Rus.lsm.lv встретился с Антоном Корсаковым в Риге, где только что прошли гастроли «Русского балета» под управлением Вячеслава Гордеева (Корсаков солировал в «Дон Кихоте»).
— Вы родились в Санкт-Петербурге. Можете назвать самые любимые места вашего родного города?
— Театральная площадь, Мариинский театр. Та область, в которой я как раз работаю. Мне 35 лет. И именно тут прошли все мои знаменательные годы. Ну, и еще в некотором отдалении есть самая короткая улица в мире — Зодчего Росси, где я учился в Академии имени Вагановой. С ней связаны имена всех моих педагогов, которых, увы, уже нет в жизни. Так что — Театральная, Мариинский. Причем, именно старая, историческая сцена. Вот как сказать? Там, когда выходишь на сцену, то ответственность просто зашкаливает.
Каждой частицей тела и души чувствуешь и осознаешь, какая плеяда великих, целая эпоха ходила по этому полу.
А в целом, объездив весь мир, могу сказать, что все равно Санкт-Петербург — один из любимейших моих городов — именно по духу, эмоциональному наполнению. Там нет суеты, как в Москве. В Москве постоянно суета — и постоянно всюду опаздываешь. А в Петербурге бывают еще и белые ночи, когда после спектакля выходишь на набережную и просто гуляешь и по-настоящему вдохновляешься.
— Вы помните свой первый приход в Мариинский театр?
— Тут надо сразу сказать, что вся моя семья балетная...
— Да, ваш отец учился в Вагановском вместе с родившимся в Риге Михаилом Барышниковым...
— Да. Поэтому выбора у меня, как говорится, не было. С детства в Мариинском и свой первый приход туда даже точно не помню.
Многие мои коллеги рассказывают в интервью, что вот попали в раннем детстве впервые на «Лебединое озеро» и влюбились в искусство балета. Я о себе такого сказать не могу. Полюбил этот вид искусства очень поздно — лет в 15, когда стал понимать, что балет несет в себе не только внешнюю красоту, но и философию.
И, конечно, подвигли меня на какие-то «трудовые свершения» первые овации, но это было уже в более зрелом возрасте, когда я выходил в партии принца в «Щелкунчике» Чайковского.
Официально же в качестве артиста балета я вышел на сцену Мариинского в 16 лет с подачи тогда худрука балета Махара Вазиева (потом он стал главным балетмейстером миланской «Ла Скала» — Rus.lsm.lv). 16 лет — это тогда нонсенс был. Я танцевал па-де-де в первом отделении «Жизели».
Первый выход на сцену Мариинского был ознаменован моим падением — плашмя! — на пол.
— Опа! И что в результате?
— Знаете, наверное люди моргают медленнее, чем я упал и моментально вскочил. Шок был только у меня. Но Вазиев потом сказал мне, растерянному:
«Вот всегда бы так падал и всегда бы так танцевал!»
— У любого солиста балета есть кумиры в своей профессии. На кого равнялись вы?
— Безусловно, это Михаил Барышников. Впрочем, его я узнал по тому периоду, когда его имя звучало по всему миру (хотя, конечно, оно звучало и во время его советского периода и работы в Мариинском — тогда Кировском театре). Но вот из того советского периода мне еще близок Юрий Соловьев...
— Выдающийся народный артист балета, один из самых молодых народных артистов СССР, трагически ушедший из жизни в самом расцвете...
— Понимаете, сейчас балет не стоит на месте — линии улучшаются, наращивается техника, которая иногда доходит до уровня какой-то супергимнастики (есть сегодня такая тенденция). Но Юрий Соловьев являлся тем уникальным сочетанием балета того времени со всеми его достижениями и балета прежних времен. Классическая манера исполнения на фоне каких-то безумно технических прыжков. Он смог положить старую хореографию на новые возможности.
— Этот классический петербургский стиль в балете сегодня сохраняется?
— Это возможно только при том условии, если есть педагоги, которые передают стиль ученикам, а те, в свою очередь, тоже потом идут преподавать. Сейчас эта тенденция немного видоизменяется, но... Если говорить обо мне лично, то у меня все педагоги были народными артистами.
Они как раз сохраняли тот стиль — танцевать более аккуратно и, если угодно, более манерно. Сейчас это все видоизменяется, потому что у солистов увеличивается число спектаклей и над этим работать некогда.
И даже педагоги не всегда компетентны в этих вопросах. Это проблема современного российского балета, но не мне ее решать.
— В свои 35 лет вы перетанцевали почти все...
— 54 роли.
— «Всего лишь». Есть ли у вас после всего этого мечта?
— Хотелось бы продлить себя в классическом репертуаре. У меня есть, конечно, фаворитные спектакли — «Ромео и Джульетта», «Жизель», «Баядерка»... А далее хотелось бы продлить творческую карьеру и стать педагогом. Для этого я уже сделал многое, получил, например, второе высшее образование — педагогическое.
— В Вагановском?
— Да, все там же. Там, где начинал. Улица Зодчего Росси, которую я в детстве прочесывал десять лет подряд, которая знакома до боли и которую знаю от начала до конца.
