какой именно спектакль, что-то по Айтматову. И я остался в молодежной студии, с профессиональными резекненскими актерами никогда не играл, кажется, только в одной постановке.

— И потом из студии «Йорика» поступили в Школу-студию МХАТ?

— Да, очередная счастливая случайность в моей судьбе. Мы как-то поехали на молодежный фестиваль, в жюри была педагог из ГИТИСа, она подошла ко мне после спектакля и сказала, что во мне есть какие-то способности и мне надо ехать пробовать поступать. Я тогда думал, что могу все горы свернуть. И поехал…

— Вы получили актерское образование, но стали режиссером и педагогом. Почему?

— Я закончил актерский факультет, уже на 4-м курсе меня взяли в театр. Я служил в драматическом театре имени Станиславского. Не существует такой отдельной специальности — педагог актерского мастерства, она как-то передается из рук в руки, и педагоги предлагают некоторым студентам стать ассистентами, а дальше — уж как получится. И вот параллельно моей работе в театре Станиславского мне предложили стать таким ассистентом, мне очень это было интересно, я всё свободное время тратил на это, буквально пожирал своих педагогов. В определенный момент я понял, что преподавание, а позже — и режиссерская работа — выталкивают актерскую профессию. И с театром Станиславского мы как-то полюбовно разошлись, мне кажется, они и не были во мне особо заинтересованы.

Позже я закончил режиссерскую магистратуру у Виктора Анатольевича Рыжакова и уже семь лет преподаю в Школе-студии МХАТ.

— Можно сказать, что в каком-то смысле вы вернулись в Резекне?

— Нет, наверное, так нельзя сказать. Я живу в Москве, в Москве и работаю. Когда в «Йорике» наступил трудный момент, надо было принимать решение внутри самого театра, надо было как-то менять вектор развития, превращаться во что-то профессиональное, другое. Мне показалось, что я необходим театру и городу.

Меня Резекне привлекает тем, что это моя родина, в этом театре очень много дорогих и близких мне людей. Мне кажется, городу, где я вырос, необходим профессиональный театр на двух языках.

Как-то всё это пафосно звучит — отдавать долги родине… У меня мало родных мест. Вот так, чтобы я мог сказать — «это мое, родное». Резекне — одно из двух мест в мире, о котором я могу сказать — мой дом, и я готов помогать.

— Второе место — Москва?

— Да, Школа-студия МХАТ.

— А как случилось, что театр из «Бедного Йорика» превратился в «Йорика»?

— Ой, это давняя история, еще до меня. Ну, «Бедный Йорик» — цитата из Шекспира, понятно. В 90-е годы театр чуть-чуть содержался городом, но в целом был самоокупаемым, зарплаты там были очень маленькими, и решили убрать слово «бедный» из названия, указывающее на эту самую бедность. Может, хотели снять таким образом шекспировское проклятье. И помогло: город взял театр, вскоре «Йорик» получил новое здание, где сейчас работает.

— Мне приходилось слышать в адрес «Йорика» определение «полупрофессиональный театр». Не очень понимаю, что оно означает. Какая-то осетрина второй свежести…

— Я избавляюсь от этого определения, хочу его искоренить. Юридически «Йорик» абсолютно профессиональный театр: для всех артистов работа в нем – основная; это репертуарный театр, выпускающий 10-11 премьер в год; в месяц мы играем 14-15 разножанровых спектаклей. Так что по всем правилам игры мы профессиональный театр. И называемся мы теперь Резекненский театр «Йорик», а не театр-студия «Йорик», как было раньше. Мы городской театр: всё финансирование получаем от Резекненской городской думы, а не от Министерства культуры Латвии.

— Вы часто гастролируете? Я вот за последние лет 10-15 не припомню ваших гастролей в Даугавпилсе, до которого час езды…

— В Даугавпилсе есть свой хороший театр, и если нам в Даугавпилс ехать, то надо предложить что-то уникальное. В нашем плане гастрольной деятельности на первом месте маленькие города — Бауска, Крустпилс и т. д. Хотя мы выезжаем и в Ригу, чтобы привлечь внимание к театру. Пока все-таки гастроли для нас не главное, главное — Резекне.

Мы должны часто менять репертуар, Резекне — небольшой город, и спектакль нельзя там сыграть 50 и более раз, как в больших городах.

Мы должны зарабатывать деньги, а для этого производить разнообразные спектакли для разных зрителей — и для детей, и для подростков, и для взрослых. При этом нельзя идти на поводу у зрителя, даже легкие комедии не должны быть на уровне пупка. У нас совсем молодая латышская труппа, ей несколько лет, и город должен привыкнуть к спектаклям на латышском языке. Мы ищем новых артистов. И главное в нашем векторе развития — чтобы зритель шел в театр.

— Сейчас вы работаете в Бонне и Будапеште…

— Учу американских студентов. В Школе-студии МХАТ есть несколько международных программ, одна из них реализуется с Университетом театра и кино из Лос-Анджелеса. Студенты приезжают учиться европейскому театру в Бонн, тут нет финального результата, тут процесс. А в Национальном венгерском театре у меня скоро премьера — «Король Лир».

— Каким вы видите театр «Йорик» лет так через десять?

— Я хочу сделать большую пристройку возле театра. Я не только художественный руководитель, я еще помогаю своими знаниями решать какие-то и хозяйственно-административные вопросы. У нас не хватает репетиционного пространства: иногда репетируются сразу три спектакля, еще проходят занятия в молодежной студии, поэтому такая в первую очередь репетиционная пристройка очень нужна.

Во-вторых,

я мечтаю о появлении в театре новых людей. Не потому, что мне не нравятся старые, они мне очень нравятся, но любое дело нуждается в молодой крови.

И мы сами хотим воспитать новые лица. Через 10 лет я хочу видеть театр, заполненный зрителями, и за спектакли которого мне не стыдно.

Чуть не забыл похвастаться. В начале февраля мы приглашены на большой международный фестиваль «Пять вечеров» имени Александра Володина в Санкт-Петербурге. Там всегда очень серьезный отбор, и нас пригласили, это наша очередная маленькая победа. Мы популяризируем Резекне, где есть вот такой театр с двумя труппами, работающий на приличном уровне.

— Театр — самое важное для вас? Или есть что-то еще важнее?

— Мои учителя всегда говорят, что театр не самое главное, есть более важные вещи. Но мне кажется, что, когда они находились в моем возрасте, то ответили бы: театр — самое главное в жизни. Для меня работа — самое главное.

• P. S. Знакомство с «Йориком» будет продолжено. В феврале Rus.Lsm.lv собирается на «Компромисс» по рассказам Сергея Довлатова.