— Сергей Анатольевич, у вас какие-то качели умопомрачительные в этом сезоне. После «Фигаро» — «Калигула», после «Калигулы» — «Новогодняя акция». Как вам работается на контрасте?
— Когда работы много — хорошо, когда работы нет — плохо, поэтому работается замечательно. (Смеется.) Ну, какие контрасты? Работа есть работа. Просто у меня выстроились очень тёплые творческие отношения с Таллином, появилась возможность там ставить, и в Риге были обязательства в качестве режиссёра-постановщика. Поэтому очень активный был кусок сезона.
— Наши зрители уже приноровились ездить в Эстонию на ваши спектакли, но ведь скоро, кажется, будут и гастроли. Вам нравится, когда театр срывается с насиженного места и отправляется в дорогу?
— Выезжать, встречаться с новой публикой необходимо, это часть творческого процесса, театр без гастролей вянет, как молодёжь без гулянок… Потом,
некоторые спектакли обладают удивительным свойством: они перерождаются на чужих сценах.
Можно поставить их на родине, очень долго показывать, а потом отправить на гастроли — и там они вдруг начинают жить совершенно новой жизнью и обратно, домой, возвращаются уже другими. Ездить надо много-много-много!
— Таллинская публика сильно отличается от рижской?
— Пожалуй, нет. Русскоговорящей публики в Таллине просто меньше физически, а принципиальных, больших, серьезных отличий я не вижу. Но надо сказать, что я этот предмет прицельно не изучал, хотя он меня интересует.
— Эстонцы считают, что их зритель моложе нашего.
— Знаете, я заметил, что в последние 2-3 года и у нас молодёжи прибавилось — в Театре Чехова. Побольше стало, побольше. Как и латышской публики. Что, как мне кажется, хорошая тенденция.
— У вас в Театре Чехова премьера 15 декабря — музыкальная, новогодняя. Скажите, «Рейс 20-21» был для вас первым такого рода проектом? Вы с ним намучились или это было в радость?
— Это игра. Понимаете, есть драматические спектакли, которые предполагают совершенно другой язык разговора, а есть… Когда я активно работал педагогом в Государственном институте театрального искусства, там на втором или на третьем курсе обычно готовился класс-концерт под названием «Зримая песня». Тут примерно такой же формат: мастерство вокруг озорства или озорство вокруг мастерства.
Надо отключать рецепторы серьёзного отношения к жизни, озорничать и радоваться.
Хотя, с другой стороны, эта радость требует серьёзного ремесленного включения, связанного с вокалом, хореографией, организацией звука и пространства. Но все равно в результате должна быть радостная игра со зрительным залом. Праздник. В противном случае — какое же это Рождество?
— Вам не обидно, что такие вот театрализованные концерты собирают зал быстрее, чем выстраданные, тщательно продуманные и сделанные серьезные вещи, как «Виват, королева!» или «Калигула»?
— Это вечный вопрос, которым задаются все постановщики, все директора, все худруки, работающие в репертуарном театре: какие спектакли кормят театр. Когда я был молодым режиссёром, эта часть репертуара называлась фантиками. Фантики, фантики кормят театр, а не классика и не современная пьеса — хотя современная пьеса развивает театр, а классика… ну, с классикой понятно. А вот фантики — фантики делают кассу.
— Чем «Новогодняя акция» будет отличаться от «Рейса»?
— Жанр и форма, наверное, будут похожи, а драматургию и фабулу мы, конечно, поменяли. Раньше все герои прозябали в аэропорту, сейчас место действия меняется… И оформление посерьезней. Нет, секретов я не раскрою, даже не спрашивайте.
— А можно спросить — вам легче добиться нужного результата от поющего актера или от играющего?
— От умного. Умного и талантливого. Конечно, легче и лучше работать с человеком, который тебя слышит и которому ничего не надо долго объяснять, который все ловит на лету. Надо сказать, что
в Театре Чехова труппа-то славная, достаточно самостоятельная, быстро соображающая, очень мобильная.
Там подбирается и молодое, и среднее поколение актёров, которые имеют отношение к тому, что называется универсальностью — двигаются отлично, прекрасные вокальные данные у многих. И сейчас, как мне кажется, были ценные прорывы в такой хороший драматический театр.
— Сейчас очень интересно ходить в Театр Чехова еще и потому, что видишь много новых людей на сцене — иногда даже не узнаешь их в лицо, программку надо смотреть. Но когда происходит такое стремительное омоложение труппы, когда собираются люди из разных школ, это, наверное, усложняет работу режиссерам?
— То ли везёт, то ли как-то так складываются обстоятельства жизни, что
особо никто этим вопросом — «А ты какой школы? А я МХАТовской, а я вахтанговской, а я учился в Академии культуры, а вы вообще из ВГИКа и идите в другую дверь» — не задается. Просто не до этого. Не до капризов.
Люди приезжают из других стран, перед ними стоит необходимость выжить, включиться в работу, завербовать меня или других режиссёров в качестве партнёров, в качестве союзников, поэтому все нацелены на качественный труд. Честно сказать, я даже чувствую себя в последнее время немножко избалованным в этом смысле. Я говорю — они делают. И не только здесь, но и в Таллине: там в Русском театре тоже много очень интересных молодых ребят, человек семь-восемь-десять. Это хорошо, это замечательно, это создаёт конкурентную среду, новое тиканье сердца театра, и другое совершенно давление, и анализ крови творческой другой, и показатели адреналина сразу вырастают. Все сплотились, все работают, и взаимовыручка, и круговая порука в хорошем смысле этого слова.
— Расскажите про «Фигаро», пожалуйста. Говорят, в Таллине это просто хит сезона, не прорваться.
— Наверное, надо обладать какими-то особыми способностями, чтобы не сделать из этой пьесы хит. (Смеется.) Главное, там хорошо получилось распределение. Есть Граф Альмавива, Александр Ивашкевич, — это абсолютно его роль; есть Сюзанна, Эрика Бабяк, — она из Украины, училась, по-моему, в Москве, но корни у неё эстонские; и есть Фигаро, как мне кажется, очень толковый — Саша Жиленко.
Мы думали-думали — и нашли общую тему для разговора со зрителем. О праве человека на свободу, на свою жизнь. В пьесе это есть, но сейчас по-особенному звучит, что ли… в Таллине, в России, везде на свете…
Я, в общем, немножко про себя делал, и Саша, исполнитель роли Фигаро, про себя делал — сам он, кстати из России… Он рефлексирующий, неврастеничный, очень интересная у него природа актёрская и личность очень интересная.
И музыка вроде подобралась, и Миша Краменко придумал оформление — такое повторение этого немножко китчевого зрительного зала в Таллине. Вы же помните, какой там зал?
— Неприлично красивый.
— До того красивый, что на сцену смотреть невозможно (смеется), хочется разглядывать, что у тебя по сторонам и за спиной. И мы сделали продолжение этой красоты на сцене.
— А какого продолжения ждать зрителям от вас? Что дальше?
— Дальше у меня работа в Таллине — пушкинская проза, «Дубровский», и «Ночи Кабирии». Потом, судя по всему, «Тартюф» в Риге. Ну, посмотрим.
