— Два года назад вы продлили контракт с ЛНСО. Вам бы хотелось, чтобы он был бессрочным? Или хотя бы позволил вам руководить оркестром до его 100-летия — то есть еще восемь лет?
— Это сложный вопрос. Вообще-то во всем мире принято, чтобы дирижеры перезаключали договоры через три года, через пять. Я и сам предпочитаю такую модель: бессрочные контракты, как мне кажется, слишком расслабляют. Но это палка о двух концах.
Дирижер, конечно же, заинтересован в том, чтобы работать с оркестром на долгосрочной основе. С другой стороны, оркестр — это тоже личность, со своим менталитетом, со своими потребностями, и музыкантам важно знать, что в определенной точке временной дистанции они имеют право сказать: вот здесь у нас одна глава заканчивается и начинается следующая — быть может, с новым дирижером, с новыми целями. Это как-то сохраняет коллектив изнутри. Да, есть и другие примеры — маэстро Федосеев уже больше 40 лет возглавляет Большой симфонический оркестр имени Чайковского, мы помним эру Мравинского в Ленинграде, эру Светланова в Москве, эру Караяна в Берлине... Но это все же особые случаи, исключительные.
Я думаю, что в нормальной ситуации дирижер работает с коллективом лет десять. Пятнадцать — это уже крайний срок.
— У вас не было предложений возглавить еще один оркестр?
— Откровенно говоря, были, и не так давно. Но
ЛНСО — не просто первый оркестр страны. На мой взгляд, по качеству игры он занимает хорошую позицию в мире, и я точно знаю, что не хочу опускать планку.
Я очень рад, что у меня есть база, коллектив, с которым я могу полностью реализовывать свои, скажем так, художественные амбиции — а параллельно с этим выступать как приглашенный артист на очень крупных платформах, с оркестрами очень высокого класса. И еще один момент.
Окей, ты согласился работать как главный дирижер еще где-то. Но в этой ситуации ты как будто обзаводишься второй семьей.
Ты нужен в двух местах сразу, ты несешь ответственность за все, что там происходит, причем не только в те периоды, когда готовишь собственные концерты, а постоянно. Конечно, на западе есть интенданты или арт-директоры, которые занимаются планированием сезона, в то время как главные дирижеры концентрируются на своих программах, гастролях, записях...
— А у нас это всё — вы.
— Ну, мы большинство вопросов обсуждаем коллегиально, я не авторитарный человек, мне нравится, когда есть какая-то дискуссия по поводу артистических решений, какой-то живой диалог. В коллективе есть сильные личности, и когда они приходят со своими идеями, я всегда пытаюсь эти идеи выслушать, обсудить, понять, вписываются ли они в общий контекст.
Но, конечно, у главного дирижера всегда есть какие-то планы, какие-то проекты, которые надо осуществить, даже если это идет вразрез с желаниями оркестра.
И если я знаю, что это действительно важно и нужно, я могу настоять на своем, сказать: будет вот эта музыка и вот этот дирижер.
— И каких дирижеров вы приглашаете для работы с ЛНСО?
— Прежде всего — тех, что отличаются от меня, обладают теми качествами, которых у меня объективно нет. Понимаете, я еще не встречал дирижеров, которые могут делать на одинаково высоком уровне весь симфонический репертуар — французский импрессионизм, Бетховена и Чайковского, например. То есть технически это, конечно, возможно. Только зачем?
К примеру, есть много дирижеров, которые отлично понимают современных композиторов, но стоит им взяться за какое-то романтическое произведение — сразу возникают проблемы... А нам, как первому оркестру страны, надо играть весь спектр музыки.
— Не так давно я попала на концерт ЛНСО с очень хорошим маэстро за пультом и, скажем так, с не очень хорошим солистом. Очень удивилась. Вы связаны какими-то отношениями с агентствами? Не можете отказаться от артистов, которых вам предлагают?
— Вообще-то мы стараемся выбирать артистов сами. Иногда бывают случаи, когда кто-то кого-то порекомендовал, мол, вот этот солист или дирижер очень достойный, но ты с ним на сцене не встречался, только по записям можешь судить. И
да, редко, но бывают моменты, когда попадаешь впросак, и после первой же репетиции оркестранты приходят и говорят: что такое, почему этот человек здесь?!
Да, есть определенный круг дирижеров, с которыми мы привыкли играть если не каждый сезон, то довольно регулярно — и мы очень счастливы, что с нами Владимир Федосеев сотрудничает (к слову, в апреле ждем его в Риге) или Василий Синайский, наш почетный маэстро, у которого очень долгая и славная история отношений с оркестром... Но, конечно, и музыканты, и публика всегда хотят открывать новые имена, видеть и слышать то, чего у нас еще не было. И ожидания не всегда оправдываются...
Однако сказать, что у нас есть какие-то обязательства перед какими-то агентствами — нет. Взять агентство, которое представляет меня: никто и никогда не настаивал на том, чтобы я ангажировал кого-то из его артистов. Если кто-то оттуда и приезжает, то это стопроцентно мое решение. Скажем, есть такая замечательная пианистка Пламена Мангова. В Риге мы вместе еще не играли, а за рубежом уже несколько раз, в Швейцарии и во Франции. И вот в январе она будет в Большой гильдии исполнять Первый концерт Шостаковича. Это музыкант, которого я знаю и с которым очень хочу работать. (Болгарская пианистка Пламена Мангова — лауреат множества международных конкурсов, европейская знаменитость; в январе 2017 года выступала с ЛНСО и Андрисом Погой в Цесисе, перед этим участвовала в фестивале ARTISSIMO в Юрмале. — М.Н)
— Когда-то вы говорили мне, что считаете ЛНСО лучшим оркестром балтийских стран. Вы и сейчас придерживаетесь того же мнения?
— Абсолютно. Знаете, у нас ведь уже три года подряд проходит Балтийский симфонический фестиваль, и в ноябре будет эксклюзивная возможность услышать все три оркестра в один вечер, в одном концерте. Интересно будет сравнить. Потому что прежде каждый оркестр приезжал и выступал отдельно, и мы тоже ездили в Вильнюс и Таллин. Но
хороший, плохой, лучший, худший — это все относительно, конечно. У каждого оркестра свой характер.
У каждого есть сильные стороны и не очень сильные. Хотя мой личный опыт говорит, что в Риге как-то... исторически... Я, конечно, только по рассказам могу судить, но даже в советские времена в рейтинге оркестров СССР наш, латвийский, стоял очень высоко. На каком именно месте, не скажу. Конечно, после оркестра Мравинского, который был вне конкуренции, и оркестров Москвы... И все же, если брать регионы, оркестры Риги и Новосибирска очень котировались.
Музыканты старшего поколения ЛНСО вспоминают, что каждый год ездили в Ленинград, играли в Большом зале филармонии. Вспоминают с грустью: мол, сейчас мы, конечно, на Западе много гастролируем, но все равно в БЗФ очень хочется.
Ностальгическое такое чувство.
Я это хорошо понимаю.
БЗФ — действительно храм искусства.
Я выступал там с ЗАКРом (ЗАКР — Заслуженный коллектив России Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии, легендарный коллектив Евгения Мравинского и Юрия Темирканова, — М.Н.), а перед этим мы разговаривали в Риге с Марисом Янсонсом, он прекрасно знает этот оркестр, очень много там дирижировал. Спрашивает: что за программа? Симфонические фрагменты из опер Вагнера? Имей в виду,
в Петербурге Вагнера любят. Ну окей, думаю. И только на концерте понял, о чем речь. Стояла удивительная тишина. Казалось, что в воздухе потрескивает электричество. И было ясно: люди молчат не потому, что умеют вести себя прилично.
Нет. Каждый из них знает, что ты будешь сейчас исполнять и как это положено делать. Это не просто интеллигентная публика, это профессиональные слушатели. Они сравнивают интерпретации. Играть для них — очень сильный стресс... но одновременно и большое счастье.
Я только еще один раз ощутил нечто подобное — в лейпцигском Гевандхаузе. Хотя дирижировал и в Вене, и в Берлине, и в Париже...
Тишина в БЗФ и Гевандхаузе — это то, что у меня в памяти останется навсегда. И оба этих оркестра, конечно. Они великолепны. Они небожители.
— А тройку лучших в мире могли бы назвать?
— Ой. Ой-е-ей. Такие рейтинги будут более-менее объективными, если составлять их, оперируя исключительно спортивными категориями: оценивать, например, бюджет коллективов, зарплаты музыкантов...
Понятно же, что чем больше денег, тем и конкурсы многочисленней, и исполнители виртуозней, и престиж выше, и возможностей самые амбициозные проекты осуществлять прибавляется — можно самых лучших дирижеров и солистов приглашать...
Но вот говорить, кто сейчас входит в топ-3 или топ-5, я бы не решился. Это слишком большая ответственность — заявлять, что оркестр Баварского радио лучше или хуже оркестра Берлинской филармонии.
— Востребованные музыканты живут по графикам, составленным на годы вперед. Вам нравится такое положение вещей?
— Да. Это успокаивает — ты можешь сконцентрироваться на определенных вещах, не спеша обдумывать репертуар. Если все происходит в последний момент, это, конечно, добавляет адреналина, что для нашей профессии очень важно. Но
спонтанность я предпочитаю на сцене, а не в планировании.
— Бывает ли, что дирижера мучает навязчивая мелодия? Или это удел простых смертных?
— Да-а-а-а! Очень-очень часто! Ты можешь проснуться в четыре часа утра, потому что она звучит у тебя в голове... И это не всегда та музыка, над который ты работаешь в данное время. И эмоциональному состоянию она не всегда соответствует, не то что бы ты в хорошем настроении веселый мотивчик напеваешь, а в грустном — похоронный марш. Просто всплывает из подсознания, почему — непонятно...
Быть может, ты когда-то играл ее и остался недоволен своим исполнением, своей интерпретацией, это где-то на подкорке записалось, сохранилось и вдруг проявляется. И думаешь: вот что бы я сделал с этой музыкой, если бы дирижировал ею завтра? Есть такое, да.
— Для вас существует музыка, кроме академической? Спеть, ну не знаю... песню Prāta Vētra, можете?
— Вообще-то мне нравится тишина. Дома телевизор стоит, конечно, но я не знаю, работает ли он... И в машине радио не включаю...
Существует ли для меня музыка других жанров — да, разумеется, я в молодости очень много слушал джаз (сейчас, правда, меньше), могу послушать рок, могу послушать даже поп-музыку, но только если чувствую, что артист в нее вложил очень много работы и таланта, знает, почему поет именно эту ноту, почему в мелодии именно такой переход сделан...
По сути, для любой музыки есть лишь один критерий: качественная она или нет.
— Многие рок-музыканты выступают с симфоническими оркестрами. Вы бы хотели поучаствовать в чем-то подобном?
— Я в этом не самый большой специалист. Это как с музыкой барокко: я люблю Баха, Генделя, Вивальди, других старых мастеров, но не очень уверен, что смогу хорошо с ними справиться, потому что тут требуются специфические навыки. Взяться-то можно, только это not my cup of tea, как говорится. Но
у нас есть очень интересный проект — детали пока не могу раскрывать — на следующее лето: сделать совместную программу с одной известной рок-группой.
Чаще всего как бывает? Вот они придумали, что надо какую-то новую краску внести, и просто исполняют свой репертуар, используя оркестр в качестве аккомпаниатора. А
мы хотим показать, что оркестр и рок-группа могут существовать на одной сцене как равноправные партнеры...
— К слову, о партнерстве. В оркестре все с вами на «вы»?
— Нет. Во-первых, есть люди, с которым мы вместе учились в консерватории, и с ними ни о каком «вы» речь, конечно, не идет. Есть старшее поколение — там уже все зависит от конкретного человека.
Иногда тебе очень легко разговаривать с кем-то по-дружески, а иногда интуиция подсказывает — общение надо свести к минимуму. Но так ведь всегда происходит, не только на работе.
Уже при беглом взгляде на человека понимаешь, найдешь ты с ним общий язык или нет. И если нет, а вам вместе делом заниматься надо, это твоя обязанность — укрощая собственное эго, найти решение.
Предположим, ты недоволен тем, как музыкант играет или как себя ведет. Ты приглашаешь его на разговор. И в этот момент, в момент беседы, необходимо от всех своих эмоций отключиться, обсуждать только объективно существующие вещи, факты, вдвоем придумывать какие-то варианты, устраивающие вас обоих.
А нравится тебе человек или нет, это другой вопрос. Ты, может, тоже ему не нравишься.
Вполне вероятно, что так оно и есть. Но это не критерий. Даже солирующему музыканту совсем не просто делать то, что ему заблагорассудится. А тут ты с множеством людей работаешь. Ты обязан учитывать, что они все разные. Школы отличаются, менталитет, опыт, возраст...
Не хочу сравнивать с едой, но все же оркестр — это блюдо из множества ингредиентов. А твоя задача — так все сбалансировать, чтобы было вкусно, а главное — понятно.
— Но дистанцию со своими оркестрантами вы держите постоянно.
— Конечно. Но, знаете, и они тоже держат дистанцию. Она естественна, и разрушить ее — это самая большая ошибка, которую только можно было бы совершить.
— На открытие сезона заявлена очень красивая программа...
— Красивая и долгожданная. Три года назад мы с коллегами из администрации оркестра поехали к Петерису Васксу на дачу, в Аматциемс. Лето, погода фантастическая, место сказочное, настроение у всех прекрасное. Сели за стол, Петерис нам чай заварил, разговариваем о том,о сём, как дела в оркестре, он же регулярный посетитель наших концертов, мы играем его музыку и так далее. Ну вот.
Говорим: дорогой Петерис, есть такая идея. 100-летие страны скоро, мы очень хотели бы, чтобы вы нам написали большое вокально-симфоническое произведение, с хором там или солистами. Он смотрит на нас, смотрит... «Ну, не знаю...» И как его уговорить? Так и уехали ни с чем. Без каких-то конкретных решений. «Я подумаю». Вот и все.
А через несколько дней — звонок: «Большое вокально-симфоническое я не готов создать за такой срок, но я обещал концерт Альбрехту Майеру, первому гобою Берлинской филармонии, и это обещание я хотел бы совместить с вашей идеей...» И мы начали работать.
В результате через три года получили готовое сочинение, масштабное, серьезное. Я бы сказал, что это симфония с солирующим гобоем, а не концерт для гобоя с оркестром, причем партия у гобоя очень сложная, виртуозная, я же сам духовик, я понимаю, что эту партию может сыграть только самого высокого класса профессионал...
Так что это будет настоящее событие — премьера 5 октября в Большой гильдии и 6 октября в «Большом янтаре» в Лиепае.
* Маша Насардинова является редактором издания Pastaiga.ru. Этот материал подготовлен специально для Rus.Lsm.lv.
